пропаганду среди рабочих, за что был выслан за границу, в Германию (1906—1908), там он изучает историю. После возвращения в Россию поступает на историко-филологический факультет Петербургского университета и становится деятельным участником семинара по Средневековью профессора И.М. Гревса. Новые, научные интересы оторвали Федотова от подпольной деятельности. Но сохранились старые знакомства и услуги, оказываемые бывшим единомышленникам, одна из которых – провоз прокламаций – поставила его вне закона, вынудила прервать учебу и эмигрировать за границу по чужому паспорту. Под влиянием Гревса Федотов отправляется Италию и пребывает там со второй половины 1910 до конца 1911 года. По возвращении в Россию он является с повинной к властям, те выносят ему смягченный приговор: высылка на год из Петербурга. Федотов избирает своим местожительством «уютную» средневековую Ригу, где готовится к магистерским экзаменам и защите диссертации. Возвратившись в столицу, он оканчивает Петербургский университет и становится приват-доцентом (1914—1918); параллельно сотрудничает в отделе искусств Публичной библиотеки, где знакомится с церковным историком А.В. Карташевым и самобытным мыслителем-проповедником А.А. Мейером. В обществе этих лиц Федотов быстро двинулся по пути к Церкви. К Февральской революции он отнесся со страхом. После Октябрьских событий Федотов входит в организованное Мейером межконфессиональное внецерковное братство, позже названное «Христос и Свобода», редактирует подпольный христианский журнал «Свободные голоса». Жизненные обстоятельства заставили Федотова вернуться в Саратов, где он стал профессором на кафедре Средних веков Саратовского университета (1920—1922). К началу 1923 года по соображениям принципиального порядка, не желая идти на требуемые от него компромиссы и надеясь обрести более близкую по духу среду, Федотов возвращается в Петроград, но находит там только работу внештатного переводчика в частных издательствах. В это время ему все же удается издать диссертацию об Абеляре (1924). Федотов снова возвращается в мейеровский кружок и вместе с другими его членами приобщается к Церкви.
Новые порядки вынуждают Федотова эмигрировать: в 1925 году он покидает страну и поселяется в Париже: там он выступает как публицист в эмигрантской прессе, преподает в Сергиевском Богословском институте историю Западной Церкви, латинского языка, а затем и агиологию. Из курса лекций выросли три работы: «Св. Филипп, митрополит Московский» (Париж, 1928); «Стихи, духовные. Русская народная вера по духовным стихам» (Париж, 1935); «Святые древней Руси. Х—ХVII вв.» (Нью-Йорк, 1959). Федотов участвует в Русском студенческом христианском движении; на съезде 1927 года завязывается прочная дружба с будущими деятелями Сопротивления: Е.Ю. Скобцовой (матерью Марией; она же Кузьмина-Караваева) и с издателем «Современных записок» И.И. Бунаковым-Фондаминским. Все вместе они выпускают газету «Православное дело». В 1931 году при участии Бунакова и Ф.А. Степуна Федотов основывает журнал «Новый град» (1931—1939, вышло 14 номеров), в котором сотрудничает цвет русской философско-литературной эмиграции. Идея издания – противостоять наступлению безбожия и тоталитаризма, исходя из представлений о свободе и достоинстве человека с христианской точки зрения и из заветов мировой культуры. Этот социально-культурный идеал видится Федотову на путях строительства «нового града», который должен быть построен «нашими руками» из старых камней, но по новым зодческим планам. Федотов одновременно сотрудничает в журналах «Путь», «Современные записки», «Новая Россия», «Числа», выпускает труд «И есть и будет: Размышление о России и русской революции» (Париж, 1932), брошюру «Социальное значение христианства» (Париж, 1933). Со второй половины 30-х годов на почве политических разногласий, обвиненный коллегами по Богословскому институту в «левом уклоне», Федотов расходится с ними. Переживая одиночество, он чувствует свою близость, по свидетельству его жены Е.Н. Федотовой, только с семьей Бердяевых.
Обличавший нацизм русский мыслитель был вынужден в начале 1941 года покинуть Францию; не без чреды препятствий, связанных с военным временем, он добрался до Соединенных Штатов. Первые два года жил в Нью-Хейвене; будучи стипендиатом Бахметьевского фонда – исследователем при богословском факультете Йельского университета, Федотов пишет двухтомный труд: «Russian Religious Mind», «Русское религиозное сознание» (Vol. 1—2. Camb. (Mass.), 1966), составляет комментированную антологию «A Treasury of Russian Spirituality» («Сокровища русской духовности»). Первый труд на родном языке опубликован под названием: «Русское религиозное сознание» в Париже (1988, т. 1); в России том в реферативном изложении представлен в сб. «Проблемы православия в зарубежных исследованиях» (М.: ИНИОН АН СССР, 1988). С 1943 и до конца жизни Федотов преподавал в православной Святовладимирской семинарии в Нью-Йорке, сотрудничал в «Новом журнале», в эсеровском двухмесячнике «За свободу» и других американских изданиях. В 1952 году в Нью-Йорке был посмертно выпущен сборник статей Федотова, а с 1967 года в YMCA-press предпринято издание Полного собрания его статей в шести томах (вышло 4 тома): т.1 «Лицо России» (1967, 1988) (с предисловием Е.Н. Федотовой, из которого были почерпнуты нами многие биографические сведения), т. 2 «Россия, Европа и мы» (1973), т. 3 «Тяжба в России» (1982), т. 4 «Защита России» (1988).
Позднейшее дополнение: Федотов Г.П. Собр. соч. В 12 т. М.: Мартис, 1996—2008. – Вышло в свет восемь томов.
* * *
…Мы имеем здесь дело с одной из роковых тем, в которых ключ к пониманию России и ее будущего
Г.П. Федотов[1063]
«У всякого народа есть родина, но только у нас – Россия», – в этой не то горделивой, не то больше горестной замете, сделанной Федотовым весной 1918 года, – ключ ко всему его последующему творчеству. Отныне мысль Федотова изменяет свое первоначальное, медиевистское русло и сосредоточивается на загадках роковой отмеченности России, а значит – и на разгадках ее бед. Чего стоят одни только названия томов федотовского собрания сочинений: Россия, Россия, Россия…
Впрочем, чтó вело Федотова, какое чувство направляло и напрягало его мысль, можно лучше всего понять из статьи, откуда и заимствована процитированная выше фраза. «Еще недавно, – пишет он тут, – <…> мы не хотели поклониться России – царице, венчанной царской короной. Гипнотизировал политический лик России – самодержавной угнетательницы народов. Вместе с Владимиром Печериным проклинали мы Россию, с Марксом ненавидели ее. И она не вынесла этой ненависти.
Теперь мы стоим над ней, полные мучительной боли. Умерла ли она? Все ли жива еще? Или может воскреснуть? Приблизилась смерть, и, затененные ее крылом, мучительно близкими, навеки родными стали черты ее лица. Отвернувшиеся от царицы, мы возвращаемся к страдалице, к мученице, к распятой. Мы даем обет жить для ее воскресения, слить с ее образом все, самые священные для нас идеалы»[1064]. Эта выдержка из Федотова, которую хочется продолжать, показывает подлинный мотив его неотступных размышлений: это дело не любопытства позитивистски настроенного ума, прикрывающего свою сердечную индифферентность «научной объективностью», это и не «любовь к любви», о которой вскользь упоминает автор; это любовь к лицу, «лицу России» (так и
