И да, вот еще что! Пожалуй, Иван Иванович поедет к Андрейке прямо завтра, а не на днях, как планировал. Лишний раз тянуть не стоит – реакция уважающего себя политика должна быть молниеносной. Кто думает иначе, тот обыкновенный простофиля! Политика превыше всего! Везде и всюду только о ней и говорят, и даже телевизор спокойно посмотреть нельзя – одни сплошные выпуски новостей и бесконечные ток-шоу с руганью, поливанием друг друга помоями и бесполезными криками, которые никак не способствуют хорошему пищеварению!
Всё! Иван Иванович чинно застегнул пиджак и выдвинулся на торжественное заседание. Можно считать, что работа на сегодня завершилась. Впрочем, еще предстоит кое-что сделать – первые три часа депутаты будут обсуждать законы и говорить речи, а только потом перейдут к приятному: неформальному общению, рассказыванию анекдотов и подведению итогов за все четыре года. Неудачники, которым не светит вновь оказаться в этом зале, загрустят, а счастливчики (на то они и счастливчики), будут радостно смеяться и строить неудачникам рожи и вертеть кукиш(и) прямо перед их лицами.
А ничего не поделаешь – таков ритуал. Кукиш перед лицом лузера символизирует очищение рядов, обновление, зарождение новой жизни, приход новых фигур, приток свежей крови и новые потребности общества, которые необходимо удовлетворять, над которым следует усиленно думать, и которые должно обсуждать. Так что от кукиша никуда не денешься, и Иван Иванович на сегодняшнем торжественном выступлении с трибуны намеревался лично скрутить его и ткнуть куда надо. А потому что ритуал!
Глава 4. Рутина
Иван Иванович захватил с собой наброски выступления и чинно спустился в зал заседаний. В принципе, речь была готова, оставалось только подправить некоторые шероховатости, и можно ярко зажечь – чтобы никто не сомневался: новый глава (ну, почти что глава) фракции за словом в карман не лезет и не менее живописен, ярок и зажигателен, чем предыдущий.
Фракция новорусских коммунистов была не то чтобы слишком большой (все-таки оппозиция, и особо не развернешься), но и немаленькой. Вторая по численности, хотя знавала времена и получше. Но увы, капитализм с зарождающимся серьезным национализмом брали свое, и с этим приходилось мириться. Так же как и с тем, что большевикам постоянно досаждали конкуренты, которые пытались нагло оседлать левую идею и тем самым отбирали у фракции столь нужные голоса.
И главное, отбирали совершенно подло, цинично и используя запрещенные среди цивилизованных народов методы и средства черного пиара. Так, совсем недавно один из лидеров национал-большевиков назвал самого товарища БЛиБ-ВпчвН принародно козлом и даже не покраснел. И как дальше жить в таких невыносимых условиях, было не очень понятно! Но на то и существует высший менеджмент партии, чтобы находить выход даже из самой неблагоприятной ситуации и не стесняться менять парадигму и прерогативы, если это потребуется. А Иван Иванович и был тем самым менеджментом.
Он давно чувствовал, что партии нужно модернизироваться, становиться более креативной, более молодежной и перестать наконец делать ставку на уходящее из жизни поколение, но работать с другими возрастными категориями, разрабатывать и запускать новые массовые лозунги, агитировать не только за труд в колхозах и на заводах в робе и в масле от звонка до звонка, но и за курорты на юге Франции, за сицилийскую ривьеру и даже за вина Калифорнии, хотя более гадкого пойла и не найти! Но ведь главное – бренд, и только с помощью бренда можно привлечь на свою сторону широкие слои населения!
И что это за дурацкая эмблема – серп и молот! Разве на такое убожество клюнет прогрессивный класс, студенты рекламных колледжей, продавцы подержанных автомобилей, бейсджамперы и другие форварды развития гражданского общества? Само собой, нет, поэтому даже если и оставить серп, то обсыпать его стразами, и чтоб был голографический и время от времени пропадал, а на его месте появлялся улыбчивый оранжевый смайлик, который бы подмигивал, высовывал язык и смешным загробным голосом вопрошал: «А ты записался в коммунисты, ой-мен?»
А молот давным-давно пора заменить цветным платком «от Армани» или даже от целого «Дольча» (или как его правильно называть по-итальянски?) С этими итальянцами вечно все не слава богу: не поймешь, можно склонять их фамилии или не стоит, чтоб не вызвать международный скандал! Или, допустим, заменить не на платок, а на шикарный трехдверный кабриолет от Porsche, типа:
«Будешь с большевиками?Будешь с народом и бедняками?Тогда будешь ездить на PorscheВ клевом прикиде из натуральной кожи!»,
или вот, например:
«Народ не идиот!Ему палец не клади в рот!Откусит и выплюнет, и не подавится!Поэтому народ буржуинам и не нравится!»,
или вот, например:
«Мы с народом заодно!Готовы за народ окунуться на дноОбщества!Чтоб во имя народа здоровьяПовсеместно искоренять мужеложество!»
– Да, не умеем мы общаться с массами! – Иван Иванович тяжело рухнул в кресло сессионного зала. Перед глазами стояла картина нарисованного переливающегося гламурного серпа со стразами в 3D-проекции на капоте новенького родстера от Porsche, а за рулем – сногсшибательная блондинка, как две капли воды похожая на Алину, или сногсшибательная брюнетка, как две капли воды похожая на Кристину в лучшие годы.
«Кристина или Алина?
Кто более партии большевиков ценен?», – Иван Иванович пробубнил про себя заветные строки пролетарского поэта и пришел к выводу, что ценны обе, но только каждая по своему. Первая, как память о былой зрелости, вторая – как манящая путеводная звезда, предвестник захватывающего любовного путешествия.
– Податься что ли в поэты? – Иван Иванович люто воззрился на галдящих повсюду депутатов, – как же мне обрыдли эти рожи! Невозможно смотреть на них каждый день! И все одно по одному, одно по одному! То косноязычный, то косой, то кривой, то рябой, то бедный и жадный или вообще Ленина не любит! А сколько апломба, сколько жажды власти, сколько желания быть услышанным, сколько ненависти во взоре, как будто готов взорваться и немедленно испоганить своими внутренностями все вокруг! Противно!
Иван Иванович заерзал в кресле, представил перед собой ненавистного конкурента (какого-нибудь псевдодемократа, который только и умеет, что воровать и транжирить народное добро за кордоном) и мысленно плюнул ему в лицо, а потом еще с размаха пнул ногой для верности. Почему-то полегчало. Нет, действительно, стало много легче, а в голове сами собой родились поэтические строки:
Первый министр пошел во двор,Второй министр пришел со двора,Первому министру – всенародный позор!У второго на заду надпись: «Держи вора!»Скрыта под штанами,Воровал в детстве самолетами и поездами,Теперь жирует, гад,Присвоенной трудовой собственности рад!А все потому, что от рождения вор,Второму министру всенародный позор!И приговорПривести в исполнениеВо имя всенародногоСвободногоВолеизъявления!А первого в Сибирь сослать,Выдать лопатуИ заставить снег убиратьВесь,Пока не отдаст украденные ценности,Нужные сейчас и очень нужные здесь!
– Есть мнение, что некоторые из нас, – Иван Иванович, конечно, имел в виду себя, – совсем не хуже Владимира Владимировича! – предполагался все тот же Маяковский, упаси господи, не подумайте чего-нибудь другого! – Тот во френче и за коммунистов, и я в костюме из платиновой нити и за коммунистов! Тот с маузером и за большевиков! И у меня дома коллекция старинных ружей народов мира, и я тоже за большевиков! Тот на броневике ездил, и я каждый день на бронированном «Мерседесе» на работу катаюсь! Тот любил говорить речи с трибуны, и я обожаю! И наконец, тот глаголом жег сердца людей, и я не прочь. Да мы даже с ним похожи, как близнецы! В общем, вероятно, я реинкарнация Владимира Владимировича, поэтому такой счастливый! И поэтому меня девушки любят! – Иван Иванович чувствовал, что настроение все улучшается и улучшается.
В последнее время оно у него как-то прыгало, вот и сегодня уже успело несколько раз сменить минус на плюс и наоборот. Не очень хороший признак, зато разнообразие, которое тоже дорогого стоит! Из этого следует что? Правильно! Нужно заняться подготовкой торжественной речи по итогам работы Государственной Думы за отчетный период. Речь должна быть короткой, но содержательной и актуальной.
Иван Иванович снял с носа очки, вытащил мягкую байковую тряпочку из кармана и аккуратно протер стекла. Потом пару раз громко втянул носом воздух, как заводская турбина, выпускающая перегретый пар, и водрузил очки обратно, тут же став похожим на профессора (только очень обеспеченного и с маникюром на холеных руках).
Задумчиво перелистнул две первые страницы доклада, состроил в воздухе пальцами замысловатые фигуры и стал внимательно вчитываться в свои же собственные каракули, шевеля губами, как рыба в приступе ипохондрии. Почерк у него был отвратительным, и часто он сам не мог понять, что же ранее написал – особенно, если очень торопился.
