Но можно было не только сэкономить. Можно было больше заработать – за счёт оптимизации экспорта. Дело в том, что валюты было нужно много и сразу. Это диктовала избранная советским руководством тупо-агрессивная военная доктрина. А «сразу» всегда вступает в противоречие с «много». Вот, скажем, взять пресловутую продажу музейных ценностей. Рынок антиквариата и без того крайне чувствителен и непредсказуем, а уж выброс такого его количества неизбежно вёл к обвальному падению цен. (Господин Бушков, автор трёх романов об антикварной торговле, подтвердит.) Не будем здесь рассматривать культурно-исторический аспект проблемы. Я далёк от интеллигентских стенаний по поводу якобы преступной распродажи культурного наследия. Бывают ситуации, когда приходится жертвовать накопленным народным достоянием, тем более, что накоплено оно было аристократами за счёт беспощадной эксплуатации того же народа. С моей точки зрения человеческие жизни дороже побрякушек и раскрашенных холстов. Поэтому рассмотрим только, так сказать, меркантильно-коммерческую сторону дела. За каждый проданный предмет можно было выручить гораздо больше, если бы не торопили планы покорения Европы. Принятие оборонительной военной доктрины способствовало бы осторожной, а значит более рациональной торговле антиквариатом, и даже, может быть, сделало бы её ненужной.
То же самое можно сказать и о торговле советским сырьём – хлебом, лесом, нефтью, углём и т. д. В тридцатые годы разразившийся на Западе кризис и последовавшая за ним Великая депрессия и без того привели к падению цен на сырьевые товары, а тут еще СССР буквально завалил мировые рынки этим добром. Большего экономического идиотизма и представить себе невозможно! Экспортная политика оказалась в порочном круге. Чтобы расплатиться за поставки импортной техники и промышленного оборудования, нужно было наращивать валовые объёмы экспорта сырья, а чем больше их наращивали, тем сильнее падали цены. А вот если бы не нужно было срочно и в огромных количествах производить наступательные вооружения, то и вал сырьевого экспорта можно было бы безболезненно сократить, при этом выручая значительно больше за пуд, баррель, кубический метр и тройскую унцию.
Как видите, даже беглый обзор наших капиталовложений, военного производства и внешнеторговой деятельности позволяет сделать вывод: не имей мы наступательной военной доктрины, не было бы и необходимости разорять крестьянство.
***
К концу «эпохи застоя» всё больше стал намечаться отход от тотального обобществления всякой сельскохозяйственной деятельности в сторону индивидуального труда на приусадебных участках. Колхозным трактором вспашут и засеют твоё картофельное поле – тебе останется обрабатывать его летом и выкопать урожай по осени. Раздавали поросят по дворам, обеспечивали кормами, откормленных свиней принимали на мясокомбинаты за наличный расчёт. Уменьшались колхозные молочные фермы, молоко от домашних коров сдавали на ферму и централизованно вывозили на городской молокозавод… В общем, намечалось как бы некое робкое реформирование не оправдавшей себя колхозной системы. Ну, в конце двадцатых понятно было, что темпы индустриализации надо поднимать по сравнению с периодом НЭПа. Понятно было, что налоги с крестьян придётся повысить, если нужно, привлечь силовые ведомства для их взимания и принять жесткие, вплоть до уголовных, меры против сокращения посевных площадей. Начиная с седой древности (Шумер, Египет, Греция, Рим, Византия) пашня была основным источником доходов всех государств. С крестьянина часто драли три шкуры, но ни средневековый феодал, ни российский помещик при крепостном праве не додумались согнать крестьян в колхозы, поделить на бригады и диктовать им на уровне района, а то и области, когда начинать посевную, когда уборочную, что, где и в каких количествах сеять! А потом издать постановление «о ликвидации и выселении в северные районы страны лиц, злоумышленно дискредитирующих колхозную систему высокой продуктивностью единоличных наделов».
Нечто подобное советской колхозной системе существовало в государственных и храмовых хозяйствах Шумера и древнего Египта. Историки утверждают, что после захвата Междуречья кочевниками-амореями около 2000 г. до н. э. крупные царские и храмовые хозяйства распались на множество мелких. Исчезли надсмотрщики, принудительно гонявшие крестьян на полевые работы, некому стало ссыпать зерно в огромные царские амбары. Исчезли бюрократы, ведшие долговые записи и бухгалтерию на глиняных табличках. Крестьяне сами стали решать, что им выращивать на своих наделах, например, пшеницу или финики, и урожай принадлежал им. С приходом кочевников увеличилось поголовье скота. Крестьяне стали пахать на быках, а не рыхлить землю мотыгой, и удобрять её навозом. Всё это спустя некоторое время, после налаживания торговых связей и постепенного восстановления оросительных систем, привело к невиданному подъёму экономики… Но вернёмся в более исторически близкие времена.
В тридцатые-сороковые годы сельхозтехника была сосредоточена в так называемых машинно-тракторных станциях. МТС не являлись частью колхозов, имели свои системы вертикального подчинения, материально-технического снабжения и оплаты труда. Это при Хрущёве МТС были расформированы, техника передана в колхозы. МТС – в принципе неплохая затея, на ней могла бы базироваться предлагаемая мной альтернатива коллективизации. Крестьяне могли бы оплачивать услуги механизаторов, в перспективе возможен был выкуп техники. «Почитайте „Экономические проблемы социализма в СССР“. В этой книге простые экономисты не боятся критиковать Сталина, и Сталин терпеливо объясняет им их заблуждения. В частности, в том, что нельзя навязывать крестьянам заботу о технике. Техника должна быть сосредоточена не в колхозах, а на машинно-тракторных станциях (МТС) у специалистов-механиков, которые по требованию специалистов-агрономов (крестьян) обработают землю и уберут урожай так и тогда, как и когда крестьяне укажут». (Ю. Мухин. Убийцы Сталина. См. примеч. 45.) Юрий Игнатьевич хоть и упоминает по привычке колхозы, но пишет ведь «как крестьяне укажут», а не как председатель колхоза или там главный агроном (или секретарь райкома партии) укажет. Уж не оговорка ли это по Фрейду, выдающая загнанные в подсознание мысли? МТС могли точно так же и с тем же (с гораздо большим!) успехом обслуживать не колхозы, а крестьян-единоличников. В уже неоднократно цитированной книге С. и Е. Рыбас «СТАЛИН. Судьба и стратегия» приводится один крайне любопытный, на мой взгляд, факт. Весной 1928 г. на Украине была создана «первая в СССР машинно-тракторная станция из 10 тракторов, которые за умеренную оплату обрабатывали поля в 250 крестьянских хозяйствах. Таким образом, государство обеспечивало сельскохозяйственному производителю… энерговооружённость, не сравнимую с раннефеодальной деревянной сохой…» (С. и Е. Рыбас. СТАЛИН. Судьба и стратегия. См. примеч. 46.) Похоже, авторы так и не поняли (или сделали вид, что не поняли) значения упомянутого факта. Был, был совершенно иной вариант магистрального пути нашего развития!
Кстати, слово «единоличник» выше употреблено мной не как обозначение злобного, жадного и нелюдимого куркуля, ненавистника всех форм человеческого сотрудничества (каким и старалась представить крепкого крестьянина советская пропаганда), а в смысле – хозяин, владелец. Что касается объединения, кооперации хозяйств, то это движение началось и стало развиваться задолго до провозглашения политики коллективизации. И первыми в нём были как раз крепкие, состоятельные крестьяне, «справные» хозяева. Но крестьяне объединялись на тех условиях и в тех рамках, как им было выгодно, как и должны поступать все нормальные люди. Колхозы же создавались на «добровольно-принудительных» основах, и в первую очередь не для предполагаемого увеличения производства сельхозпродукции, а для повышения удобства её изъятия в пользу государства (то самое «ужесточение организации выкачивания средств»). К тому же – не забывайте! – перед коллективизацией происходило первоначальное ограбление, позволившее одномоментно вышибить крупные средства на постройку заводов-гигантов, в первую очередь танково-тракторных. Короче, для того чтобы на старте выиграть в темпах, зарезали курочку, несущую золотые яйца. А выиграть в темпах было для Сталина жизненно необходимо, ведь готовился блицкриг, война стоит дорого, завоевание мирового господства – тем более, тут, по сталинским представлениям, нужна большая численность войск, войска надо вооружить, тут требуются горы и горы разнообразного оружия, и его производство требует времени!
Представленная мной альтернатива прекрасно решала ещё одну, по выражению г. Мухина, общеэкономическую проблему – перемещения рабочей силы из деревень в города. Продолжим цитирование Юрия Игнатьевича. «Дело в том, что для создания промышленности были нужны люди, а 80% населения сидело в сельском хозяйстве у своих наделов. Причём загруженность их работой была всего 92 дня в году (1925 г.), и никакими кооперативами решить этот вопрос было нельзя, только коллективизацией. И действительно, по объединению крестьян в колхозы их загрузка возросла до 148 трудодней в 1932 г. и до загрузки в промышленности – до 254 трудодней – в 1940 г. Высвобождающиеся из сельского хозяйства люди шли в промышленность, в науку, в армию». (Ю. Мухин. Убийцы Сталина. См. примеч. 47.) Спорить с Юрием Игнатьевичем одно удовольствие. Может быть, он и вправду верит в то, что пишет. Тут перевёрнуто с ног на голову всё, что только можно было перевернуть. Во-первых, не так уж остра была эта проблема. Крестьяне ещё при царе-батюшке зимой подавались на заработки, скажем, в Донбасс на шахты. Занимались извозом, лесоповалом, строительством в городах. Это именовалось «отхожими промыслами». Некоторые мужики пропадали на заработках подолгу, годами. Помните, ещё у Гоголя: «Пробка Степан, плотник, трезвости примерной. А! вот он, Степан Пробка, вот тот богатырь, что в гвардию годился бы! Чай, все губернии исходил с топором за поясом и сапогами на плечах, съедал на грош хлеба да на два сушёной рыбы, а в мошне, чай, притаскивал всякий раз домой целковиков по сту, а может, и государственную зашивал в холстяные штаны или затыкал в сапог». (Н. Гоголь. Мёртвые души. Гл. 7.) А вот картина времён НЭПа. «Бросалось в глаза огромное скопление бедно одетого народа на улицах и вокзалах Москвы. Это тысячи крестьян, выдавленные из деревень скрытой безработицей, искали счастье. Они были рады любой работе…» (С. и Е. Рыбас. СТАЛИН. Судьба и стратегия. См. примеч. 48.) Да и остающиеся дома зимой не просто «сидели у своих наделов», а заботились о скотине. Крестьянские семьи были, как правило, многодетными, а поскольку в дроблении наследуемых хозяйств не было никакого смысла, среди крестьянской молодёжи всегда хватало желающих перебраться в город.
