Догнать ее? Я решила этого не делать: в конце концов, она обманула меня насчет свидания, скорее всего испугавшись, что я буду ее осуждать, и я ее действительно осуждала. Но подруга не должна думать, будто я за ней шпионю. Придет время, и она сама все расскажет. Я вернулась в столовую и попросила кухарку приготовить поднос для Мэри.
* * *
– Как Ланс? – игриво спросила Стелла у Китти за завтраком. Она тоже видела ее с полковником?
– Хорошо, – ответила Китти, ковыряясь в яичнице, напоминающей резину. – Мы встречаемся сегодня вечером.
Стелла завистливо покачала головой. В день нашей встречи это меня насторожило, но я быстро поняла, что у нее просто такой стиль общения.
– Как же тебе везет с мужчинами, – сказала она и обреченно вздохнула. – Я больше не хочу думать об Эллиоте. Его мысли целиком заняты той женщиной. Он все время один, либо фотографирует, либо сидит в казарме, пишет ей стихи. Вчера вечером я познакомилась с летчиком. Его зовут Уилл, неплохой парень.
Лиз подошла и поставила поднос на наш столик.
– Как там Мэри, поправляется?
– Слава богу, да, – ответила я. – Сегодня ей уже гораздо лучше.
Лиз пристально посмотрела на конверт, который держала в руке.
– Сегодня ей пришло письмо, – осторожно сказала она, – и я невольно обратила внимание на имя отправителя. Она, кажется, говорила, что ее бывшего жениха зовут Эдвард?
Я кивнула:
– Дай посмотреть.
Я подняла конверт к свету, но не обнаружила ничего особенного, лишь то, что письмо действительно отправил Эдвард. Эдвард Нотон из Парижа.
– Анна! – возмутилась Китти. – Ты не должна читать ее почту. Это личное.
– Но придется, если это может помешать ее выздоровлению. Этот человек бросил ее практически у алтаря и вверг в такое отчаяние, что она сбежала на далекий остров. Представь, как это письмо может на нее подействовать.
Остальные согласно закивали, и Китти смягчилась.
– Я же не собираюсь его читать, просто уберу, пока она не придет в себя. Ее сердце разбито. Ей нужно набраться сил. Не хочу, чтобы письмо снова подорвало ее здоровье.
– Хорошо, – согласилась Китти, – но, когда дело касается любви, вмешиваться не стоит.
Она предупреждает меня, намекая на себя?
Я недовольно сморщила нос и засунула письмо в карман платья.
– Я и не вмешиваюсь, – прямо ответила я Китти, – это касается здоровья Мэри.
Китти отодвинула тарелку в сторону.
– Девочки, боюсь, я больше не смогу съесть ни кусочка этих пережаренных яиц. Пойду работать. Сестра Гильдебрандт говорила, что сегодня к нам поступит пациент.
* * *
Всю дорогу в лазарет я переживала из-за слов Китти, но сразу забыла об этом, когда узнала, что с соседнего острова к нам направляют раненого пилота. Пилот был нашим первым настоящим пациентом, не считая Уэстри, которого лечила я.
Летчика привезли в четверть одиннадцатого. Ситуация была серьезной, насколько мы вообще могли себе это представлять – осколки попали в голову. Китти, которая привезла солдата на операцию, работала вместе с доктором, твердой рукой удаляя покрытые кровью осколки металла и выбрасывая их на поднос. Лиз с извинениями вышла из комнаты – ее стошнило, но Китти не дрогнула. Она проделала все с таким умением и легкостью, что доктор попросил ее остаться еще на час и ассистировать при уходе за пациентом. Она сразу же согласилась.
Когда закончилась наша смена, я вернулась к казармам, мечтая отдохнуть от стерильности лазарета в уютном бунгало. Я собрала небольшую сумку, положив туда ножницы, иголку, нитки и кусок бледно-желтой ткани, найденный неподалеку от лазарета. Я решила, что материал отлично подойдет для занавесок.
Когда я пришла в бунгало, Уэстри там не было. Вспомнив о нашем тайнике, я достала из книги ключ, отперла дверь и положила сумку на стул.
Я сразу принялась работать над занавесками – измерила ширину окон, подсчитала длину и ширину каждого отрезка, разложила все на полу и, отпугнув маленькую ящерицу, начала разрезать ткань. Подшивая шторы, я слушала пение птиц. У меня не было утюга, чтобы погладить ткань, но я надеялась, что мягкий, влажный воздух со временем выпрямит неровности занавесок.
За шитьем я думала о Уэстри, таком непосредственном и энергичном, совсем не похожем на последовательного, уравновешенного Герарда. Почему Герард не может вести себя свободнее и жизнелюбивее? Пропуская нитку с иголкой сквозь ткань, я поняла, что здесь, в тропиках, мои переживания по его поводу только усилились. Особенно меня задевало, что он остался в стороне от войны. Почему он не пошел против воли отца и не повел себя более достойно?
Когда я вставляла прут в первый комплект штор, то вспомнила о картине под кроватью. Картина, конечно, привлекала меня, но в первую очередь мне был интересен автор.
Кто мог здесь жить? Мужчина вроде Уэстри, любитель приключений? Я представила, как Уэстри поселится на острове. Может, женится на аборигенке вроде той, которую мы с Лансом и Китти встретили на рынке. Как же ее звали? Кажется, Атея. Но будет ли он счастлив с такой женщиной? Я ухмыльнулась. В каком-то плане определенно – да, но не заскучает ли он с ней? Ведь ее интеллект явно не дотягивал до интеллекта Уэстри. Страсть стихает, но любовь бессмертна. Я надеялась, Китти когда-нибудь это поймет.
Вдруг в бунгало стало темно. Я выглянула в окно – на небе разрослись пухлые серые облака, готовые вот-вот разразиться дождем. Я оглядела пляж, надеясь увидеть Уэстри, и вдруг вспомнила про почтовый ящик, вернее, про скрипучую половицу в углу. Я подошла, приподняла ее, заглянув внутрь, и сразу увидела белый конверт:
«Дорогая миссис Клео Ходж,
Думаю, тебе интересно узнать, кто такая Клео Ходж. Что ж, милая моя, – это ты. Нам нужны кодовые имена на случай, если нас раскроют. Не будем забывать: мы живем в военное время. Итак, ты будешь Клео. Я Грейсон. Как тебе? Я думал о фамилии Квакенбуш, но, боюсь, каждый раз, обращаясь друг к другу, мы будем покатываться со смеху, а дальше дело не пойдет. Так что будем Ходж, если у тебя нет идеи получше.
Искренне твой,
мистер Ходж.
P. S. Загляни в ящик стола. Там сюрприз».
Улыбаясь, я открыла ящик и нашла там апельсин. Его блестящая, неровная кожица великолепно смотрелась на фоне темного дерева ящика. Я поднесла плод к носу и вдохнула цитрусово-цветочный аромат, а потом перевернула листок и написала послание Уэстри:
«Дорогой мистер Грейсон Ходж,
Сегодня я как следует потрудилась над шторами, надеюсь, тебе понравится. Как думаешь, нам нужен ковер? Какой-нибудь восточный? Как насчет книжной полки и места, где можно присесть – помимо кровати? Может, нам повезет, и волны выбросят на берег диван. Спасибо за апельсин: он великолепен.
Искренне твоя,
миссис Ходж.
P. S. Ты большой выдумщик. Как ты вообще додумался до фамилии Квакенбуш? Я едва не лопнула от смеха».
Я засунула записку под половицу и заперла за собой дверь. Поднялся ветер, тучи над головой стали совсем темными. Я поспешила по пляжу домой, откусывая дольки апельсина.
Вдруг, к моему ужасу, в кустах у пляжа, неподалеку от бунгало, послышался шорох. У меня внутри все замерло. Что это? Кто-то меня преследует?
Я сделала несколько шагов в сторону джунглей и замерла. Опять этот звук. Шуршание, тихие голоса. Я подкралась поближе, притаившись за стволом большой пальмы, и вгляделась в чащу. Две фигуры стояли в тени сочной зелени джунглей – мужчина и женщина. Я разглядела рукав армейской рубашки и обнаженную женскую ногу, снова юркнула за пальму, на цыпочках вернулась на пляж и ускорила шаг почти до бега, оглядываясь на каждом повороте.
Вернувшись, я расстроилась: Китти опять не было дома.
Глава 6
– Подумать только, мы здесь уже два месяца! – изумлялась порозовевшая Мэри. Она снова стала прежней. Мэри настояла, чтобы сестра Гильдебрандт позволила ей посещать утренние смены, отменив постельный режим. Несмотря на периодическое дрожание рук, Мэри с каждым днем набиралась сил и с большим желанием вызвалась помогать мне с вакцинацией этим утром.
– Я понимаю, о чем ты. Иногда кажется, что мы приехали только вчера. – Я умолкла, пересчитывая бутылочки с вакцинами, которые мы собирались вводить солдатам после завтрака. – Но сколько всего уже произошло! Похоже, я уже не та девушка, что вышла из самолета.
Мэри кивнула:
– Я тоже. Уже трудно представить себе другую, прошлую жизнь.
Я вздохнула.
– Я почти забыла голос Герарда. Ужас, правда?
– Ерунда. Ты его по-прежнему любишь.
– Конечно, – с особым нажимом подтвердила я, почувствовав укол совести за то, что ему так и не написала.
– А я почти забыла голос Эдварда, – поделилась Мэри. – Но в этом точно нет ничего ужасного.
Она улыбнулась, и я согласно кивнула, вспомнив о письме, которое скрывала от нее. Она уже готова? Я слушала, как она напевает, раскрывая упаковки вакцин и выкладывая их на подносы. Письмо может все испортить.
