Вот такой, значит, завтрак: манная крупа, перловка, макароны, серая вермишель, свинина (ландрасы были явно импортные, капиталистические. Вот бы знали бюргеры и фермеры, куда их свининка идет).
Обед. Плюс 45. Железный сарай.
Бурда под названием борщ. (Хоть и были повара-инструкторы – женщины, но готовили все равно скверно. Других дел хватало, что ли?) Каша с кусками свиного сала, ржавовидный компот из сухофруктов. (А вокруг свежих фруктов – море. Но – табу!)
Схема была простая. Тыловики загоняли в Афган все дерьмо из внутренних округов (освежали запасы – так это называлось официально). Нормальную сгущенку и масло меняли на просроченные в торговой сети Узбекистана и Таджикистана. Зелень (уму непостижимо!) возили из Союза, хотя вокруг было море, можно за копейки у афганцев купить. Но было дело, для десантников в Кабуле из Витебска самолетом овощи возили.
Тыл и Военторг – два спрута, охватившие 40-ю армию. Половина уголовных дел за все годы афганской кампании была возбуждена против них. Но к развалу СССР именно они (тыловики и советские военные торговцы) вышли победителями. С 1993-го им можно было и не таить наворованного. Все было списано. И в Москве, Ташкенте, Душанбе, Алма-Ате эта категория обрела власть и силу. Был фундамент...
Вот, скажем, сгущенное молоко. В магазине Военторга и «чекушке» – нормальное. А на офицерский паек – «песчанистое» либо осалившееся.
За чеки сыр съедобный, а в пайке – прогорклый, протухший.
В магазине сигареты нормальные, а пайковые – покрыты плесенью.
У тыловых и военторговских уродов был свой мир. С нашим он, к счастью, не соприкасался. Разве что через еду... Каста! Брахманы, мать их...
Солдатам еще было положено по двадцать граммов сока (яблочного) в день. Бывало, забрасывали в столовые кормовые, розовые арбузы. Лука репчатого, правда, не жалели.
А свинины, импортной, было море. Да кто ж ее по жаре есть особо будет. Да еще с учетом того, что треть Ограниченного контингента состояла из мусульман. Тушенка была терпимой. Еще не успели испортить. Сухой паек тоже. Он тогда, в начале 80-х, состоял из галет (сухарей), банки тушенки, банки каши, баночки (100 граммов) сока и прочих ненужных облаток и таблеток. Каша в банках была толковая. В принципе одного сухого пайка вполне могло хватить на двое суток. Была бы вода.
Солдаты (молодняк ведь!) бегали за арбузами и дынями на афганские бахчи, за фруктами – в сады из боевого охранения или во время операций. Бегали, нарываясь на пули, мины, попадая в плен.
В столовой любой части были столы для прикомандированных (чужих). Там всегда без вопросов кормили, ну, может быть, там сыра плавленого на тарелочке не было или масла. А кашу, борщ – без вопросов. А как иначе?
Была одна, известная мне, платная столовая, вернее, кафе. Под Тадж-Беком в Кабуле. Там стоял единственный на всю 40-ю армию аппарат для изготовления мороженого.
А от столовой дивизионной у меня одно приятное воспоминание – официантка Лола. Скорее всего еврейка, красивая, большеглазая, с крутыми бедрами. Она меня, худого, видать, жалела, старалась дать что получше. А может быть, потому, что я никогда не ворчал на еду и на обслугу. Как-то хамлюга капитан из штабных громко спросил за обедом: «Лола, ты зачем в Афганистан приехала?» В наступившей мудацкой тишине прозвучал грудной, с легкой хрипотцой голос: «А ты не знаешь? Денег заработать». Съел, сука штабная!
Но не ходить же в столовую по жаре, и каждый питался, как мог. Я, к примеру, научился солить свинину в ящиках из-под гранат. Побольше чеснока, перца, потуже забить, и через три дня «бастурма» готова. А еще выменивал сухие пайки. Банка гречневой каши, зеленый чай – и можно до вечера не думать о еде. А вечером бог друзей пошлет!
Коробки сухого пайка были хлипкие, разваливались на глазах. Этим пользовались прапора на складах, подменяя рисовую и гречневую кашу на перловку. На операции, длительные выходы сухпай, как правило, брали «навалом», коробки выбрасывали, а банки и прочее складывали в вещмешки. Такого «кашеносца» всегда можно было узнать по бугристому мешку за спиной. Горошину поливитаминную съедали, а вот таблеткой «пантацида» – обеззараживающего средства для воды, на моей памяти, никто не пользовался. Воду предпочитали иметь свою, проверенную, во флягах и резиновых заплечных емкостях (шел такой водонос, с ранцем и трубкой с краником-пробкой), или кипятить ту, что набирали в местных источниках. Сыр в банках, его тоже иногда выдавали офицерам, на полевые выходы не брали. Вроде не очень соленый, но вызывал жажду. Главное, по жаре пить поменьше. Хорошо утром – чаю, и потом терпеть до обеда. А еще лучше у арычка или хауза, среди зелени, пить чай из пиалок и лениво жевать афганский шашлычок, мелкие кусочки свежего, сочного мяса, пересыпанные незлым черным перцем. Но такое счастье выпадало редко.
Дыни, арбузы, виноград, которые «конфисковали» на афганских бахчах и виноградниках, были всегда водянистыми или кислыми. Не вовремя воровали.
Остался в памяти случай. Выходили из разбомбленного кишлака. Никакой банды там и в помине не было. А вот в жопу нам, за все наши подвиги, могли и пальнуть местные дехкане-самооборонцы.
Уходили, озираясь, по узенькой насыпи – разделу рисовых чек. Короче, представляли идеальную мишень. За мной была только замыкающая группа: пулеметчик с ручным пулеметом Калашникова, снайпер и два автоматчика. Повернув голову, я увидел вдруг, что не оружие у них в руках, а дыни, большие серо-зеленые дыни под мышками. По парочке. Какой уж тут арьергард! Ступил в воду, пропустил гребаную охрану вперед и сам пошел в замыкании. Кстати, с той самой операции у меня сохранилась фотография. Я стою на краю виноградника, в руках полуметровая, мощная кисть винограда. Худой, сожженный солнцем старлей, вид какой-то иконный, как у Иоанна Крестителя. Отчетливо видны десантные эмблемы на куртке. Виноград я держу обеими руками. Автомат висит за спиной.
Ну вот, чтобы закончить тему, вспомню, что мы знали об афганской еде. Их сарбозы (солдаты) имели сухой паек болгарского производства (как и форму, и ботинки, и прочее из стран СЭВ, кроме СССР. Это была такая нагрузка в счет интердолга). Утром афганский солдат ел свежее мясо, кекс, бананы. В обед ему тоже готовили из свежатины. Они не хотели есть мясо животных, забитых не по их правилам, не по их вере и традиции, хранящееся в холодильнике. Афганские провиантмейстеры просто имели деньги и покупали все свежее. А на операциях, длительных, гнали с собой отарки овец. И специально выделяли для этого солдат. И еще: у моджахедов попадалась в сумках ореховая паста в тюбиках. Скорее всего американского производства. С ней проделывали такую шуточку: давали человеку поесть, а потом к обеду ему не хотелось садиться за стол – он был сыт. К чести афганской, их партизаны не травили колодцы, не травили еду. Этого не было.
Да, об этой фотографии. Она осталась у Сергея Белогурова. Сережа держал ее дома, на рабочем столе, под стеклом. И, бывало, приговаривал, глядя на «библейский» снимок во время наших встреч: «Зачем ты пришел в чужую страну, воин?» Видно, была такая мысль в снимке. Может быть, он и сейчас лежит там же, на столе в московской квартире его родителей. Сам же Сергей погиб в Косове в 2000 году, летом. Его убили свои. Десантники-миротворцы, скорее всего. Сергей был резок в оценках. Имел смелость подлеца назвать подлецом. Избили до полусмерти. И долго «не видели причины» отправлять в госпиталь доктора исторических наук, полковника, прошедшего Афган, Баку, Таджикистан. Я помню о тебе, Сергей. Но мы ведь встретились в 1986-м, осенью, в Кабуле. А теперь весна 1981-го. И вот где была сделана эта фотография...
Пянджский анабасис
Затеялась совместная крупная операция по «зачистке» сельской местности от душманов северо-западнее Кундуза. Там, отделенные полосой пустыни, прижимались к Пянджу, к речушкам, впадавшим в пограничную реку, несколько узбекских кишлаков. Вообще этот край, по замыслу афганских и советских провинциальных стратегов, пора было пошерстить. Дело в том, что моджахеды уже (в отместку за бомбоштурмовые удары и всевозможные «реализации разведданных», а также набеги) обстреливали заставы на советском берегу и, неслыханная дерзость, накрыли весьма успешно реактивными снарядами пограничный отряд в поселке Нижний Пяндж. Об этом, конечно, советские газеты молчали, как и о том, что советские пограничники уже в 1980 году стояли в массовом числе на афганской стороне, защищая южные рубежи. Тогда, в 1981 году, кстати, появился термин – «нежное южное подбрюшье», в которое могли вонзить нож. Кошмар какой-то! Нож в подбрюшье великой страны, в муде то есть! О, коварный Восток... Но если нет других объяснений, то и это проходило.
Я мог уйти на операцию со своими. С разведбатом или со взводом лейтенанта Наби Акрамова. Он уже в ту пору выделялся своей дерзостью и удачливостью. (О нем еще не раз вспомню.) Мог прокатиться неоднократно с вертолетчиками или, на худой конец, после «установления контроля» выехать в очередной вояж с боевым агитационно-пропагандистским отрядом. Но я выбрал десантников.
