— Может быть.
Они поездили еще немного, подождали, не кончится ли дождь.
В доме Рут, при свете, Харрис заметил, что его дама Кэрол странно взглянула на него. Он в это время подал ей поднос со стаканами.
— Так это вокруг вас столько восхищений и вращений? — спросила она, еще не протянув руки к подносу.
— Да, — ответил он. — Я приехал издалека. — С легким реверансом он дал ей стакан, где было покрепче.
— Скорей сюда! — позвала Рут.
В буфетной, пока он ставил на поднос новые стаканы, Рут стояла рядом, а потом пошла за ним на кухню. Ей в самом деле любопытно, что со мной было? — подумал он. Сейчас они стояли близко друг к другу, и губы у нее приоткрылись, а глаза смотрели в пустоту; ревность, казалось, отпустила в ней тормоза. Мокрый ветер с заднего крыльца шевелил ее волосы.
Будто поддавшись какой-то иллюзии, он поставил поднос и рассказал ей о двух пассажирах.
У нее блеснули глаза.
— Какая… глупая история! — Он потянулся за подносом, но Рут яростно схватила его сама.
Телефон опять звонил. Рут пристально глядела на Харриса.
Как будто он заранее сговорился с бродягами.
У выхода из кухни их встречали все.
— Ага! — крикнул один из мужчин, Джексон. — Девочки, он хотел вас разыграть. Рут, сейчас кто-то позвонил и сказал, что у Тома в машине убили человека.
— Он умер? — застыв, спросил Харрис.
— А я все знаю! — крикнула Рут с пылающими щеками. — Он мне все рассказал. Фактически испортили машину! Правда?
— Вечно он попадает в какие-нибудь дикие истории.
— Это потому, что он ангел. — Голос его дамы, Кэрол, прозвучал глухо, потому что она говорила в стакан.
— Кто звонил? — спросил Харрис.
— Старуха миссис Даггет, ей миллион лет — она всегда звонит. Она сама там была.
Харрис позвонил врачу домой и разбудил жену врача. Гитарист был в прежнем состоянии.
— Какое происшествие! Расскажите нам все, — попросил толстый молодой человек. Харрис знал, что он живет в восьмидесяти километрах, выше по реке, и приехал сюда, полагая, что будут играть в бридж.
— Подрались, и всё.
— Нет, он не расскажет, всегда молчит. Я вам расскажу, — вмешалась Рут. — Возьмите же стаканы, ради Бога.
Так происшествие превратилось в рассказ. Харрису он очень надоел.
— Просто изумительно: всегда он с кем-нибудь свяжется, а потом происходит история, — сказала Рут, и глаза у нее были совершенно черные.
— Ах, я им восхищаюсь, — сказала Кэрол, вышла и стала на заднем крыльце.
— Может быть, ты останешься здесь на завтра? — сказала Рут, взяв Харриса под руку. — Ведь тебя могут задержать?
— Если он умрет.
Он попрощался с гостями.
— Поедем в Гринвилл, выпьем кока-колы, — предложила Рут.
— Нет, — ответил он. — Покойной ночи.
— До скорого, — сказала девушка в белом платье. — Так выразился этот человечек?
— Да, — сказал Харрис, выйдя под дождь; он отказался заночевать и отказался от предложения довезти его до гостиницы.
В прихожей с оленьими рогами, под лампой у настольного телефона, спал мистер Джин. Веснушки у спящего выглядели еще темнее. Харрис разбудил хозяина.
— Ложитесь в постель, — сказал он. — Зачем вы тут? Что-то случилось?
— Только хотел сказать вам, что этот поросенок — в комнате двести второй. Под замком, заперт и пристегнут к кровати наручниками, но все равно — хотел вам сказать.
— A-а. Спасибо большое.
— Как честный человек, счел долгом, — сказал мистер Джин. Он был пьян. — Предупредить, с кем ночуете под одной крышей.
— Благодарю, — сказал Харрис. — Утро скоро. Смотрите.
— Бедный Майк не может уснуть, — сказал мистер Джин. — Когда дышит, там у него что-то царапает. А тот еще не скис?
— Пока без сознания. Ничего нового, — ответил Харрис. Он взял протянутую ему связку ключей.
— Подержите у себя.
Тут Харрис увидел, что рука у хозяина дрожит, и придержал ее.
— Убийца! — прошептал мистер Джин. Все его веснушки проступили ярче. — Пришел сюда… и даже сказать нечего.
— Пока еще не убийца, — возразил Харрис уже с улыбкой.
Пройдя мимо комнаты 202 и не услышав ни звука, он вспомнил, что сказал Хнык, когда стоял в наручниках перед больницей и никто его не слушал. «Надоел он мне, чуть что — сразу хвастаться и шум поднимать».
Харрис вошел к себе в комнату и, не раздевшись, не погасив света, лег на кровать. Уснуть он не мог от усталости. Лампочка слепила глаза. Он смотрел на голые штукатуренные стены и такую же белую поверхность зеркала над пустым комодом. В конце концов он встал и включил потолочный вентилятор, чтобы в комнате было хоть какое-то движение и звук. Вентилятор был неисправный и при каждом обороте щелкал, раз за разом. Харрис лежал под ним не шевелясь, одетый и помимо воли дышал в ритме щелчков.
Вдруг он зажмурил глаза. С закрытыми глазами, в красной темноте, он ощутил, что терпение изменило ему окончательно. Это было как приступ похоти. Он вспомнил, как подавальщица опустила чаевые в карман-сердечко, вспомнил Рут — как она стояла у двери, спрятав руки за спиной, и как в нем шевельнулось беспокойное чувство собственника, — ничего не означавшее.
Он знал, что ни на чем этом не задержится. И было почти облегчением, когда мысли его приняли жалостливый оттенок, обратившись к двум бродягам, их распре, которая вдруг вылилась в жестокость — стоило ему только отвернуться. Чем все кончится? В этом тревожном ожидании ему не так больно было чувствовать беспомощность своей жизни.
Вечер был непростителен в каждой подробности. Но слишком похож на другие вечера, и городок слишком похож на другие, чтобы ему с этой кровати, где он лежал одетым, к чему-то еще двигаться — даже к утешению или отчаянию. Даже дождь… и дождь бывал часто, и вечеринки бывали часто, и кровопролитие бывало, не им учиненное… тоже драки, нежданные исповеди, внезапные ласки — и все не его, не ему на память, а достояние людей, чьи города он проезжал, происходящее из их оседлого прошлого, из их скитаний — не скитаний, из их времени. У него же не было времени. Он был свободен, беспомощен. Ему захотелось узнать, что с гитаристом, по-прежнему ли он без сознания, чувствует ли боль.
Он сел на кровати, а потом встал и подошел к окну.
— Том, — раздался голос в темноте.
Он машинально отозвался и прислушался. Это была девушка. Он не видел ее, но она, наверное, стояла на узкой полоске травы под стеной дома. Промочит ноги, схватит воспаление легких, подумал он. А устал он до того, что представлял себе девушку совсем из другого города.
Он спустился и отпер дверь. Девушка выбежала на середину прихожей, словно ее втолкнули с улицы. Это была Кэрол, с вечеринки.
— Вы промокли. — Он дотронулся до нее.
— Без конца дождь. — Она отступила на шаг и посмотрела на него снизу вверх. — Ну, как вы?
— Ничего, хорошо, — сказал он.
— Я все думала, — нервно сказала она. — Я догадалась, что свет — в вашей комнате. Надеюсь, никого не разбудила?
И Хнык спит? — подумал Харрис.
— Хотите выпить? Или хотите, пойдем в «Ночное», выпьем кока-колы? — предложил он.
— Там открыто, — ответила она, показав куда-то рукой. — Я сейчас проходила мимо — «Ночное» открыто.
Они вышли под мелкий дождь, и на темной улице, безмолвно протестуя, она надела его пальто — не пьяная, а женственная.
— Вы меня не вспомнили в гостях, — сказала Кэрол и не посмотрела на него, когда он издал подобающее восклицание. — Они говорят, что вы никого не забываете — в этом-то они точно ошибаются, как я понимаю.
— Они часто ошибаются, — согласился Харрис и поспешно спросил: — Кто вы?
— Мы каждое лето жили в гостинице «Мэннинг», на побережье, я была девчонкой. Кэрол Теймз. Просто танцевала — но вы тогда только начали разъезжать, бывали там проездом… а в перерывах вы разговаривали.
Он усмехнулся, а она добавила:
— Вы говорили о себе.
Они шли мимо высокой мокрой церкви, и церковь отражала звук их шагов.
— Это было не так давно… пять лет, — сказала Кэрол. Под магнолией она протянула руку, остановила его, подняла к нему детское лицо. — Но когда я вас увидела сегодня, мне захотелось узнать, как вы живете.
Он ничего не ответил, и она пошла дальше.
— Вы тогда играли на рояле.
Проходя под фонарем, она опять посмотрела на него снизу. Будто хотела обнаружить на щеке у него легкий тик.
— На большой террасе, где танцевали, — сказала она, продолжая шагать. — Бумажные фонарики…
— Вот это я точно забыл, — сказал он. — Может быть, вы меня с кем-то путаете? У меня пропасть двоюродных братьев, и все играют на рояле.
— Вы опускали руки на клавиши так, будто хотели сказать: «Вот как это делается!» — выпалила она и отвернулась. — Все равно я была от вас без ума.
