— Ни днем ни ночью.
— Это важно, не так ли? Это важно, поскольку вы считаете, что именно из-за ранения в голову ваш муж совершил преступление?
Свидетельница попыталась переглянуться с Найджелом и Джоном, но Дафна словно невзначай заслонила их собой.
— Правильно?
— Да.
— «Добрый и нежный» — именно эти слова применял адвокат, говоря о вашем муже, не так ли?
— Если вам так угодно.
— Это ваши слова или слова адвоката?
— Простите?
— Я спрашиваю: кто решил называть вашего мужа «добрым и нежным»? Это ваша фраза или адвокат подсказал?
— Протестую. — Джон встал. — Зашита ссылается на привилегию общения клиента с адвокатом.
— Миссис Рейд не клиент, — спокойно возразила Дафна. — Клиент — ее муж. А она добровольно согласилась дать отзыв об обвиняемом в качестве свидетеля.
— Протест отклонен, — произнес судья.
— Благодарю, ваша честь. — Дафна снова повернулась к миссис Рейд: — Я повторю вопрос. Фразу «добрый и нежный» предложили адвокаты или придумали вы сами?
Миссис Рейд что-то промямлила.
— Не могли бы вы говорить погромче, миссис Рейд?
— Адвокаты, — ответила свидетельница, с неприязнью глядя на Дафну.
— Понятно. Значит, вы передали нам мнение адвокатов о мистере Рейде.
— Протест! — одновременно воскликнули Найджел и Джон.
— Снимаю, — кивнула Дафна. — Миссис Рейд, справедливо ли утверждать, что ваш муж никогда не повышал на вас голоса?
— Я этого не говорила.
— Стало быть, этот добрый и нежный человек кричал на вас?
— У нас были ссоры, как у всех.
— Крупные ссоры или мелкие?
— Не понимаю.
— Бросьте, миссис Рейд, мой вопрос вовсе не труден. У вас с мужем были крупные ссоры или мелкие?
— Мелкие, наверное.
— То есть он кричал на вас во время мелких ссор?
— Нет, кричал он только во время крупных ссор.
— Значит, у вас и крупные ссоры бывали?
— Да.
— О’кей. Надеюсь, на этот раз вы точно ответили на мой вопрос. Могу я в это верить?
— Да.
Миссис Рейд начала закипать, а ведь Дафна еще ни разу не повысила голос.
— Миссис Рейд, можно ли называть мужа добрым и нежным, если он бьет жену?
— Протест, — выпалил Найджел, вскакивая. — Вопрос расплывчатый, скорее предвзятый, чем доказательный, предполагающий несуществующие факты… — Он говорил, едва успевая за мыслью.
— Ваша честь, — ласково сказала Дафна. — Защита придает большую важность выражению «добрый и нежный». По-моему, жюри заслуживает того, чтобы точно знать, что оно означает.
— Продолжайте, — сказал генеральный прокурор США.
— Миссис Рейд, можно ли считать мужа добрым и нежным, если он бьет свою супругу?
— Конечно, нет.
— Мистер Рейд когда-нибудь бил вас?
— Никогда. Ни разу.
— Может ли муж считаться добрым и нежным, если он толкает свою жену?
— Нет.
— Может ли муж считаться добрым и нежным, если он хватает свою жену за плечи и с силой трясет ее?
— Н-н-н…
Не договорив слова «нет», миссис Рейд замолчала.
— Миссис Рейд, это простой вопрос. Может ли муж считаться добрым и нежным, если он хватает свою жену за плечи и с силой трясет ее?
— Не знаю…
— Да или нет, миссис Рейд?
Молчание.
— Ваша честь, пожалуйста, обяжите свидетельницу ответить на мой вопрос.
— Миссис Рейд? — Бернини с любопытством смотрел на актрису.
— Да? — прошептала та.
Дафна наклонила голову набок, как бы в замешательстве.
— Миссис Рейд, для протокола: вы утверждаете, что муж считается добрым и нежным, если хватает жену за плечи и с силой трясет ее?
— Да. Нет. Не знаю.
— Пожалуйста, ответьте на мой вопрос. Да или нет?
— Нет, — тихо ответила актриса.
— Итак, мы не можем называть мужа добрым и нежным, если он хватает свою жену за плечи и с силой трясет ее. Миссис Рейд, извините, но я вынуждена спросить: мистер Рейд когда-либо тряс вас за плечи?
Миссис Рейд покачала головой, но не в знак подтверждения или возражения, а словно отмахиваясь от вопроса. Найджел и Джон смотрели прямо перед собой, не выдавая своих чувств.
— Да, — сказала она наконец.
— Благодарю вас за честность, — мягко проговорила Дафна. — Это было в тот вечер, когда в компании вашего мужа состоялся корпоративный ужин, не так ли?
— Да.
— Вы думали, что находитесь в гардеробной одни?
— Да, — ответила миссис Рейд, тихо всхлипывая.
— Вас удивит, если вы узнаете, что Артур Уилли, гардеробщик, дежуривший в тот вечер, видел вас двоих дерущимися?
— Я никого постороннего не заметила.
— Ваш муж кричал, не правда ли?
— Да.
— Он схватил вас за руки повыше локтя, верно?
— Да.
— Он тряс вас и при этом кричал, не так ли?
— Да. — Слезы потекли по щекам миссис Рейд.
Дафна подалась к ней, как священник или сокамерник.
— Из-за чего вы подрались в тот вечер?
— Не помню.
— Кто-то из вас совершил супружескую неверность?
— Нет.
— У вас были финансовые проблемы?
— Нет.
— Повод должен быть серьезным. Вы наверняка помните.
Миссис Рейд покачала головой, словно надеясь, что вопрос позабудется. Потом ответила:
— Нет.
— Значит, муж схватил вас и тряс из-за такого пустяка, что вы и не помните?
— Этот вопрос уже задан, и ответ на него получен! — крикнул Найджел.
— Поддерживаю.
Дафна мягко обратилась к миссис Рейд, игнорируя Найджела и не обращая внимания на реплику судьи:
— Всего один вопрос, и мы закончим.
Дафна сделала печальное лицо, словно ей трудно было даже спрашивать об этом.
— Произошла ли та ссора до или после увечья мистера Рейда, когда кусок металла попал ему в голову?
Возникла тяжелая пауза.
— До, — ответила миссис Рейд так тихо, что ее почти не было слышно.
Джон подошел к миссис Рейд и дружелюбно улыбнулся. Он посмотрел на жюри все понимающими глазами, потирая шею сзади широкой ладонью и словно говоря: «С этой женщиной обошлись недостойно, она заслуживает лучшего».
— Миссис Рейд, сколько лет вы с Арнольдом женаты?
— Двадцать.
— У вас были мужчины до Арнольда?
— Да.
— Вы ссорились с ними чаще или реже, чем с Арнольдом?
— Пожалуй, чаще. С Арнольдом мы ссорились вовсе не так много.
— Но иногда ссорились, правда?
— Конечно. Мы же прожили вместе двадцать лет!
Джон Пристыженно улыбнулся, словно говоря: «Вы правы, мадам, это был дурацкий вопрос». Он давал время аудитории осознать ответ свидетельницы.
— В тот вечер, о котором только что шла речь, вы обратились в полицию?
— Нет, — озадаченно сказала она.
— Кто отвез вас домой в ту ночь?
— Муж.
— Вы обращались в больницу?
— Нет…
— У вас остались синяки?
— Нет, — изумленно ответила она, словно растерявшись, уж не переметнулся ли Андерсон на сторону обвинения.
— Вы удивлены этими вопросами?
— Пожалуй, да.
— Почему?
— Да потому, что все было не так. Какая полиция, какие синяки? Он не так уж сильно меня и схватил. Мы ссорились, и он, ну, вы понимаете, придержал меня. Мне не было больно. Арнольд всего лишь вспылил, мы же ссорились.
— Вы испугались?
— Наоборот, я просто писала кипятком.
Двое присяжных засмеялись.
— Миссис Рейд, мы только что много наслушались об этой ссоре. Кроме того вечера, Арнольд когда-либо поднимал на вас руку в гневе?
— Нет, никогда.
— Он когда-либо бил вас, толкал, применял иные формы физического насилия?
— Никогда, — сказала она. — Он был нежным человеком. И с нашими детьми тоже. Он был очень хорошим.
— Значит, за двадцать лет брака крупная ссора произошла между вами единственный раз?
— Протест, наводящий вопрос.
— Снимаю. Миссис Рейд, как вы считаете, человека надо судить по двадцати годам брака или по одному вечеру?
— Протест, подсказка аргументов.
— Поддерживаю.
— Миссис Рейд, до этой ссоры Арнольд когда-нибудь совершал поступок, позволяющий предположить, что он способен причинить вред другому человеку?
Миссис Рейд выпрямилась на своем стуле и в упор посмотрела на членов жюри:
— Никогда за тысячу лет.
Глава 12
Инсценированные процессы изначально сводятся к ничьей: ты играешь с заранее известными фактами. Наши свидетели заявляли, что Арнольд — придурок. Свидетели защиты утверждали, что он святой. Наш эксперт-свидетель, ординатор психиатрического отделения университетской больницы, подтвердил, что для объяснения данного убийства не нужен никакой осколок в голове. Бывают моменты, когда взрывается самый тишайший и милейший человек. Причем худшего следует ожидать как раз от тишайших и милейших.
Но когда в свидетельское кресло уселась эксперт защиты, у меня остановилось сердце. Я узнал ее в ту же секунду, несмотря на строгий костюм и аккуратный конский хвост. Новыми для меня стали очки — интеллигентные, с узкими линзами в тонкой медной оправе. Она была умело подкрашена, и запах ее духов заставил меня вспомнить о промозглой ночи, разорвавшемся пакете, раскатившихся апельсинах, признании при луне и милом, добром лице, залитом слезами.
