Все трое торжественно взошли на помост и заняли места высоко над всеми нами.
К залу обратился декан Томпсон. Он приветствовал собравшихся и представил каждого из судей тепло и с уважением. Затем упоминания удостоились мы четверо, а завершилась речь длинным списком знаменитостей, выигравших в свои студенческие годы имитированный процесс.
Верховный судья в отставке подался вперед:
— Готовы ли обе стороны?
— Да, ваша честь, — сказала Дафна, вставая.
— Да, ваша честь, — эхом повторил Джон.
— О’кей. Штат может начинать процесс.
Меня словно пронзило электрическим разрядом от ног до подушечек пальцев рук. Штат. Государство. Это я. И это по-настоящему. До сего мгновения я смотрел на происходящее как на очень интересный фильм. Елки-палки, что я вообще здесь делаю?!
Я встал и повернулся к жюри присяжных.
Откашлялся, прочищая горло. Пролетевшая муха нарушила бы мертвую тишину зала. Я чувствовал тысячи взглядов, устремленных на меня.
Жюри составляли из студентов второго и третьего курсов. Выбор падал на них случайно. Этих студентов я встречал в коридорах, но ни с кем из них не был знаком.
Я медленно заговорил:
— С разрешения высокого суда, я начну. Уважаемая защита, леди и джентльмены, доброе утро. Мы намерены доказать, что двадцать второго сентября прошлого года между ответчиком и человеком по имени Рассел Коннор возникли разногласия делового характера, в результате которых произошел спор. Ответчик поехал домой, достал из сейфа пистолет калибра девять миллиметров, вернулся в свой офис, направил пистолет на Рассела Коннора и хладнокровно убил его, выстрелив три раза. Безоружный Рассел Коннор сидел за своим письменным столом. Он умер на месте. У Рассела Коннора остались жена и четверо детей.
Я сделал паузу, чтобы слушатели осмыслили этот факт.
— Леди и джентльмены, таковы факты этого трагического события. Это случай хладнокровного убийства, простой и ясный. Прошу вас помнить, что это дело и Дженнифер Коннор, которая больше не увидит своего мужа. Это дело и Стейси, Маркуса, Ноя и Блейка, которые никогда не увидят своего отца. Каким бы сложным ни показалось дело, разбираемое здесь, если вы не забудете о жене и детях Рассела Коннора, в конце концов здравый смысл восторжествует и мы поможем вдове и сиротам Рассела Коннора добиться того, чего они заслуживают, — справедливости. — Я втянул воздух и кивнул: — Спасибо.
Вернувшись к своему столу, я сел. Дафна что-то настрочила в своем блокноте и подсунула мне. «Сильно», — прочел я.
Через несколько секунд перед жюри присяжных предстал Найджел. Он приподнял руку, как дирижер за мгновение до начала симфонии, и в зале наступила тишина.
— Представьте, — мягко начал он, и в зале зазвучал четкий британский акцент, — представьте, что вы можете сесть в тюрьму до конца жизни.
Найджел был в костюме-тройке, и золотая цепочка от часов спускалась в карман жилета. Он вызывал симпатию и безотчетное доверие, держался уверенно и свободно — ни тени беспомощности и отчаяния, которые я видел ночью. Сколько же людей, имеющих безупречный фасад, таят в себе хаос и полубезумную неустойчивость?
— Представьте, что все указывает на вашу виновность. Каждый факт. Все показания свидетелей. У вас ни единого шанса. — Найджел присел на краешек стола и вздохнул. — А теперь представьте, что вы не совершали преступления. — Он обвел взглядом каждого члена жюри. — Какой бессильный гнев охватил бы вас тогда? Справедливо ли это? — Найджел сделал паузу, и внезапно его голос смягчился. — Конечно же, нет. Все просто: мы не наказываем людей за то, чего они не совершали.
Затем он посмотрел мне в глаза, и его лицо выразило глубокое отвращение.
— Между тем именно этого от вас потребует обвинение. Вас будут убеждать, чтобы вы отправили за решетку хорошего человека за деяние, которого он не совершал.
Найджел встал и посмотрел на своего клиента. Тот улыбался.
— Свидетель за свидетелем будут рассказывать вам, что Арнольд Рейд добрейший и порядочнейший человек. Нежный муж, хороший отец, никогда не повышающий голоса, владелец небольшого бизнеса, человек, мечтавший вернуться в программу MBA. Но сперва ему предстояло кое-что сделать. Он оставил обеспеченную жизнь, решив послужить с во-ей стране в годину войны. Через два месяца Арнольд Рейд попал в Ирак рядовым пехоты. Его не призывали на войну, он отправился туда не за деньгами или стипендией. Сделав сознательный выбор, он пошел воевать за свою страну. Таков тот, кого подозревают в убийстве. А затем случилось несчастье. — Найджел положил руки на барьер, за которым сидели присяжные, и подался к ним. — Однажды на обочине дороги в Багдад Арнольд опустился на колени, чтобы заменить колесо, и — бам! — Найджел ударил ладонями по барьеру, отчего присяжные вздрогнули, — в двадцати футах от него взорвалась ракета. Арнольда переводили из больницы в больницу. Врачи боролись за его жизнь. И он выдержал. Выжил. Получил почетную отставку и поехал домой к жене и детям. Но война не прошла для него без последствий. В голове у Арнольда осталась полоска металла, изогнутый осколок фугасной ракеты, который нельзя извлечь. Такую цену он заплатил за преданность своей стране. И все для него изменилось. Арнольда мучили постоянные головные боли. Он не мог ясно мыслить, не мог сосредоточиться на работе. Арнольд стал раздражительным, импульсивным. Он уже не был прежним. И все из-за осколка, пробившего ему череп, когда он служил своей стране.
В голосе Найджела слышался праведный гнев. Его глаза расширились и смотрели гневно, в них блестели сдерживаемые слезы сочувствия. Он устремил на нас укоряющий перст:
— И когда человек по имени Рассел Коннор попытался обмануть Арнольда, воспользоваться его увечьем и украсть его бизнес, случилось непредсказуемое. Этот металлический осколок, этот инородный предмет вобрал в себя электрические разряды в мозгу Арнольда Рейда и послал их туда, куда им не следовало попадать ни при каких условиях. Так тело подчинилось приказу мозга, и был совершен поступок, который этот мягкий человек не совершал ни разу за свои сорок лет. Преступление Арнольда Рейда состоит в том, что у него в голове застрял металлический осколок — результат ранения, полученного, когда он защищал свою страну.
Найджел впился в жюри страстным взглядом:
— Я прошу вас употребить власть, данную вам, для сочувствия и спросить себя: что, если бы этот осколок пробил вашу голову? Что, если бы ваши ценные идеи вдруг попытались украсть? Совершили бы мы справедливое дело, оторвав вас от семьи и отправив в тюрьму до конца жизни?
Найджел снова присел на краешек стола с утомленным видом и печально улыбнулся:
— Сейчас у вас есть власть. И я молю вас — молю каждого из вас — употребить ее милосердно и мудро.
Он сел и вытер лоб носовым платком.
В законе четко прописано: если вы в состоянии отличить хорошее от плохого, если вы не спите и действуете сознательно, значит, отвечаете за свои поступки. И никого не волнует, каковы вы по природе: злобны или импульсивны. Так почему же должно влиять то, что вы родились белым и пушистым, а затем вас изменил осколок бомбы?
Как на любом хорошо инсценированном процессе, мы оказались на грани пространного обсуждения расплывчатых понятий: обладаем ли мы интеллектом, способным сделать выбор, и свободой воли, или у нас только мозг, состоящий из клеток и электрических импульсов, пуляющих, как шарики в пинболе, и есть лишь иллюзия свободы воли?
Одним махом Найджел отмел сотни лет уголовной практики и вопросил, вправе ли мы наказывать этого человека. Он говорил как шекспировский актер, хотя его клиент даже не был настоящим. Увидев, как одна из присяжных промокнула глаза платочком, я понял, что ситуация становится серьезной.
Глава 11
Достанься Дафне только красота или только ум, она была бы великолепна, но сочетание этих двух даров судьбы казалось невозможным, статистически невероятным, почти мистическим. Пока она находилась в зале суда, оттуда словно откачали воздух. Перед жюри Дафна держалась мягче, чем обычно, кроме того краткого момента в конце обеда у Найджела, когда она распустила волосы и сняла контактные линзы. Сейчас Дафна снова стала мягкой и милой — с такой хочется сидеть в обнимку у камина в пижамах и читать книгу.
— Миссис Рейд, вы говорили, ваш муж был добрым и нежным человеком, это правда?
— Да, — ответила актриса, изображавшая жену ответчика.
Дафна стояла возле места свидетеля, совсем близко к миссис Рейд — казалось, две леди вели приватный разговор.
— Он никогда не проявлял жестокости до ранения, верно? Ни днем ни ночью, так вы сказали?
— Ни днем ни ночью.
— Это важно, не так ли? Это важно, поскольку вы считаете, что именно из-за ранения в голову ваш муж совершил преступление?
