растить свой дух, крепить и воспитывать инстинкт своего национального самосохранения, по-своему трудиться, строить, властвовать и молиться. Настоящий русский есть прежде всего русский, и лишь в меру своей содержательной, качественной, субстанциональной русскости он может оказаться и «наднационально» и «братски» настроенным «всечеловеком»… Национально безликий «всечеловек» и «всенарод» не может ничего сказать другим людям и народам». Говоря о патриотизме, Пушкин возражал скептику Чаадаеву: «Война Олега и Святослава и даже удельные усобицы, – разве это не та жизнь, полная кипучего брожения и пылкой и бесцельной деятельности, которой отличалась юность всех народов? Татарское нашествие – печальное и великое зрелище. Пробуждение России, развитие ее могущества, ее движение к единству… оба Ивана, величайшая драма, начавшаяся в Угличе и закончившаяся в Ипатьевском монастыре, – как, неужели это не история, а бледный полузабытый сон! А Петр Великий, который один есть целая всемирная история? А Екатерина Вторая, которая поставила Россию на пороге Европы? А Александр, который привел Вас в Париж? Клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков, какой нам Бог ее дал».
Полагаясь на такой национальный характер, можно уповать на то, что первый же действительно национальный лидер, который с болью за отечество укажет на рационально обозначенный путь национального спасения и возвышения, может смело рассчитывать на жертвенный отклик полутораста миллионов россиян, на десятки миллионов русских за пределами РФ, на людей русского этнопсихологического кода и культуры.
* * *
Вторая наша надежда – обширность территории России. И в своей усеченности Россия владеет первой по обширности территорией планеты. В мире нет более обширной равнины, чем та, которая распростерлась от Валдая на западе и до Берингова пролива на востоке, от казахской степи на юге и Северного Ледовитого океана на севере – 17 тыс. кв. километров, вдвое больше территории Соединенных Штатов. С юга на север – это преимущественно равнина – пустынная степь, обширные леса и жестокая своим зимним холодом тундра. С востока на запад – это долины великих рек: Лены, Оби, Енисея, Волги, Днепра. Старые горы (типа Уральских и Восточносибирских) не являют собой подлинных препятствий при перемещении.
Особенностью огромной российской территории является отсутствие естественных и отчетливо определенных рубежей внутри. В России даже великие перечисленные реки начинаются едва заметно на небольших холмах и плоскогорьях. «Россия до того равнинная страна, – пишет философ В.В. Розанов, – что, всю жизнь живя и даже совершая большие поездки, можно все-таки не увидеть ни единой горы». «Даже Уральский хребет, – пишет русский политолог и геостратег Н.Я. Данилевский, – один из ничтожнейших, по проходимости – один из удобнейших; в средней его части, около Екатеринбурга, переваливают через него, спрашивая у ямщика: да где же, братец, горы? Далее честь служить границей двух миров падает на реку Урал, которая уже совершенно ничто». Эта плоская территория – громадная специфическая область в центре евразийского континента, состоящая из соединенных между собой равнин, доминирует над Евразией. Эта цельность территории – наше несравненное богатство. Она позволяет надеяться на быстро проложенные транспортные артерии, которые свяжут ее воедино и навечно.
Но чтобы воспринять колоссальный дар наших предков – нашу территорию до Тихого океана, – мы должны, мы просто обязаны научиться иначе смотреть на карту своей страны. До сих пор мы смотрим, как на свою, на территорию России до Урала – обозревая другие две трети как некое приложение к Великой русской равнине. За Уралом, на огромных освоенных нашими предками территориях живут всего 27 млн. человек, и при продолжении современных демографических процессов (рождаемость в 1,4 ребенка на семью) мы потеряем дар Ермака и Дежнева около 2030 года.
Мы просто обязаны – как народ – повернуться к просторам Сибири и Дальнего Востока вплоть до Владивостока. (Напомним один из способов американского заселения прерий. В свое время каждый солдат федеральной армии в войне американских Севера и Юга получил т. н. гомстед – определенный земельный участок на американском Западе. Почему не отдавать массивы этих территорий ветеранам Афганской и чеченских войн – если уж все любые другие виды компенсации так затруднены?)
Мы просто обязаны увидеть в Енисее, Оби, Лене свои реки, а не экзотические фантазмы путешественников. Особенно привлекательны верховья Лены – удивительные по красоте и климату места севернее Байкала. Экстренно необходимо создание Министерства Сибири и Национального агентства дорог. Мы должны, обязаны освоить массив, полутысячей километров севернее Красноярска, Омска, Читы, Хабаровска, Владивостока. Именно здесь национальные территории могут продаваться участками – пока есть сибиряки и беженцы из бывших советских республик, которые ценят землю и способны противостоять континентальному климату.
Взгляд на Зауралье должен быть взглядом на корневую Россию, как на истинно жилой край, а не как на холодную кладовую. Только так Россия сможет сохранить свою удивительную территорию, которая непременно удивит мир геологическими находками. А биотехнологическая революция создаст морозоустойчивые сорта злаков и плодов, превращая сибирские просторы в зону прекрасной жизненной силы. И столица может быть перенесена, конечно же, не в относительно маргинализированный Петербург, а гораздо восточнее: по линии Екатеринбург – Новосибирск. Законодатели должны работать как их коллеги в Вашингтоне, Бразилия, Канберре, Астане – выходя из-под пресса и соблазнов московского мегаполиса, двигаясь навстречу эпицентру своей страны, а не ее комфортной окраине.
Мы – обладатели самого большого в мире дома, может быть, неуютного и пустого, но и его у нас весьма скоро отберут, если мы не наладим свое хозяйство. Если нас как нацию не устрашает и не мобилизует эта угроза, это просто означает, что нас уже ничто, никакие обстоятельства и соображения, не способно подвигнуть в сторону самовыживания. И нужно признать: если мы думаем, что Ермак ошибся – тогда мы достойны своей участи. То, что исторически всегда было нашим огромным тылом – Евразия – становится нашим самым уязвимым местом. Это самая большая вероятная и близкая перемена в геополитическом положении России.
* * *
Третья надежда – природные ресурсы, ископаемые. Мы используем только 8 процентов потенциально обрабатываемых земель. Неслыханное богатство – 45 процентов территории нашей страны покрыто лесами. Это и легкие мира, и достаточно легко добываемые ресурсы. Мы – первые добытчики природного газа на Земле, более десятой доли нефти – в наших просторах. Феноменальное природное богатство России всегда останется с ней.
Это положение кладезя природных ресурсов смягчит возможные политико-экономические катастрофы 2000-х годов.
Мировая индустрия – и прежде
