ликованием по поводу того, что наступил «конец засилью капитализма», в бумажке ничего не оказалось.
На углу 1-й линии и набережной мы присоединились к кучке, читавшей ходивший по рукам бюллетень, озаглавленный «Известия». Это единственное, если не считать лоскутка, сунутого в руку нашей кухарке, виденное за всю прогулку печатное слово. В этих «Известиях» имеется сообщение с фронта, а за ним распоряжение Временного правительства: текст приказа о роспуске Государственной думы (уже показалось сегодня странным увидать подпись «Николай») и тексты двух телеграмм Родзянки царю с предостережением об «опасности для династии». Так как листок был один и обладатель его вскоре скрылся, то мы его и не дочитали.
На улицах и площадях, покрытых снегом и залитых солнцем, все кажется празднично-прекрасным. Уж не предсмертная ли это красота Петербурга?
Б. В. Никольский, 28 февраля
Сижу дома с больною ногой и простудой и никуда не в состоянии сунуться; телефон уже не звонит ни к нам, ни от нас, и неизвестность о происходящем полная. Заходил утром Евреинов, пробродивший вчера весь день по улицам, отдохнул у меня душой и поражался моему спокойствию. Но я не вижу ничего сверхъестественного: полный хаос, Ходынка, и все решит организованная военная сила. В Петрограде и вообще в тылу ее нет. У мятежников нет офицеров.
Это просто бунт черни, застигший всех врасплох. Ни плана, ни программы, ни идеи, ни руководства я не вижу. Плохо будет, когда подойдут верные войска: тогда погаснет электричество, прекратится вода, – во время боя на улицах иначе быть не может.
Судя по всему, анархия полная и безусловная. Только извне может явиться организованная сила; без нее все равно ничего ни у кого не будет и быть не может. <…>
Из наших окон все видно как из ложи. Толпа трусливая, неорганизованная и присматривающаяся к безнаказанности. Солдаты бродят без оружия. Стрелки, 1-го запасного, летчики, Кексгольмцы, Измайловцы, Павловцы 170-го полка, Гвардейский экипаж, Балтийский экипаж и неизвестные мне. Преображенцев не видал, хотя между ними, говорят, бунтующих немало. Все это мгновенно скроется перед организованною властью. Близ их, где-то на Фонарном – кажется, действительно в доме Евангелического общества – штаб-квартира, и потому непрерывно носятся моторы туда и назад. Похожи на солдат только чины Гвардейского экипажа. Прочие выглядят самыми убогими запасными. <…>
Но чем все это разрешится – сказать не берусь. Наш обожаемый… Бог с ним. Я говорю: англичане взяли Багдад, теперь надо русским брать Петроград. Прислуга сообщает, что на улице ждут мятежных войск из Москвы. Все это не страшно, и я не боюсь никого, кроме возлюбленного и обожаемого, а надеюсь только на бравого генерала. По-моему, сейчас достаточно одного хорошего полка, – разумеется, для начала: спокойные элементы примкнут автоматически.
У нас под окнами убили черносотенную старуху, обличавшую бунтующих солдат.
«Известия Центрального Исполнительного Комитета и Петроградского Совета Рабочих и Солдатских Депутатов», 28 февраля
К населению Петрограда и России.
От Совета Рабочих депутатов.
Старая власть довела страну до полного развала, а народ до голодания. Терпеть дальше стало невозможно. Население Петрограда вышло на улицу, чтобы заявить о своем недовольстве. Его встретили залпами. Вместо хлеба царское правительство дало народу свинец. Но солдаты не захотели идти против народа и восстали против правительства. Вместе с народом они захватили оружие, военные склады и ряд важных правительственных учреждений.
Борьба еще продолжается; она должна быть доведена до конца. Старая власть должна быть окончательно низвергнута и уступить место народному правлению. В этом спасение России. <…> Все вместе, общими силами будем бороться за полное устранение старого правительства и созыв Учредительного собрания, избранного на основе всеобщего, равного, прямого и тайного избирательного права.
3. Н. Гиппиус, 28 февраля
«Известия» Совета Рабочих Депутатов: он заявляет, что заседает в Таврическом дворце, выбрал «районных комиссаров», призывает бороться «за полное устранение старого правительства и за созыв Учредительного собрания на основе всеобщего, тайного»… и т. д.
Все это хорошо и решительно, а вот далее идут «воззвания», от которых так и ударило затхлостью, двенадцатилетнею давностью, точно эти бумажки с 1905 года пролежали в сыром подвале (так ведь оно и есть, а новеньких и не успели написать, да не хватит их, писак этих, одних, на новенькие).
Но… даже тут – не говоря о других воззваниях и заявлениях Совета Рабочих Депутатов, с которыми уже по существу нельзя не соглашаться, – есть действенность, есть властность; и она – противопоставлена нежному безвластию Думцев. Они сами не знают, чего желают, даже не знают, каких желаний пожелать. И как им быть – с царем? Без царя? Они только обходят осторожно все вопросы, все ответы. Стоит взглянуть на Комитетские «Известия», на «Извещение», подписанное Родзянкой. Все это производит жалкое впечатление робости, растерянности, нерешительности.
А. В. Тыркова-Вильямс, 28 февраля
Сейчас Родзянко толкует с Гучковым, пишет телеграмму царю. Вот они там что-то сделают. Было тяжело смотреть. «Ведь вы все-таки, господа, народные представители, у вас положение, авторитет». Жмутся. Пришла Панина. Она все время стояла на углу Сергиевской и Литейного, наблюдала солдат. «Они ждут приказа. Ждут членов Думы. Идите к ним. Возьмите их в свои руки. Ведь это растерянное стадо». Ее слушали молча. Или говорили: «Пусть они сначала арестуют министров». Но эти разговоры по телефонам дошли до Милюкова. Он пошел на улицу и привел солдат к Думе. Это было около 2-х часов. Сразу картина стала меняться. Явился центр, к которому потекли и люди, и сведения. На крыльце левые депутаты говорили речи солдатам и молодежи. Скобелев призывал к сдержанности и порядку взвод преображенцев. Рябой солдат смотрел ему в рот, кричал: «Ура! Точно так!».
Солдаты держали себя сдержанно и неуверенно. Многие признавались – страшно! Двум смертям не бывать и т. д. Офицеров не было. Командовали несколько человек штатских, которые случайно начали распоряжаться. В этот первый день революции никакой руководящей организации не было. Все началось стихийно, как долго копившийся прорыв. Только в три часа слышала я, как небольшая группа, опять-таки штатских людей, отдавала приказы об аресте членов правительства.
П. А. Сабуров, 28 февраля
Победа повстанцев более и более обозначается. Семеновский полк примкнул к движению. Полиция исчезает и прячется, остаются еще на крышах и в слуховых окнах полицейские с пулеметами и от времени до времени стреляют на улицу. Разгромлена вторая тюрьма «Кресты».
Комендант Петропавловской крепости вызвал одного из членов Думского Комитета для переговоров, окончившихся занятием крепости революционными войсками. Все политические арестанты выпущены. <…>
Командующий Петроградским округом
