мечтать, о чём бы ты мечтала?
Камайя закрыла глаза и двумя руками сжала халат на груди. Её дом стоял на высоком берегу, и она бежала к нему по бесконечной траве, но не видела его. Берега тоже не было нигде, только склон холма слегка осыпался под ногами, две бескрайних ладони неба и земли смыкались линией недостижимого горизонта, а птица туу кричала из травы, надрывая сердце - «Идэ-э-э, идэ-э-э».
Коричневый, слегка вытертый халат, сшитый одной из лучших портних в Ордалле, впитывал слёзы. Камайя открыла глаза и покачала головой.
- Я потеряла свой путь, - сказала она, пытаясь сморгнуть мокрое с ресниц. - Я получила свободу, но потеряла мечту. Выы унёс её. Куда мне идти, эным?
- Пусть любовь направляет твои шаги, - тихонько сказала эным Варад, гладя Камайю по голове.
- Нет, нет… Не называй это так. Это зов плоти, - пробормотала Камайя, снова и снова вытирая глаза рукавом. - Я больше никогда не поверю мужчине. Я знала, что это не может закончиться иначе. Люди, которых подпускаешь слишком близко, причиняют боль. Мужчинам даже нравится это. Получать власть. Я видела это очень много раз. Они теряют интерес к женщине, как к новому оружию или коню, как только понимают, как владеть ими. А дальше - конюшня или подвес на стене… И там ты доживаешь свои дни в надежде, что господин отвлечётся ненадолго от поисков нового. Снизойдёт до того, что уже давно назвал своим и успел немного забыть… Как дитя забывает игрушку, закатившуюся под комод. А потом надеешься, что тебе позволят упокоиться в кургане рядом с господином, в лучшей твоей сбруе или ножнах. Не заменят на новую диковинку, которую он предпочёл в конце своей жизни. Как только ты склоняешь голову перед мужчиной, показываешь ему свои уязвимые места - ты проиграла. Ты получила табличку над стойлом, но потеряла свободу. Стала одной из многих, предметом, ломая который, господин даже не чувствует вины: он в своём праве, как любой хозяин над своей вещью. Кто просит прощения у вещи? Кто просит прощения у коня, стегая его нагайкой, чтобы бежал бодрее и слушался хозяина?
- Тебя не стегали нагайкой, госпожа, - спокойно произнесла Урут. - И ты не лошадь.
- Ты права. Я не лошадь. И есть удары, которые гораздо больнее, - сквозь зубы проговорила Камайя.
Костерок потрескивал. Эным высыпала в него прогоревшие травы из чаши трубки и пожелала приятной трапезы духу огня.
Ресницы высохли, пальцы почти согрелись.
- Хас Адэр Артай со своим большим хасэном несколько лет кочевал по степи, - сказала эным Варад. - Он приносил жертвы духам холмов и озёр и просил их указать место для строительства города. Но только тут духи откликнулись. Знаешь, как это было, по одной из историй? - Она повернулась к Камайе, и та помотала головой. - Некоторые рассказывают, что его хасэн стоял вон там, под холмом, и ночью, после очередной жертвы, к нему во сне явились все известные духи. Они сказали: «Мы устали ходить за тобой по степи, следуя зову жертвенной крови, и прикидывать, какой холм наиболее благоприятен… Давай договоримся: ты идёшь к тому ближайшему стойбищу на востоке и больше не ищешь ничего. А мы, в свою очередь, просто благословим это место, останемся тут и будем присматривать за ним».
- Всё было не так, - покачала головой эным Урут-дада. - Он устал взывать к духам, которые не хотели поворачиваться к нему, и сказал, что принесёт в жертву самое дорогое, что у него есть. Тогда духи сказали, что указание места для строительства не стоит таких жертв, и они просто проверяли его намерения. Ну что, Варад, пойдём. Гадание мы закончили, праздник тоже скоро закончится, и более расторопные соберут всё серебро с нетерпеливых женихов.
- Вы просто уходите? - изумилась Камайя. - А как же напутствия?
- Ты же не веришь, досточтимая, - пожала плечами Урут-дада. - Ладно. За половину цены ты получаешь половину коня. Но конь, разрезанный пополам, не стоит и ржавого гроша, если тебе нужно куда-то доехать. Мелочность и крохоборство не пристали досточтимым. Только отдавая самое дорогое, можно надеяться на равноценный обмен. Душа без мечты превращается в пепел, но ты обменяла мечту на побег и зовёшь его другим словом. Воля твоя, досточтимая. Воля твоя.
Она развернулась, кивнув, забрала у Варад узелок с камешками и лентами, отряхнула халат и мелко засеменила по холму.
Камайя стояла и смотрела ей вслед, потом сходила к саврасой, что паслась на склоне, и отвязала один из бурдюков, залила костерок, попросив прощения у Сыкваана, привязала бурдюк обратно и посмотрела на стойбище вдалеке. Ветер трепал выбившиеся из пучка пряди волос. Она сунула руку в седельную сумку. Слегка вытертая алая лента, туго скатанная, развернулась на ладони и затрепетала на ветру.
- Я не мелочная, - сказала она, завязывая ленту на вершине каменной пирамидки. - Я бы, наверное, ради… А, какая теперь разница. Какой толк в пустых мечтах… Гатэ, прости меня. Прости. Я виновата перед тобой. Я слаба. Не совладала с твоим подарком. Эта ноша мне не по силам. Мне очень стыдно.
Порыв ветра с юга погладил левую щёку. На миг показалось, что он принёс запах айго, но, конечно, это было лишь игрой воображения. В горле застрял комок.
- Прости, - прошептала Камайя. - Вы все ошибались во мне.
Саврасая тоненько заржала. Камайя резко повернулась: с севера спорой рысью бежал пегий конёк, и пежины на нём были очень знакомыми. Прятаться или уезжать было поздно. Камайя запахнула полы плаща и стояла, глядя, как косы Чимре танцуют над расшитым халатом.
- Не говори ничего, - сказала Чимре, соскакивая на землю. - Ты прощалась со мной, как и дада. Я знала, что ты уедешь. Спустись ко мне,
