1875 г. Морис Бастье вспоминал кровавые драки, которыми неизбежно сопровождались вотивные праздники в деревнях Тарна. Он радовался, что "варварские обычаи" к тому времени исчезли. Но это было не совсем так. Данные из Бретани и Пиренеев свидетельствуют о том, что произошел перенос, что серьезные столкновения продолжали происходить, но в рамках современных институтов - политического соперничества или призыва в армию. Но публичное насилие и групповые драки сегодня вряд ли могут быть приведены в качестве доказательства архаизма. Важен их контекст и причины: к концу века они носили отпечаток и использовали терминологию современного мира.
По словам военного обозревателя 1863 г., "безумное, шумное веселье" карнавала было одним из видов его использования: "В эти дни веселья и разгула дух сельских жителей взлетает; гротескные переодевания, шарманки, песни возбуждают веселье одних, законное раздражение других; поэтому они не только пробуждают воображение сельских поэтов, но часто служат поводом к ссорам и опасным потасовкам"?.
О том, что у карнавала, который в те времена проходил от Крещения до Пепельной среды, была какая-то особая функция, похоже, никто не задумывался. Оживляющие и очищающие цели ритуального обряда, игнорируемые высшими слоями общества, оказались в значительной степени забыты и его участниками. Связи, которые маски периодически восстанавливали между мертвыми и живыми, профилактическая магия костров и развеянного пепла, сочувственная магия переодевания и игры, символическое искупление самого Карнавала, несущего в пламя грехи общины, превратились в сезон розыгрышей, шуток и дурачеств. Однако даже они могли быть чреваты
Беспристрастный рассказ военного наблюдателя дает все необходимые подсказки, чтобы понять, почему все, что имело хотя бы малейший оттенок традиционного ритуала и ликования, вызывало беспокойство официальных властей".
Маскировка, грубая музыка, сатирические песни и стихи, потенциально подрывные и критикующие деревенских знатных особ, несли в себе семена проблем. Процессии и контрпроцессии могли легко столкнуться, как это произошло в Пуйи-сюр-Луар, где в Пепельную среду группа молодых людей устроила шествие, высмеивая и издеваясь над кающимися; молодые люди в белых рубашках и хлопковых чепцах с торчащей соломой, почти скрывавшей лицо, несли цепи и горшки, наполненные вином, и хлестали друг друга по городу, вызывая негодование более набожных. Даже в маленьких деревушках враждующие группировки устраивали танцы, надевая красные или белые чепцы для обозначения своей принадлежности, а мужчины в масках, подстрекаемые своими женщинами, вступали в драку. В качестве альтернативы, но не менее серьезной, можно услышать о "переодеваниях, направленных на оскорбление чести и репутации мэра и священника". Виновные подвергались суровому наказанию".
Особый страх у властей вызывала возможность политического содержания. За этим тщательно следили, а намеки на политические и социальные темы, высказывания критики и оппозиции быстро пресекались. Окончательный приговор раздутому Карнавалу, обреченному на смерть с наступлением Великого поста, давал возможность осудить богачей, "живых оскорбителей крестьянской трезвости", если не приводил к более явным политическим заявлениям. В Бри Карнавал включал в себя "суд над маркизом и маркизой". В Варе мы слышим о политических сенсациях, которые он мог вызвать.t Политическая напряженность 1850-х годов принесла властям богатый урожай подобных нарушений.
В Волонне (Бассес-Альпы) священник стал объектом "морального и нерелигиозного" маскарада, организаторы которого попали под суд. В Волонне (Бассес-Альпы) священник стал объектом "аморального и нерелигиозного" маскарада, организаторы которого попали под суд. В нескольких местах военные, помешанные на тайных обществах, посылающих друг другу сигналы на манер могикан Джеймса Фенимора Купера, тушили костры, зажженные в честь праздника. В Брее (Сомма) мэр запретил носить маски после заката, а жандармерия вмешивалась, когда собиралась недисциплинированная молодежь, "чтобы петь и устраивать беспорядки". Население, казалось, было готово не подчиняться правилам, пока его не заставили замолчать. Две бригады жандармов и одна рота пехоты, присланные из соседней Перонны, "произвели очень хороший эффект"?
Империя исчезла, но подозрительность к народным гуляниям не исчезла. В феврале 1877 г. мы узнаем, что во время фарандола в Арль-сюр-Те (Пиренеи-Ориенталь) драка между республиканцами и легитимистами была едва предотвращена благодаря вмешательству жандармерии. Та же напряженность угрожала и карнавалу 1878 г.: противоборствующие стороны стремились провести отдельные танцы. Политика нарушала единство великих сезонных церемоний. Национальные проблемы и национальные разногласия осложняли местные и способствовали их акцентированию.
Вмешались они в них и другим способом. Со времен революции фестивали были признаны полезными дидактическими инструментами для формирования желательных установок. Конституция 1791 г. предписывала учреждать национальные фестивали "для сохранения памяти о Французской революции, поддержания братства
между гражданами и связывать их конституцией, отечеством и законами". Выражение энтузиазма, пусть даже искусственное, должно было создать энтузиазм - побудить или укрепить приверженность режиму или вероисповеданию. С этой целью официальные праздники конкурировали с традиционными, которые в итоге и были подавлены. Преемники Революции последовали ее примеру: 25 августа при Людовике XVIII, 4 ноября при Карле X и 1 мая при Луи Филиппе были посвящены королю.
Архивы свидетельствуют об очень серьезной работе по созданию праздников там, где их еще не было. Мэры и муниципальные советы должны были организовывать праздники и отчитываться об их успехах. Работать было запрещено. Предусматривались праздничная иллюминация, колокола, фейерверки, танцы, религиозные службы, раздача милостыни. Документы переполнены почти безграмотными отчетами, свидетельствующими о скромных усилиях, большой бедности и незначительном успехе - отчасти потому, что в условиях нехватки средств сельские жители берегли то, что у них было, для традиционных праздников.
Субсидии, выделяемые префектом или богатыми горожанами, обычно позволяли создать капральскую гвардию из нищих, чтобы прославить имя короля после того, как раздача хлеба или бочки вина привлекла внимание публики, но чем беднее был приход, тем меньше было шансов получить такие средства. В Аспре в Пиренеях-Ориенталях "помощь не была столь многочисленной, как вдохновение праздника, чтобы мы могли ее оказать, несмотря на то, что мы старались возбудить". В то время как в Сент-Иполите (Ste): "Jai fait publié par le Crieur public la veille dans toute la Commune que personne ne pouvait travaillé messieurs les avitans de la commune ont violé la loi une grande partie."
Крестьяне вообще неохотно отказывались от работы ради этих новых праздников, и особенно их раздражала ноябрьская дата, выбранная Карлом X, когда холод и дожди ограничивали возможности для развлечений, а ведь предстоял озимый сев или другие обязанности, которые нельзя было откладывать". Это еще более верно в отношении 6 октября, дня национального траура по казни Людовика XVI, когда даже обещание танцев не могло смягчить неприятные последствия вынужденного безделья. Этот праздник ушел вместе с Бурбонами, а Луи Фи-липпу посчастливилось, что день его святого пришелся на первое мая, которое уже давно ассоциировалось с народным праздником. Благодаря совпадению с Первомаем,
