Когда он уезжает, появляется, топоча, как конный полк на галопе, Гурдулу.
— Хозяина не видели?
— А кто твой хозяин?
— Рыцарь… нет, конь.
— Ты что, служишь у коня?
— Нет, это моя лошадь служит у коня…
— А кто едет верхом на коне?
— Э-э-э… это неизвестно.
— Кто же едет на твоей лошади?
— Гм! Спросите у нее!
— Ты тоже не хочешь ни есть, ни пить?
— Да-да! И есть, и пить!
Гурдулу глотает с жадностью все подряд.
А теперь я рисую город, опоясанный крепостной стеною. Агилульф должен через него проехать. Стража у ворот требует, чтобы он поднял забрало: им приказано не пропускать ни одного человека с закрытым лицом, потому что это может оказаться свирепый разбойник, что промышляет вокруг. Агилульф отказывается, бьется со стражей, прорывается, уносится прочь.
То, что я штрихами набрасываю дальше города, — это лес. Агилульф прочесывает его вдоль и поперек, пока не выгоняет из норы страшного бандита. Рыцарь разоружает злодея и притаскивает к тем самым стражникам, которые не хотели его пропускать.
— Вот тот, кого вы так боялись! Можете посадить его в колодки.
— О, благослови тебя Бог, рыцарь в светлых доспехах! Но скажи нам, кто ты и почему никогда не поднимаешь забрала?
— Мое имя — в конце пути, — отвечает Агилульф и мчится дальше.
В городе одни говорят, что он архангел, а другие — что душа из чистилища. Один замечает:
— Конь бежал так легко, как будто в седле никто не сидел.
Здесь кончается лес и пролегает другая дорога, она тоже ведет к городу. По этой дороге едет Брадаманта. Горожанам она говорит:
— Я ишу рыцаря в светлых доспехах. Знаю, что он тут.
— Его нет, — отвечают ей.
— Если его нет, значит, это он.
— Тогда отправляйтесь искать его туда, где он есть. Отсюда он ускакал.
— Вы в самом деле его видели? Белые доспехи, и кажется, будто в них человек…
— А кто же там, если не человек?
— Некто превосходящий любого человека!
— По-моему, у вас какая-то чертовщина, — говорит старик горожанин, — и у тебя тоже, рыцарь с нежным голосом!
Брадаманта спешит прочь.
Спустя немного времени на площади города осаживает коня Рамбальд.
— Здесь не проезжал рыцарь?
— Какой? Проехали двое, ты третий.
— Тот, который догонял другого.
— А правда, что один из них вроде бы и не мужик?
— Второй рыцарь — женщина.
— А первый?
— Его нет.
— А ты?
— Я? Я… мужчина.
— Слава Богу!
Агилульф ехал в сопровождении Гурдулу. На дорогу выскочила фрейлина, в изодранном платье, волосы растрепаны, и бросилась на колени. Агилульф остановил коня.
— На помощь, благородный рыцарь, — взывала она, — в полумиле отсюда стая свирепых медведей осаждает замок моей госпожи, благородной вдовы Прискиллы. А в замке только мы, безоружные женщины. Никому нет ни входа, ни выхода. Меня спустили на веревке с зубцов стены, и я чудом избежала когтей этих хищников. Умоляю вас, рыцарь, освободите нас!
— Мой меч всегда готов служить вдовам и безоружным созданиям, — сказал Агилульф. — Гурдулу, возьми в седло эту девицу, она проводит нас к замку своей госпожи.
Пустились в путь по горной тропе. Оруженосец ехал первым, но даже не смотрел на дорогу: у женщины, сидевшей в его объятиях, сквозь разорванное платье выглядывали полные розовые груди, и Гурдулу чувствовал, что теряет голову.
Фрейлина глядела только назад, на Агилульфа.
— Какая благородная осанка у твоего господина, — сказала она.
— Угу, — отвечал Гурдулу, протягивая руку к теплой груди.
— В каждом движении, в каждом слове такая уверенность, такая гордость, — говорила она, не отрывая глаз от Агилульфа.
— Угу, — бурчал Гурдулу и, удерживая поводья на запястьях, обеими руками пытался на ощупь убедиться, что человеческое существо на самом деле может быть вместе таким упругим и таким мягким.
— А голос, — говорила она, — резкий, металлический…
Из уст Гурдулу исходило теперь только не. внятное мычание, потому что он уткнулся ими между шеей и плечом девушки и не помнил себя от ее аромата.
— Как моя госпожа будет счастлива тем, что именно он избавит ее от медведей!.. О, как я ей завидую!.. Постой-ка, мы сворачиваем с дороги! Что случилось, оруженосец, чем ты отвлекся?
На повороте тропинки стоял отшельник и протягивал чашку за подаянием. Агилульф, у которого было заведено каждому встречному нищему подавать милостыню в установленной сумме трех грошей, остановил коня и стал рыться в кошельке.
— Благослови вас Бог, рыцарь, — сказал отшельник, пряча монеты в карман, потом сделал Агилульфу знак наклониться и зашептал ему в ухо: — За вашу доброту хочу вас предупредить: опасайтесь вдовы Прискиллы! Медведи — просто уловка: она сама их выкармливает, чтобы ее потом освобождали самые доблестные рыцари, проезжающие по большой дороге, — так она заманивает их в замок, чтобы утолять свою ненасытную похоть.
— Наверно, так оно и есть, как вы говорите, брат мой, — сказал Агилульф, — но я рыцарь, и было бы неучтиво уклоняться от просьбы о помощи, когда ее недвусмысленно высказывает женщина в слезах.
— Вас не страшит пламя сладострастия? Агилульф слегка смутился.
— Ну, там посмотрим…
— Знаете, чем становится рыцарь, после того как побывает в замке?
— Чем?
— Тем, что вы видите перед собой. Я тоже был рыцарем, тоже спас Прискиллу от медведей, и вот что со мною сталось. — Вид у него и в самом деле был плачевный.
— Я запомню ваш драгоценный опыт, брат мой, но перед испытанием не отступлю. — И Агилульф, пришпорив коня, нагнал Гурдулу и фрейлину.
— Бог весть что болтают эти отшельники, — сказала девушка рыцарю. — Ни среди клириков, ни в миру нигде так не сплетничают и не злословят, как они.
— А много их тут в округе, этих отшельников?
— Полным-полно. И то и дело появляются новые.
— Ну, мне это не грозит, — отозвался Агилульф. — Поспешим же!
— Я слышу рычание медведей! — вскрикнула фрейлина. — Мне страшно! Спустите меня с седла, я спрячусь за той изгородью.
Агилульф врывается на поляну, где стоит замок. Все вокруг черно: столько здесь медведей. При виде коня и всадника они скалятся и стенкой становятся бок о бок, преграждая дорогу. Агилульф, размахивая копьем, бросается в бой. И вот одни звери вздеты на пику, другие оглушены ударом, третьи забиты до полусмерти. Подъезжает Гурдулу на своей лошади и преследует уцелевших с рожком в руках. Спустя десять минут те звери, что не лежат, распластавшись коврами на поляне, забиваются в самую чащу леса.
Ворота замка отворились.
— Благородный рыцарь, могу ли я предложить свое гостеприимство и хоть отчасти отплатить за все, чем вам обязана?
На пороге появилась Прискилла в окружении своих дам и служанок. (Среди них была и та девица, что препроводила сюда рыцаря и оруженосца: непонятным образом она вновь очутилась в замке и вышла уже не в лохмотьях, а в опрятном передничке.)
Агилульф, сопутствуемый Гурдулу, совершил въезд в замок. Вдова Прискилла была не очень высокая и не то чтобы в теле, но с округлыми формами; грудь тоже не была слишком пышной, зато не пряталась от взглядов; черные глаза блестели — словом, то была женщина, которой есть что предъявить. Она стояла, довольная, разглядывая светлые доспехи Агилульфа. Рыцарь был сдержан, но явно робел.
— Рыцарь Агилульф Гем Бертрандин де Гвильдиверн, — сказала Прискилла, — мне известно ваше имя, я знаю, кто вы есть, и знаю, что вас нет.
После такого сообщения Агилульф, словно освободившись от гнетущей неловкости, отставил в сторону робость и принял самодовольный вид. Однако он почтительно поклонился, встал на одно колено и сказал:
— Ваш покорный слуга. — А затем резко поднялся.
— Я много слышала о вас, — сказала Прискилла, — и с давних пор самым горячим моим желанием было встретиться с вами. Каким чудом вас занесло на эту глухую дорогу?
— Я странствую, чтобы отыскать, пока не поздно, девственность пятнадцатилетней давности, — ответил Агилульф.
— Никогда не слыхала о рыцарском странствии, цель которого была бы столь сомнительной, — сказала Прискилла. — Но коль миновало уже пятнадцать лет, я отважусь удержать вас на одну ночь просьбой погостить у меня в замке. — И она пошла со двора об руку с ним.
Прочие женщины не отрывали от него глаз до тех пор, пока он вместе с владетельницей не скрылся в анфиладе зал. Потом взоры их обратились на Гурдулу.
— О, какой здоровый малый этот стремянный, — захлопали они в ладоши. Гурдулу стоял дурак дураком и чесался. — Жаль только, что он такой блохастый и вонючий! Ну, живее, отмоем его! — Они увели оруженосца в свои комнаты и там раздели догола.
Прискилла пригласила Агилульфа к столу, накрытому на двоих.