«нас много с вами», слышал, как офицеры называли «товарищами» людей из революционной толпы, как солдаты с ружьями и штыками товарищески, братски беседовали с народом…
Сообщения с Петербургом нет целый день. Есть слухи, что предстоит и даже уже произошла смена кабинета, создание министерства доверия во главе с Родзянко. С другой стороны, говорят о временном правительстве…
Март
Ю. В. Ломоносов, 1 марта
Около 9 утра из Бологого сообщили, что царский поезд прибыл туда. Опять звонки в Думу. На этот раз решение последовало: «Задержать поезд в Бологом, передать императору телеграмму председателя Думы и назначить для этого последнего экстренный поезд до станции Бологое». В телеграмме Родзянко указывал на критическое для трона положение и просил свидания. Телеграмма эта была передана под личным моим наблюдением в царский поезд под расписку Воейкова, но ответа не последовало.
Только что я прочел расписку Воейкова и приказал Кожевникову назначить экстренный поезд для Родзянко, как раздался звонок Правосудовича.
– Из императорского поезда ко мне поступило требование дать назначение поезду из Бологое на Псков. Что делать?
Как молния в моей голове пронеслась мысль о всей опасности этого плана: Николай хочет пробраться к армии.
– Ни в коем случае! – отвечал я Правосудовичу.
– Слушаю, будет исполнено!
Но не прошло и 10 минут, как из телеграфа мне передали записку по телефону: «Бологое. Поезд литера А без назначения с паровозом Николаевское отправился на Псков». <…>
Звоню Правосудовичу.
– Как с задержкой литерного?
– Ничего не выходит. Опоздали. В Дне жандармы уже арестовали всех ненадежных железнодорожников и требуют войска для охраны.
– Можно ли пускать туда председателя Думы?
– Не знаю.
Сообщили об этом в Думу. Родзянко послал вторую телеграмму царю; ответа нет. <…>
Стемнело, зажгли электричество. Записка по телефону: «Литерный поезд прибыл в Дно. Государь император прогуливаются по платформе и ожидают приезда председателя Думы». Звоню на Виндавскую: «Председатель Думы еще не прибыл». Бубликов звонит в Думу: «Идет важное совещание между Думским Комитетом и Советом рабочих депутатов. Родзянко сейчас уехать не может, но просит поезд держать. От генерала Рузского из Пскова получен ответ, что он исполнит свой долг перед родиной… Армия с нами».
– Ну, а как же с литерным, Александр Александрович?
– А я почем знаю. Надо ждать, когда кончится говорение… – и Бубликов, хлопнув дверью, вышел.
Звонит Правосудович: «Государь спрашивает, когда приедет председатель Думы. Кроме того, он просит о назначении до Пскова».
Звоню в Думу сам. Подходит Родзянко. Докладываю.
– Прикажите доложить его величеству, что чрезвычайные обстоятельства не позволяют мне оставить столицу. Императорский поезд назначьте и пусть он идет со всеми формальностями, присвоенными императорским поездам. Поняли?
– Слушаюсь. Будет исполнено. Значит, ваш поезд по Виндавской я отменяю.
– Да, но пусть будет готов поезд на Псков. Поедут члены Думы с поручением особой важности. Поняли?
– Отречение?
– Это вас не касается, и таких слов говорить нельзя.
– Слушаюсь.
В. Г. Болдырев, 1 марта
Решается судьба России. Ждем государя в Псков, куда идет его поезд литерный П., уже третий день не имеющий приюта. События в Москве и Кронштадте подтолкнули и ставку на решительную телеграмму государю, причем Алексеев умоляет его для блага России и династии теперь же, немедля, объявить об избрании правительства, облеченного доверием народа. <…>
Только что вызывал меня к аппарату Клембовский, из разговора выяснилось, что ставка, при поддержке великого князя Сергея Михайловича, уже ставит точку над i, указывая на Родзянку как на человека, пользующегося доверием и способного стать во главе правительства. <…> Большую роль во всем этом сыграло решение адмирала Непенина, командующего Балтийским флотом, он первый признал Исполнительный Комитет Государственной Думы и, может быть, спас от анархии флот. <…>
Странно складываются события: неограниченный монарх, лишенный опоры, бродит по своей стране и просит одною из своих главнокомандующих о беспрепятственном проезде через Псков. Этому городу и Рузскому, видимо, суждено сыграть великую историческую роль; здесь, в Пскове, опутанному темными силами монарху придется вынужденно объявить то, что могло быть сделано вовремя. <…>
Лукомский передал, что Алексеев занемог, видимо, сломленный последними событиями. Я сказал Данилову, что сегодня вырос надо кончить, что завтра уже будет поздно. Видимо, они с Рузским решили, да другого выхода и нет.
М. М. Пришвин, 1 марта
По телефону: «полковник» застрял в Малой Вишере, к нему поехали Родзянко и Гучков отбирать подпись об ответственном министерстве. Есть слух, что телеграмму царя: «Подавить во что бы то ни стало» спрятали под сукно. Полковница под арестом. Шах и мат.
Александра Федоровна, 2 марта
Ясно, что они хотят не допустить тебя увидаться со мной прежде, чем ты не подпишешь какую-нибудь бумагу, конституцию или еще какой-нибудь ужас в этом роде. А ты один, не имея за собой армии, пойманный, как мышь в западню, что ты можешь сделать? Это величайшая низость и подлость, неслыханная в истории, – задерживать своего государя. Теперь Павел (П. А. Романов, великий князь – прим. авт.) не может попасть к тебе потому, что Луга захвачена революционерами. Они остановили, захватили и разоружили Бородинский полк и испортили линию.
Может быть, ты покажешься войскам в Пскове и в других местах и соберешь их вокруг себя? Если тебя принудят к уступкам, то ты ни в каком случе не обязан их исполнять, потому что они были добыты недостойным способом.
Николай II, 2 марта
Утром пришёл Рузский и прочёл свой длиннейший разговор по аппарату с Родзянко. По его словам, положение в Петрограде таково, что теперь министерство из Думы будто бессильно что-либо сделать, т. к. с ним борется социал-демократическая партия в лице рабочего комитета. Нужно мое отречение. Рузский передал этот разговор в ставку, а Алексеев всем главнокомандующим. К 2½ час пришли ответы от всех. Суть та, что во имя спасения России и удержания армии на фронте в спокойствии нужно решиться на этот шаг. Я согласился. Из ставки прислали проект манифеста. Вечером из Петрограда прибыли Гучков и Шульгин, с которыми я переговорил и передал им подписанный и переделанный манифест. В час ночи уехал из Пскова с тяжелым чувством пережитого. Кругом измена и трусость и обман!
Н. А. Артоболевский, 2 марта
Три часа ночи. Надежды на приезд генерала Иванова рухнули. Он ничего не сделал. Сегодня в городской ратуше было заседание гарнизонного комитета, на которое я приехал с большим опозданием из-за тревожного положения в батальоне. Узнал там, что эшелон генерала Иванова
