меня под мышкой, и он остановился, заговорил о Фолкнере… и рассуждал довольно убедительно. Я подумала: а чувак-то неглуп, с таким я не отказалась бы познакомиться поближе».
Через год с небольшим после нашей первой встречи в прессе на все лады перепевался этот рассказ Джесси-Сью, моей первой потрясающей литературной находки, о знакомстве с ее бойфрендом. Это случилось, когда «Папочка-змей» получил множество положительных рецензий и оставался в списках бестселлеров в течение двенадцати недель, уверенно входя в четверку хитов. Программа «60 минут» сделала потрясающий материал о Джесси-Сью. В нем она с репортером побывала в крохотной нищей деревушке, которую когда-то называла домом. Джесси-Сью даже уговорила старейшин местной церкви позволить им заснять на пленку ритуал со змеями. Этот репортаж стал небольшой сенсацией. Я смотрела его дома с Дунканом и Хоуи, которых пригласила отпраздновать этот успех ужином с китайской едой из соседнего ресторана «Сычуань Верхнего Вест-Сайда» и несколькими бутылками просекко, купленными мной по такому случаю. Сама я побывала в той церкви за восемь месяцев до передачи, в сопровождении Джесси-Сью и Сары Ричардсон, одного из наших ведущих пиарщиков. Родная деревушка Джесси-Сью, Бэннер Элк, была, как она и описывала, убогой дырой. Апостольская церковь, в которую она ходила каждое воскресенье с младенчества до своего побега в семнадцать лет, оказалась скорее крохотной часовней из грубо обтесанных бревен. Пяток скамей, простой алтарь — вот, собственно, и все. Бэннер Элк, с населением девятьсот семьдесят человек, был расположен на границе с Западной Вирджинией и отличался таким низким уровнем жизни и социального устроения, какого мне нигде не доводилось видеть. Сельская глубинка штата Мэн, куда мне случалось наведываться в годы учебы в Боудине, меркла по сравнению с этой другой Америкой — погрязшей в нищете и грязи, необразованной, географически отрезанной от внешнего мира и фанатично, до суеверия религиозной. Отец Джесси-Сью покинул общину много лет назад.
— Как только я сбежала из дому и заявила в полицию, родители скрылись вместе с четырьмя моими младшими братьями и двумя сестрами, — рассказывала Джесси-Сью нам тогда по дороге в Бэннер Элк. — Последнее, что я слышала, что они обосновались на севере Техаса, недалеко от Амарилло. Папа устроился работать на нефтяную вышку, все мои братья и сестры выросли и разъехались. Я ясно дала понять ФБР (они вели расследование): если они могут гарантировать, что отец больше никогда ко мне не приблизится, то я не буду свидетельствовать против него в суде — не хотела проходить через кошмар дачи показаний. И встречаться со своей матерью я тоже не хотела — она же знала обо всем, что делал папочка-змей, и со всем соглашалась. Федералы заверили, что позаботятся о том, чтобы в будущем ни один из родителей никогда меня не беспокоил. Думаю, моя позиция их вполне устроила. Это ведь были федералы из Северной Каролины и Техаса, а происходило это все в начале семидесятых.
Когда мы подъезжали к Бэннер Элк, я ждала, что при виде Джесси-Сью из всех щелей будет хлестать враждебность. Но люди здоровались с ней с искренней теплотой — не лезли обниматься-целоваться, но явно были рады видеть ее в гостях.
Поскольку приехали мы в воскресенье, вся деревня собралась в церкви. Здесь были баптисты, и пресвитериане, и фундаменталисты Церкви Христа, а кроме них — еще апостольские братья. Мы пришли в часовню перед самым началом службы, взоры прихожан были устремлены на нас. Духовное лицо — мужчина лет пятидесяти пяти с бочкообразной грудью, в бордовой рубашке с короткими рукавами и белым пасторским воротничком и с татуировкой на левом бицепсе, изображающей распятого Иисуса, — решительно направился прямо к нам. Это был пастор Джимми.
— Мисс Джесси-Сью, с возвращением. И приветствую ваших друзей в нашем молитвенном доме.
С этими словами пастор вернулся к грубо обработанному дощатому алтарю, призвал всех встать и начал пронзительную молитву Богу Всевышнему: он молился о милосердии к нам, грешникам, не заслуживающим милосердия, восклицал, что апокалипсис приближается и уже совсем близко, что скоро мы увидим Четырех Всадников — и тогда весь Народ Божий вознесется прямо на Небеса, а те, кто не спасется…
В этом месте Джимми устремил на меня и мою коллегу пронзительный, как луч лазера, взор. А потом внезапно, будто внутри у него щелкнул невидимый духовный переключатель, он заговорил на каком-то непонятном, безумном языке — во всяком случае, то, что срывалось сейчас с губ пастора, отдаленно напоминало какие-то неясные, искаженные слова. Как позже объяснила нам Джесси-Сью, это явление было известно как глоссолалия, или говорение на языках, — странный язык, предназначенный для личной молитвы, казалось, прорывался изнутри пастора и всех его прихожан. Это была настоящая какофония, вся часовня вибрировала, звуки отражались от стен. Затем пастор сунул руку в стоящую у алтаря закрытую низкую корзину. Миг — и вокруг совершенно обнаженной руки Джимми обвилась смертоносная гремучая змея, а он продолжал говорить на языках, хотя теперь его голос упал почти до шепота — видимо, чтобы не побеспокоить ядовитую рептилию.
В репортаже «60 минут», посвященном Джесси-Сью, тоже запечатлели эту церемонию со змеей. Трансляция шла в прайм-тайм воскресным вечером, когда большая часть американцев была дома, и произвела настоящий фурор. Не успела я выключить телевизор, как позвонил Джек:
— Хотя у меня температура за тридцать девять из-за этого дурацкого гриппа, который я где-то подхватил, и я еле доползаю от постели до туалета, но этот материальчик про Джесси-Сью в «60 минутах» я все-таки посмотрел. Завтра же заказываю допечатку тиража. С этой книги начинается ваше большое плавание, Элис. Поздравляю, ваш испытательный срок закончен, вы приняты.
Переварив похвалу, такую лестную и редкую из уст Джека, я предложила приехать и выступить в роли Флоренс Найтингейл.
— А Хоуи разве не у вас? — спросил он.
— Вот это да, сэр, вам все известно.
— Не портите компанию нашему другу… надеюсь, завтра я доберусь до офиса. Еще раз браво, молодец, Когда я сообщила Хоуи и Дункану, что Джека скосил грипп, Хоуи вздохнул и заметил, что сейчас кругом очень многие болеют. Но затем, сунув руку в свою сумку на ремне, выудил оттуда еще одну, не успевшую нагреться бутылку французского шампанского и настоял на том, чтобы мы продолжили праздновать «триумф Элис». Я упрекнула его за то, что ради меня он так шикует («Болленже», — гласила этикетка, и я отлично знала, это совсем не дешевая марка). Вот его ответ:
— Нынче Лето Господне 1982-го. В Белом доме Рональд Рейган, на Даунинг-стрит, 10, заправляет Мэгги Тэтчер. Бизнес процветает. Деньги — это универсальный язык нашего времени.
