Но Пальмира славилась не только рынком благовоний, но и лучшими на всем Среднем Востоке фруктами и овощами, сладостями и кулинарными изысками, например нежнейшей ягнятиной, которую трактирщики подавали в жареном виде с пресным хлебом — горячим, только что из печи.
Бедняжка Нефритовая Луна так ни разу и не прогулялась по Городу пальм, так что не имела возможности осмотреть его вблизи или попробовать местные деликатесы. Стены ее комнаты были отделаны розовым мрамором, плитка на полу напоминала узором персидский ковер, но, несмотря на всю окружавшую ее роскошь, супруга Луча Света была всего лишь прекрасной пленницей султана.
Оказавшись здесь в первый раз непосредственно в день прибытия в Пальмиру, китаянка дрожала всем телом от отвращения и страха. Она прочитала вожделение в глазах того жирного и волосатого типа, купившего ее у разбойников-похитителей. Толстый султан, само собой, не знал ни слова по-китайски, так что потребовались услуги переводчика.
— Султан Рашид желает, чтобы вы сообщили ему, из какого китайского города вы родом, — начал переводчик, судя по облику, согдиец, лицо которого было сильно испорчено оспинами. Он владел шестью языками, включая китайский и арабский.
Пока женщина из племени тюркютов вела с султаном Рашидом переговоры о продаже Нефритовой Луны, заломив несусветную сумму, девушка стояла с дрожащими губами, погруженная в полное отчаяние. Потом последовала серия коротких приказов, и ее отвели в ту роскошную комнату, где она теперь и находилась под замком. Войдя сюда, она без сил опустилась на широкую и мягкую кровать под балдахином и разрыдалась.
Конечно, ее путешествие на запад началось при драматических обстоятельствах. Целых пять дней после нападения на оазис тюркюты скакали без устали. А связанную пленницу вез на своем огромном и мощном коне вождь отряда. На ночлег останавливались лишь с наступлением темноты, выбирая укромное и надежное место у подножия какой-нибудь скалы.
Рот пленницы завязывали платком, чтобы она не закричала, но она, боясь гибели плода, и так молчала, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания разбойников и не спровоцировать их на агрессию. Кроме того, она хотела, чтобы они как можно дольше не догадывались о ее беременности.
После пяти дней скачки наутро она была совсем слаба, начался жар, и вождь тюркютов, заметив это, понял, что с пленницей что-то не ладно.
— Со мной все в порядке. Просто ночью кричала сова, и мне не удалось выспаться, — заверила китаянка.
Но случилось непоправимое: она все же потеряла ребенка. Не желая привлекать внимание разбойников, она завернула крохотное, почти неоформленное тельце плода в кусок ткани и постаралась поглубже закопать его в песок.
Дальнейшее путешествие превратилось для несчастной Нефритовой Луны в настоящий кошмар. Дорога от Турфана до Багдада казалась нескончаемой. Отряд миновал целую череду оазисов: после Ярхото, известного китайцам как Цзяо-хэ, примостившегося в лёссовой долине при слиянии двух рек в нескольких днях перехода от Турфана, последовал более длинный переход — через Корла, в северную часть бассейна реки Тарим, а потом вдоль Небесных гор, называвшихся по-китайски Тянь-Шань, прорезанных бесчисленными пещерами, в которых находили укрытие отшельники Большой Колесницы.
Сердце ее болезненно сжалось, когда они добрались до оазиса Куча — родины ее возлюбленного Луча Света! Город был окружен абрикосовыми и сливовыми садами, виноградниками, повсюду созревали плоды — яркие и сочные, впитавшие солнечный свет и тепло…
За время путешествия Нефритовая Луна узнала, что вождя тюркютов звали Калед-хан. Она пыталась отыскать малейшую возможность для побега, но тщетно: ее ни на минуту не оставляли без присмотра.
После достопамятного «коридора песка» — длинной пустынной полосы, где не могли прижиться никакие растения, кроме мелкого колючего кустарника, — по которому отряд передвигался в течение добрых двух недель, показались первые отроги Памира. Затем путники миновали Аксу, где смогли пополнить запас воды, хранившейся в пути в глиняных кувшинах и кожаных бурдюках, — однако для этого пришлось сперва внести лепту в казну местного правителя.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
А потом наступил черед огромного, хаотичного рынка Кашгара, который китайцы называли Каши. Самый удаленный от любых морей город в мире, где квартал торговцев шелком тщательно охранялся вооруженными людьми, дотошно проверявшими каждого, кто хотел войти. Кашгар находился на пересечении двух миров — Востока и Запада, а потому испытывал самые разнородные влияния, превратившись в идеальное место для торговли.
Здесь мало-помалу таяли китайские черты, пронизывавшие культуру и уклад жизни прежних оазисов, уступая место западным веяниям; они проявлялись в изменившихся формах крыш и водостоков, одежды, массе других мелочей. Только шелк, непременный и вездесущий атрибут утонченной цивилизации, оставался верным признаком того, что где-то далеко на востоке существовала империя Тан…
Потом разбойники провезли Нефритовую Луну по безводному плато, копыта низкорослых, но выносливых и скорых ферганских лошадей звонко стучали по каменистой почве. На жаре на их коже выступал странный, красноватый пот, не причинявший вреда животным и явно не свидетельствовавший о недугах.[62] С непривычки это пугало, потом вызывало изумление. Не случайно этих коней называли небесными: легкость, с которой они, не сбавляя темпа, преодолевали огромные засушливые пространства, то, как они мчались галопом по неровной поверхности, не спотыкаясь и не ломая ног — а такая катастрофа могла погубить не только лошадь, но и всадника, — все это делало ферганских скакунов живой легендой.
Несчастная китаянка, не привыкшая к многодневной скачке, не чувствовала своего тела, ей казалось, что ноги, живот, спина онемели, а любое движение причиняло мучительную боль.
После того как отряд покинул Бухару и свернул направо, в стороне осталась могучая Аму-Дарья, и несколько дней они вновь мчались по безлюдной монотонной местности, пока не добрались до Бактрии, а затем и до Исфахана, города персов.
Шелковый путь превратился в узкую тропу, через которую ветер гнал песок, заметая следы караванов: путники должны были постоянно быть настороже в этом диком крае, чтобы не забрести по ошибке в коварную, обманную долину, уводящую в сторону от маршрута и заканчивающуюся тупиком, — в таких боковых отрогах оставалось немало иссушенных песком и ветром трупов злосчастных странников.
И вдруг после многих дней путешествия по безжизненной пустыне фантастическим видением предстал перед ними Багдад — сперва призрачный, дрожащий в мареве, похожий на фата-моргану. Круглые массивные купола из розоватого кирпича венчали бесчисленные дворцы величественного города, раскинувшегося на берегу реки Тигр и давно заслужившего титул заносчивой и независимой столицы.
В Багдаде, также известном как Баудак, поскольку он издревле прославился изготовлением роскошных балдахинов из плотной шелковой парчи, очень дорогой и красивой ткани, которую арабы называли «насидж», Нефритовую Луну сразу же отправили в гарем под присмотр слуг, вооруженных длинными изогнутыми мечами, при ходьбе плашмя ударявшими по ноге сбоку.
— Ты увидишь, повелитель просто без ума от «задних врат». Советую смазать их заранее овечьим жиром, — прошептала на ухо китаянке беззубая женщина, дохнув в лицо смрадом, вызвавшим у Нефритовой Луны приступ тошноты.
В Храме Бесконечной Нити в Чанъане, когда она была любимицей местных рабочих, Нефритовая Луна наотрез отказывалась приоткрывать свои дальние врата, несмотря на многочисленные просьбы партнеров, готовых платить немалые деньги за это дополнительное удовольствие.
— Если он ко мне только приблизится, я без колебаний разобью вазу о его голову! — отрезала она, кивнув в сторону прекрасных керамических сосудов, стоявших у изголовья роскошной кровати.
— В таком случае рисковать будет твоя, а не его голова, поскольку она недолго продержится на плечах… На твоем месте я бы задала вопрос, что лучше сделать, чтобы уцелеть и обойтись малыми потерями, — усмехнулась старуха, разглядывая хорошенькое личико и соблазнительные формы новой пленницы.
