Сомова обдало кипятком, и он бешено заработал руками и ногами отгребая прочь и держа курс на слабый еле заметный огонек на далеком‑далеком берегу. Может быть это светился огарок свечи или горел примитивный очаг, сложенный из пары камней в хижине какого‑то рыбака, но для ночного пловца это была единственная путеводная звезда, которую он очень боялся потерять из виду. Несколько бесконечных часов Виктор провел в воде, то отдыхая на спине и глядя в черное затянутое облаками небо, то снова вступая в отчаянную борьбу с приливным течением. Наконец его полностью обессиленного, вынесло волнами на песчаный берег, где он и остался лежать без движения. На какое‑то время Сомов впал в забытье. А когда начало светать, он поднялся на ноги и опухшими красными глазами еще долго смотрел на бескрайнюю водную гладь. Океан был спокойным и пустынным. Не было ни тел погибших моряков, ни обломков судна, не было вообще никаких признаков кораблекрушения. Все было кончено и только сейчас пришло удивление от того, что все получилось именно так, как задумывалось. Находясь в цейтноте, написать заклинание на коленке, совместить его с отдельной закрытой программой, да еще пользуясь стандартными, а не специальными гогглами, чуть ли не на ощупь, втиснуть заклинание в кусок железки, это был уровень очень сильного мага. Ну что же, Эвол Рау воспитал достойного ученика и мог по праву этим гордиться. Сомов зло усмехнулся, стряхнул с одежды прилипшие песчинки и зашагал вверх по тропинке, ведущей к рыбацкой хижине на холме, которая ночью служила ему спасительным маяком. А переваливая через гряду, он в последний раз оглянулся в сторону океана и презрительно сплюнул:
– Я таких пачками делал!
Глава 5. Да здравствует король
Боевой ход на крепостной стене не особо располагал к пробежкам, но это было хоть что‑то. Все лето Сомов не покидал пределы замка, и чтобы поддерживать спортивную форму, ему приходилось делать кружок‑другой по периметру крепости.
Нельзя было сказать, что Виктора насильно посадили под домашний арест. Скорее это был его собственный, во многом, вынужденный выбор. Летние каникулы избавляли от необходимости посещать академию, да и неотложных дел в замке накопилось по горло. Кроме того, требовалось время на то, чтобы начальник тайной стражи утряс все последствия необдуманной выходки Сомова, связанной с посещением альтийского консульства. А ведь поначалу герцог Гросс был в такой ярости, что не хотел никого даже слушать и желал только одного – прикончить непослушного землянина. Пришлось сыграть на нелюбви герцога к иноземцам, а особенно на его лютой ненависти к альтийцам и Виктор, включив разговорный амулет, произнес одну единственную фразу, которой сразу же заслужил прощение:
– Крон, мне нужна твоя помощь, я только что убил тридцать вампиров.
Последствия герцог утрясал в присущей ему манере. Нужно было представить дело так, что корабль с вампирами просто пропал без вести (в море всякое бывает), а барон Сангин на его борт никогда не поднимался. Все, кто мог случайно увидеть Виктора на пристани, когда он садился на альтийское судно или его возвращение, в том числе и рыбак из хижины на берегу океана, угодили в солнечную башню. Там же оказался сын Эвола Рау по подозрению в убийстве своей собственной супруги. На свою беду, сын вампира являлся гражданином Останда и, следовательно, подпадал под юрисдикцию начальника тайной стражи. Сомов сначала подумал, что убийство, послужившее причиной для ареста невиновного молодого человека – это очередная липовая история, которая, как и с сыном господина Абаса была всего лишь хитрой выдумкой герцога, но оказалось, что бедную женщину действительно жестоко зарезали на глазах супруга и буквально вложили ему нож в руку. Игра шла по‑крупному и с судьбами простых людей, как и с их жизнями никто не считался. Виктор от такого подхода крепко разругался с начальником тайной стражи, и выслушал сожаление герцога о том, что зря он все‑таки не прикопал кое‑кого слишком умного в тюремном саду в первую ночь их знакомства. Максимум чего добился Сомов своим протестом, так это освобождения рыбака, вручения ему компенсации за хижину и высылки ничего не понимающего бедолаги подальше от Маркатана. Через арестованного сына на Рау было оказано колоссальное давление (одно приглашение в солнечную башню для опознания трупа своего сына чего только стоило) и гордый вампир не выдержал. Он дал согласие стать двойным агентом, и через него в Альтрон ушла дезинформация, что Сомов якобы в последний момент передумал покидать Останд. Новые данные противоречили тому, что Рау уже сообщал ранее и насколько этому поверили враги, был большой вопрос. Однако, официальных претензий, связанных с исчезновением корабля, Альтария не предъявляла и хранила грозное молчание.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Напряжение нарастало. Это было заметно даже по суете в замке магистра. Частые военные совещания, на которые приезжали союзники по ордену, аврал в научных лабораториях, допоздна работающие предприятия, каждодневная муштра солдат, увеличенное количество постов и охраны. Вокруг крепости расширили полосу отчуждения, вырубив все деревья с кустарниками и расширили ров. Фактически в замке было введено военное положение и все находились в ожидании неминуемой развязки.
Не заставил себя ждать и пришел почтой подарок от вампиров в виде пачки компрометирующих Сомова фотографий. Магистр воспринял факт измены своего зятя с нездоровым интересом. Претензий по этому поводу не было высказано ни одной, но зато было задано много вопросов о том, каковы вампирши в постели. Фривольные фотографии Тессар не только не позволил уничтожить, но и все до единой забрал себе. О том зачем они ему понадобились Вик постарался не думать. Что касается Леноры, то она попыталась было устроить супругу скандал, но нарвалась на презрительно‑насмешливую фразу:
– Пожалуйтесь на меня барону Луграсу.
Наверное, взгляд Сомова сказал больше слов, так как молодая баронесса заткнулась и больше к этой теме не возвращалась. Отношения между супругами стали прохладными.
Зато отношения с Галом Гратом у Виктора только улучшились. Ночами два человека, как и прежде собирались вместе около телескопа. Правда оптический прибор стоял теперь не в обсерватории, а на плоской крыше донжона в крепости магистра. Приятели смотрели в окуляр астрономического прибора и вели беседы об устройстве вселенной, часто переходящие в споры. А когда не хватало слов, Сомов надевал гогглы и начинал прямо в воздухе рисовать золотыми искрящимися линиями формулы, диаграммы и схемы. В такие моменты он был очень откровенен. Виктор рассказывал о развитии земной научной мысли, например, об инфляционной теории или теории струн и тут же предлагал астроному оспаривать предлагаемые модели. В этих спорах Вик впервые начал обдумывать принципы, на которых могло бы работать устройство для перемещения между мирами и от идей, приходящих в голову захватывало дух. Ведь речь шла о времени‑пространстве, которое могли изменить массы сопоставимые с массой галактик. Конечно, это пока были лишь общие размышления и большей частью даже не теоретические, а фантастические, что, впрочем, не помешало тому, чтобы уже сейчас дать название будущему устройству – реверсивный амулет.
В ночных беседах не обошли стороной и историю возникновения вселенной. Как всегда, приятели заспорили и Сомов сообщил, что теория большого взрыва имеет неопровержимое доказательство – эхо того самого большого взрыва, которое можно услышать спустя миллиарды лет, даже сейчас, в обычном радиоприемнике. Оставалось только собрать это «обычное» устройство. Лучшего способа подстегнуть Грата в его работах по электродинамике нельзя было и придумать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Но все это были ночные разговоры, а сейчас на дворе было ясное солнечное утро.
Виктор закончил пробежку и перешел на шаг, восстанавливая дыхание. На стене было гораздо свободнее чем на земле, где все пространство было чем‑то или кем‑то занято. Наверху никто не толкался, здесь легко дышалось и к тому же отсюда хорошо обозревались окрестности.
