– И вот это все вокруг нас, – заинтересованно разглядывал экран Стас, – а как они называются? Все кровь сосут?
Я напряг память на предмет жесткокрылых, чешуекрылых и прочих. Разговор был интересен моим друзьям тем, что накануне прошла по войскам очередная «секретная» информация.
Частые случаи заболевания желтухой (гепатитом) и малярией объяснялись в ней тем, что на пакистанской границе американцы устроили сеть из пятнадцати лабораторий, где выращивают зараженных кровососущих, а также чистую заразу, забрасывая ее в Афганистан. А гепатит косил по-черному. К середине лета до двадцати процентов личного состава «желтело», после чего перебрасывалось на вертолетах в СССР для лечения, точнее, в среднеазиатские республики, в глухие, полусдохшие госпитали на двадцать коек. А к концу года эта цифра кое-где доходила до сорока процентов. Желтуха – особая глава в истории афганского похода. О ней еще вспомним, товарищ.
А теперь о том, что знали о США и их «зловещей роли» воины-интернационалисты.
К примеру, если бы мы в декабре 1979-го не вошли в Афган, то в январе 1980-го там бы уже хозяйничали американцы. Еще, что моджахедов в Пакистане обучают «гегемоническим устремлениям империализма во главе с США в юго-восточном регионе».
Много лет спустя мне до истерики было смешно, что я не знал о захвате американского посольства в Кабуле и трагедии, разыгравшейся там. Было стыдно, что я считал авантюрой попытку США освободить своих граждан в Иране с помощью военной силы. А вот что шевелилось в глубине сознания смутно. Когда-то в школе и позже с садистским удовольствием читал я в наших газетах бесстрастные сообщения о том, что во Вьетнаме сбит очередной вертолет ВВС США. Долго читал о далекой войне.
Теперь настала наша очередь считать потери. Пришел наш Вьетнам? А первого живого американского военного я увидел в 1989 году, летом. Это был дирижер президентского оркестра морской пехоты США полковник Буржуа. Он приехал в гости к командующему Киевским военным округом Громову Борису Всеволодовичу. Мне же было поручено освещать визит в военной печати. Хорошее было время... И вокруг Бориса Всеволодовича еще не было плотного кольца профессиональных холуев.
«Горбатые» победили
Учение – не война. Можно побаловаться крупным планом. Трудно во время настоящей боевой работы уловить суть происходящего. Бывало, что самые хреновые моменты у меня выглядели на снимках, как пикничок с оружием наперевес. А вот на учениях – пожалуйста! И видно ведь, что противник условный, а все равно красиво. В лощину, облюбованную для учений, вышли около девяти утра. Солнце уже припекало. Точнее, не вышли, а добежали. Километров эдак пять. Я с удовольствием заметил, что один из лейтенантов, командир взвода, отстал безнадежно. Сказал Стасу:
– Вот смотри, я ведь постарше, а выносливей твоего взводного.
– Ну-ну. У тебя автомат да фотоаппарат. А на парне полный комплект, – справедливо осадил меня Марзоев.
Но видно было, что взводным он недоволен. Да и меня никто не тянул за язык. Но тут был и расчет. Марзоев как-то без воодушевления принимал мои порывы выйти с батальоном на боевые. Я понимал его. Во-первых, не все там бывает по-писаному, во-вторых, его мог смущать возраст (аж тридцать один мой год!), в-третьих, за тем, чтобы в рядах «голубых беретов» не было чужаков, зорко следило командование бригады.
Бойцы волочили с собой «СПГ-9». Труба на колесиках особого почтения с виду не вызывала. А зря! У входа в лощину, в овражке, перестроились.
– Будьте готовы к атаке с воздуха. Напоминаю, – многозначительно сказал Марзоев.
Рота втянулась в овраг, и через несколько минут мы оказались в узкой, забитой ржавым железом, изрытой долине. И тут накатил мощный гул. Только успел поднять голову, и уже мелькнули заклепки на алюминиевом брюхе «горбатого» – «Ми-24». Пара шла безумно низко и со страшной скоростью. Миг – и машины исчезли за противоположным склоном. Никто не успел опомниться.
– Ах, подлец! Так же не делают, так не летают! – проклинал Кислицу Марзоев.
Но в голосе его звучали уважительные нотки.
– Что, «воины ислама», расслабились. Вы уже трупы. Я же предупреждал!
А Кислица и его напарник решили наполнить чашу уважения до краев. Чертом-боком пара вновь вывалилась на нас и проутюжила еще раз. Здесь, правда, все успели упасть в пыль, но в небо поднялось лишь несколько стволов.
Вечером, при «разборе полетов», Стас попытался превратить конфузию в викторию: мол, что бы успел сделать Кислица за ту секунду прохода над ротой! «Сбросить и выпустить весь боекомплект», – серьезно ответил тот. И это было правдой. Какое счастье, что у афганских моджахедов не было боевой авиации. Вот бы мы попрыгали! И стал бы Афган настоящей войной... Но храни бог небо чистым над Родиной каждого человека!
Паленое мясо
В лощине нас ждал сюрприз. В траншее, от которой предстояло стартовать через железный мостик (предполагалось, что он будет объят пламенем), бойцы обнаружили труп.
Худой, длинный человек в афганской одежде, он был нещадно избит и весь истыкан пулями. Не нужно было много ума, чтобы определить. Пули всаживали в мертвого. В упор. Из автомата 5,45.
Марзоев внимательно осмотрел следы на подходе к мостику. Те, которые еще не успели затоптать.
– Разведчики ваши, дивизионные, балуются, – угрюмо проворчал Стас. – И чего смотрим? – это уже с издевкой и напускным удивлением своим бойцам. – Вот вам декорации боевые. Все. Готовиться первой группе.
На мостик, сооруженный из пупырчатой зеленой полосы аэродромного покрытия, бросили ветошь, пропитанную соляркой. Бойцы пойдут через огонь.
– Ну что, Саня, с первой группой?
– Можно.
Проскакивая через горящий мостик, краем глаза я заметил, как кипит на проваленном животе трупа банка с солярой. Главное тут – не вдохнуть горелого мяса. Неделю жрать не будешь ничего жареного. Было у меня уже такое.
А дальше пошел дикий марш по обломкам, лабиринту острых железяк, бугров и ям. Цели – ржавые бочки на противоположном склоне. Гранаты.
Вот с последним была заминка у бойцов. Опасались, чувствовалось, через огонь проходить с гранатами – а вдруг рванет. Метали в «мандраже», не разгибая, а вырывая чеку. Несколько гранат именно поэтому не взорвалось.
УЗРГМ – запал – умнейшая вещь! Если «усики» не разогнуты, то либо кольцо рвется, либо половинка чеки остается в пробое. Вот и получается «граната с заводским браком». Правда, подходить к такой, разряжать ее нужно с некоторой осторожностью.
Стасу явно не нравилось поведение огневых групп во время метания гранат. (Напомню, ничего учебного на бойцах не было. Оступись кто, поведи стволом – и пошли пули веером...) Солдаты, метнув «зеленое яйцо», останавливались, замедляли движение, явно ждали взрыва, втягивали голову в плечи, съеживались. Кое-кто прикрывал муде автоматом. Ну прямо как в училище военном курсанты, которым рекомендовалось прикрыть причинное место саперной лопатой. Смех! Но смех был горьким. Правильно в наступлении так: метнул гранату (наступательную), огонь не прекращай, рви вперед. И Стас провел урок, который я запомнил на всю жизнь.
Марзоев объявил перерыв. Собрал роту на гребне. Разрешил раздеться по пояс. Было жарко. Марзоев (атлетический торс, волосатая грудь) взял в руки гранату.
– Внимание. Все вы читали, слышали, что есть такие герои, которые собой накрывают гранату, чтобы товарищей в окопе не посекло. Это когда какой-нибудь воин бросает чеку за бруствер, а гранату под ноги себе. Не спорю, разные случаи бывают. Но если вы отпихнете ее подальше и ляжете ногами к гранате, прикроете голову руками, то, скорее всего, выживете. Запал горит 2,8—3,2 секунды. Наклон к земле у нормального человека длится гораздо быстрее. – И тут Марзоев выдернул чеку: – Показываю!
До середины строя от Стаса было метра три. Он разжал руку, раздался хлопок, сработало зажигание запала. А дальше, как в замедленном кино. Я увидел, что «жопа» запала, такой маленький кругляшок впился в плечо Стасу. Он бывает при отбросе горячим. Строй замер. А Марзоев нагнулся, поднял гранату и отшвырнул ее через голову вниз, в лощинку.
– Понятно? Главное – не паниковать.
За спиной грохнул разрыв. Слегка поморщившись, Стас отколупнул приварившийся к коже белый кругляшок.
– А теперь еще один момент. Не всегда вы метаете гранаты. Метают и в вас. Что делать сейчас – покажу! Саня, пойдем?
Мне было совершенно безразлично, куда и зачем зовет меня Стас. Я бы пошел с ним куда угодно и в любое время. Спускаясь в лощину, Марзоев пояснил:
– Найдем ямку, бросим пару гранат и ляжем к ним головами.
– А глубокая ямка? – поинтересовался я. – Это ведь у немецких гранат углы разлета были другие, а наши? Ты пробовал?
– Сейчас попробуем, – засмеялся Стас.
Он был человеком, который напрочь истреблял в окружающих робость, постыдный страх и трусость.
На гребне стояла рота десантников. А мы нашли колею глубиной сантиметров пятнадцать, встали лицом друг к другу и по команде «три» положили в нее расчекованные гранаты, одновременно упав на землю.
