И тут из комнаты вышла мисс Клития. Она двинулась к нему своей смешной подпрыгивающей походкой, бочком, но, подходя ближе, стала замедлять шаг.
— Можно приступать? — нервно спросил мистер Бобо.
Мисс Клития смотрела на его маленькое растерянное лицо. Какой безумный страх мечется в его небольших зеленых глазках! Жалкое, алчное, маленькое лицо до чего же оно печальное, как мордочка бездомного котенка. Чего так отчаянно жаждет это маленькое алчное существо?
Мисс Клития подошла к парикмахеру и остановилась. Надо бы сказать ему, что все готово, он может начинать брить отца, но она вместо этого протянула руку и с робкой нежностью коснулась пальцами его щеки.
Потом с минуту испытующе вглядывалась в него, а он стоял, окаменев, как статуя — точно Гермес на тумбе у подножья лестницы.
И вдруг у обоих вырвался крик ужаса. Мистер Бобо бросился бежать, кубарем скатился по лестнице, отчаянно размахивая бритвой, и вылетел через парадную дверь на улицу; мисс Клития, бледная как смерть, покачнулась и вцепилась в перила. Тошнотворный запах лавровишневой воды и средства для ращения волос, отвратительно влажный невидимый клинышек бородки, тупые выпученные зеленые глаза — Боже, к чему она прикоснулась рукой! Нет, нельзя думать об этом лице, слишком тошно, невыносимо.
Из-за закрытой двери больного раздался истошный вопль Октавии:
— Клития! Клития! Где дождевая вода? Папу брить пора, а ты все не несешь, лентяйка окаянная!
Мисс Клития покорно пошла вниз.
Джеральд распахнул дверь своей комнаты и крикнул вслед:
— Что там у вас? Форменный сумасшедший дом! Кто-то пробежал мимо моей комнаты, я слышал. Где вы прячете своих любовников? Неужто непременно надо водить их домой? — Он громко хлопнул дверью, и она услышала, как он воздвигает за ней баррикаду.
Мисс Клития пересекла нижний холл и вышла через черный ход во двор. У старой бочки для дождевой воды она остановилась, и вдруг ее пронзило чувство, что эта бочка — ее друг, наконец-то они встретились, и она торопливо, благодарно обняла ее деревянные бока. Бочка была полна до краев. От воды исходило таинственное, обволакивающее, кружащее голову благоухание, в нем были холод инея, аромат цветов, свежесть ночной росы.
Мисс Клития слегка отстранилась и посмотрела в слабо заколыхавшуюся воду. Ей показалось, что она видит там лицо.
Ну да, конечно же! Это было то самое лицо, которое она столько лет искала, а ей все мешали его найти. Как бы в знак подтверждения, рука прикоснулась указательным пальцем к темной щеке.
Мисс Клития нагнулась ниже, как несколько минут назад нагибалась к парикмахеру, чтобы дотронуться до его лица.
Лицо в воде дробилось, ускользало. Лоб был страдальчески нахмурен, большие глаза смотрели на нее пристально, чуть ли не завороженно, уродливый нос покраснел как бы от слез; старые, в морщинах губы, казалось, никогда больше не произнесут ни слова. Вдоль щек висели темные спутанные волосы — не волосы, а патлы. Лицо пугало ее, переворачивало душу, потому что в каждой его черточке было ожидание, мука.
Мисс Клития отпрянула — во второй раз за нынешнее утро, и та, другая женщина тоже отпрянула.
Она узнала лицо, но что теперь толку? Поздно. Сердце разрывалось от боли, ей казалось, что мучительное полузабытое видение в конце концов все-таки предало ее.
— Клития! Клития! Где же вода? Неси воду скорей! — обрушился на нее вопль Октавии.
Мисс Клития сделала единственное, что только и могла сделать. Ее худое, нескладное тело как бы сломилось, она сунула голову в бочку, в воду, разбив сверкающую гладь поверхности, и стала опускать ее все ниже, в отрадную, ставшую безликой глубину.
Нашла мисс Клитию Бабуля Летти — она вся ушла под воду, только ее стройные измученные ноги в черных модных чулках торчали над бочкой, врозь, точно каминные щипцы.
Старый мистер Марблхолл
(Пер. Ю. Жуковой)
Мистер Марблхолл не совершил за свою жизнь ни одного поступка, даже женился, когда ему было уже за шестьдесят. Вот он идет по улице, совершая моцион. Понаблюдайте за ним, и вы поймете, как бережно старики относятся к себе — ступают медленно и осторожно, как заговорщики, слегка согнувшись, несут себя, точно хрупкую драгоценность. Подолгу стоят на перекрестке и сердятся, что повозки и машины мешают им перейти дорогу, как будто все обязаны при виде их тотчас же остановиться и пропустить. Хотите знать, как выглядит мистер Марблхолл? Его легкие седые волосы коротко подстрижены, в петлице всегда веточка львиного зева. Когда гуляет, в руках массивная полированная трость — чей-то подарок. Как к нему относятся в Натчезе? В глаза все неизменно твердят: «Каким вы молодцом держитесь!» А за спиной спешат объявить друг другу: «Прямо на ладан дышит». На нем теплое пальто из добротного ворсистого твида, он похож в нем на пушистого зверя, который нежится на солнце. Мистер Марблхолл всегда мерзнет и не снимает его даже летом. Он вальяжно вышагивает по Кэтрин-стрит, а вид у него такой, будто он что-то тайно задумал, замыслил и готов к самым неожиданным событиям.
Его жена стоит дома в гостиной и думает, это крупная, похожая на яйцо пожилая дама с торчащими во все стороны, словно бы наэлектризованными волосами и губками бантиком. Всю жизнь она борется со своей застенчивостью, быть на людях для нее крестная мука. Позднее замужество вконец истрепало ей нервы, она чувствует себя как загнанный зверь, которого настигает охотничья собака, напавшая на след среди старых мертвых листьев в лесу. Она бродит по комнате с рассеянным, отсутствующим видом, будто она где-то далеко, за тридевять земель, и кажется, что ее жестоко дрессировали, иначе она была бы неспособна сделать простейшую вещь — например, снять трубку звонящего телефона или надеть шляпку. Но это обманчивое впечатление: она активный член нескольких клубов. Ходит на собрания «Дочерей Американской Революции» и «Союза Дочерей Конфедерации» и вместе с другими щебечущими дамами устраивает чаепития. Когда она нескладно высится над всеми в чьей-нибудь гостиной при свете свечей, все думают: «Откуда она взялась? Как сюда попала?» Собираясь в гости, она скручивает свои волосы в шиш, напоминающий рог единорога. Но это не все: она поет. Мало того, ее всегда просят спеть. Некоторые песни из своего репертуара она сочинила сама (например, «О вы, вечерние деревья»). Голос у нее удивительный: то она взвизгивает, оглушая дам, то гулко ухает, будто кричит в колодец, и мужчины с трудом сдерживают усмешки. Она широко открывает рот, вылетающие из него звуки напоминают вой ветра, который отдается вдалеке жалобным эхом. Знают ли люди, что она пребывает в постоянном недоумении? Дома, защищенная от всех привычной полутьмой, она все думает и думает, пытаясь понять, ее неприбранная голова трясется. Ей вспоминается, как все в Натчезе тотчас же умолкают, стоит ей появиться. Старая миссис Марблхолл, жена мистера Марблхолла… Представляете, она выходит из дома в дождь — ни одна уважающая себя южанка до такого не опустится, а миссис Марблхолл надевает большие закрытые бежевые галоши, которые специально выписала по каталогу, и все ей нипочем. Вот она стоит и озирается — покорная, безрадостная, сонная, окруженная дорогими вещами, истерзанная миссис Марблхолл, все мысли которой сосредоточены на одном: что бы такое приготовить на обед мужу? Сейчас она будет соблазнять его. Чего ему больше всего хочется из тех блюд, что разрешает врач?
Мистер Марблхолл живет в доме своих отцов и дедов. Особняк не так уж велик — портик всего с четырьмя колоннами, но он неизменно притягивает взгляд, точно слепое око тоннеля. К особняку все ближе подступает река, двор за домом заметно уменьшился, но берег укреплен целым лабиринтом волнорезов, которые должны защитить его от покушений Миссисипи. В глубокой нише красной стены вас ожидает парадная дверь — тяжеленная, массивная, из цельного полотна красного дерева, моренного чуть ли не до черноты… Понаблюдайте за ней: в дом то и дело входит кто-то из них. Дверной молоток в виде рыбы с разинутой пастью. Одного взгляда на этот дом довольно, чтобы понять: там, внутри, полумрак, все комнаты забиты старинной мебелью. На стенах большие выцветшие гобелены, ветхие, провисшие складками, всюду изогнутые в виде буквы «S» кушетки. Высокие окна задернуты парчовыми шторами — кажется, что это стоят высокие тонкие злодейки-королевы из итальянских сказок. На всем чехлы, все закрыто, затенено, закутано — конечно, без всякой заботы о красоте, зато тщательнейшим образом. Какой розовый здесь свет! Единственный звук, который услышишь в этом доме, — нежнейший перезвон хрустальных подвесок, когда вдруг слегка качнется люстра. Вот медленно открываются ставни одного из окон дома — ставни идеально смазанные, свежевыкрашенные; такое впечатление, что это поднимаются веки старческих глаз. И тут неслышно появляется маленький мальчик — сын, и выглядывает на улицу, как котенок: у него крошечный нос кнопкой, острые уши и шелковистый пушок на темени.
