Хабаровск; вскоре из тряпицынцев был организован 19‐й Амурский стрелковый полк НРА (до 800 штыков). О роли Бузина-Бича в ликвидации Лапты Птицын не упоминает. По другой версии, партизанский командир-нанаец Т. Самар расстрелял Лапту пулеметной очередью[2365].
Часть близких соратников Тряпицына сохранилась во властных структурах области, что вызывало определенную озабоченность руководства ДВР. При отправке 19‐го Амурского полка из Керби в Свободный в сентябре 1920 года он был разделен на два эшелона, которыми командовали И. Х. Пак и В. И. Ганимедов. Затем полк добрался до Благовещенска и получил название Запасного пехотного полка 2‐й Амурской армии, или «шеврового полка», поскольку щеголял в кожаном обмундировании. Активно контактируя с местными анархистами и в Свободном, и в Благовещенске, полк все время «бузил», его комиссар Шеркунов выступал с заявлениями вроде «я русский военком, а не жид, как в других частях», самовольно расстреливал нарушавших дисциплину бойцов, убил стражника при походе за спиртом в пограничный китайский Сахалян, а после отстранения, опираясь на А. Чащина и других анархистов, спровоцировал нападение на полковых командиров. В итоге полк расформировали[2366].
Дальбюро ЦК РКП(б) 6 июня 1921 года постановило освободить В. И. Ганимедова[2367] от должности военного уполномоченного (фактически начальника) Амгуно-Кербинского района «как тряпицынца»[2368]. Однако Ганимедов почти год успешно игнорировал это указание, дважды не исполнив распоряжения Военсовета НРА о сдаче должности и выезде из Керби, где невозбранно безобразничал с небольшим отрядом. В связи с этим его в мае 1922 года арестовал специально присланный небольшой отряд Госполитохраны и поместил под стражу в Военный отдел ГПО. Военный трибунал 5‐й армии 24 декабря 1922‐го рассмотрел имевшийся обвинительный материал на этого 56-летнего авантюриста.
Желая отторгнуться от ДВР, Ганимедов объявил себя «атаманом тайги», прервал радиосвязь, обложил население поборами и налогами, сдал в аренду два катера «на невыгодных условиях», а казенное оружие и патроны обменивал на потребительские товары. Продержав с неделю под арестом местных коммунистов, он добился послушания с их стороны. В конце 1921 года Ганимедов, командуя вооруженным отрядом, проводил конфискации и приказал подчиненному Жимайтису убить троих «обобранных граждан». Трибунал постановил, что часть обвинений не подтвердилась: радиосвязь района с вышестоящими инстанциями была прервана не его распоряжением, а поборы с населения установлены начальником гарнизона, так что Ганимедов только пользовался ими. Военный суд постановил Ганимедова считать виновным в непринятии мер «к обузданию безчинствовавшего отряда» и убийстве троих граждан по его приказу, определив состав преступления по ст. 58 и 202. Ганимедова осудили к расстрелу без применения амнистии, однако впоследствии освободили[2369].
Осенью 1922 года в производстве Следчасти Главного военного суда НРА и флота ДВР также находилось дело бывшего начальника штаба Военно-уполномоченного Амгуно-Кербинского приискового района Петра Григорьевича Тентерева, обвинявшегося в недонесении и пособничестве преступлениям Ганимедова. Тем не менее Тентерев тогда же был освобожден под поручительство какого-то высокопоставленного лица[2370].
В конце 1922 года один из пионеров тряпицынщины, Ф. П. Павличенко, организовал под Хабаровском самостийный отряд из 40 бойцов, желая воевать с «гнилым буфером» в лице ДВР. Вскоре он разочаровался в таком выборе цели и был убит видным партизаном Худяковым, а этот отряд, грабивший обозы, возглавил Зайцев. Среди остальных участников были известные И. Лавров-Тигров (автор мемуаров) и Шишкин, а также Четырин, Норвелло, И. Павлов. В 1923 году посланная военная экспедиция перестреляла часть шайки, а уцелевших взяла в плен (их потом судили). Сам Зайцев сбежал, но был убит «туземцами», которые представили его труп начальнику экспедиционного отряда[2371].
Оценивая тряпицынский террор, следует подчеркнуть его отчетливо расистский оттенок: русские партизаны особенно охотно убивали евреев и китайцев, китайские и корейские – японцев[2372]. Также в чистке выявилась другая чудовищная сторона – преимущественное истребление детей и женщин, как перед эвакуацией, так и после. Детей уничтожали вместе с матерями, женщин перед казнью обычно насиловали. Основную часть жертв убивали холодным оружием, старательно уродуя как казнимых, так и трупы. И при коммуне, и при эвакуации партизаны специально уничтожали детей как лишнюю обузу, прикалывая их, рубя и топя.
У этих небывалых жестокостей имелась идеологическая основа: дети «буржуев» считались тоже «буржуями», только маленькими. Сначала перебили почти всех японских детей. Один из тряпицынских соратников вспоминал, как на его глазах партизан-китаец со словами «Вырастет, все равно будет сволочь» застрелил японскую девочку. В ночь на 13 марта японских женщин с детьми зверски убили на берегу Амура; в выкопанную в снегу яму часть детей, самых маленьких, бросили живыми[2373]. Как явствует из материалов суда над Тряпициным, «членов еврейского общества… на пароходе отвозили на Амур и топили больших и маленьких»[2374]. Затем партизаны сознательно стали убивать и остальных маленьких горожан. В судебных документах есть вполне недвусмысленные упоминания об этом. Так, на вопрос «Говорили ли Вы, что в городе нужно уничтожить шестилетних детей[,] так как молока в городе мало?», председатель облисполкома Ф. В. Железин (на суде охарактеризовавший себя большевиком, «старым советским работником, строго стоящим по убеждению на платформе советской власти») ответил, что о шестилетних не говорил, но «действительно высказался, что буржуазные дети свыше 12–13 лет уже неисправимо вредны»[2375]. Среди партизан было распространено мнение, что дети старше пяти лет способны запомнить убийства родных и могут потом мстить. Среди выброшенных Амуром трупов были обнаружены, в частности, изощренно рубленное тело «мальчика-гиляка 12–13 лет» и «труп мальчика лет 14–15, страшно изуродованный»[2376].
Убийства были не только смыслом, но и развлечением, видом досуга. Эвакуировавшиеся партизаны И. П. Смолина под селом Удинск, «повеселев» в связи с концом трудного путешествия, разыскали нескольких китайцев «и утопили их в реке, причем экзекуцию эту… обозники, ломовые извозчики Зюзин и Никулин» произвели как добровольцы. С. Птицын восклицал: «До чего мог людей довести вид постоянных убийств, что вполне мирные люди, достаточно пожилые, отцы семейств просили, как милостыни, у Смолина разрешить акт убийства совершить именно им!»[2377]
Цифру погибших в Николаевске и по области в целом сколько-нибудь точно установить пока невозможно. В городе было около 20 тыс. горожан или более (вероятно, считая белый гарнизон и японский отряд), эвакуировано – около 9 тыс. Часть населения, судя по всему небольшая, смогла бежать. Основная часть неэвакуированных горожан была уничтожена. Но партизанский террор сильно ударил также по сельской местности и эвакуированным. По крайней мере, самими партизанами в прессе и на суде говорилось об уничтожении около половины населения области, включая, очевидно, и тех, кто погиб от лишений во время принудительного переселения из областного центра. Председатель Сахалинского нарревкома Г.
