так видимо сам себя я и вывернул я больше не был тяжёлым металлом над детски-хрупкой жемчужиной я стал гибок и лёгок в движениях подобно ей сохранив свою силу в себе когти рук моих были свирепо сильны но и невыразимо нежны я вывернулся возможно это им было и всё равно а я верил в руки свои как всегда верил добрым своим и верил что хорошо будет всё и мы выживем ага
мы с ней и полетели… поплыли… потом… вынырнули в дверь в прозрачно-изумрудной воде неглубоко от поверхности океана и поплыли… мы… сквозь воду к поверхности к солнцу она красиво плыла – русалка – ага та самая что за красоту ног получила рези от каждого шага – искрарка – я просто шёл то ли просто шёл то ли проходил в полёте сквозь слои воды – а в её восприятии я летела летела огромной тенью в воде огромной стремительной тенью нежно сжав в сильных когтях её светло-золотую лёгкую ладошку
мы вышли к солнцу она нравилась мне с каждым движением солнечных лучей нравилась больше и больше наверное я была хищная птица потому что искрарка лежала на тихих изумрудных волнах а я чувствовала как рвусь к ней всем своим естеством я положила свою свирепую кистелапу на её золотистую грудь и нежно поцеловала её в губы нежная травинка она потянулась доверчиво ко мне как тянулась ко всему как к солнцу и улыбнулась легко тогда за спиной моей поднялись мои могучие крылья на следующем вдохе я легко подняла её с изумрудных волн в солнечный воздух я прижала её к себе тёплой живой грудью к своей несокрушимой сиреневой стали и целовала в тонкие прозрачные губы
мы летели высоко возле самого солнца а искрарка всё не открывала глаза я несла её прижав всем телом к себе а потом в мягком стремительном снижении вернула бережно её изумрудным волнам и она открыла глаза и в глазах её жило солнце маленькое доверчивое и ласковое – это волны? – спросила она – это детский мир – сказал ей я – это качели без страха до солнца – смешные качели – сказала она – качели-карусели…
и мы долго плыли вперёд то среди волн то уходя в глубину потому что внутри воды был тоже сказочно-ласковый мир красивый с морскими зверями и птицами и там было хорошо тепло было там
а искрарка сказала потом – давай вернёмся на остров – я не знала как это вернёмся если мы не уплывали ни с какого острова но с ней я хоть куда возвращалась бы и мы поплыли обратно а я подумала ещё что хорошо что мы уходим от стороны куда уходит всегда солнце
остров лежал на восходе это наверное был остров вечного восхода утренний он был чистый и радостный я поняла тогда что его придумала и сделала искрарка наверное потому что на неё остров был очень похож на нём мы и жили мы больше не шли никуда мы остров обходили даже редко мы просто жили на нём жили-поживали добра наживали хотя куда уж наживать она и так была самая добрая – моя искрарка самая добрая самая нежная и я поражалась силе и осторожности своих когтей на её лучисто-золотом теле когти как завороженные проходили по её груди и я чувствовала её молочно-золотое тепло ладонь с бритвами когтей скользила вдоль живота по бёдрам легко проходила вдоль шеи по золотистым вьющимся локонам но ни разу сталь не затронула её в боль а это была сталь которой потом боялась даже я
они вспомнили о нас… потом… а пока нам было хорошо и даже холодными ночами нам было хорошо мы спали крепко обнявшись и я укутывала её в свои крылья…
но они вспомнили… искрарка лежала на горячем полуденном песке я тихо ласкала её и смотрела далеко в море я же сидел и курил самосад когда они выдумались…
они высадили на остров взвод автоматчиков чтоб нам не скучно было – с восприятием искрарки – они не видели меня настоящего – и они сначала не хотели даже воевать видимо их не достаточно подробно проинструктировали о потенциале противника то есть меня – десант был скрытным но я увидел их рано совсем рано я мог убить их раньше чем они бы увидели нас но их со мной заметила искрарка и пробудилось ещё внутри стойкое чувство что это не просто взвод что если надо будет то будут ещё и ещё это не просто был взвод это было начало и тогда я их пропустил
они шли осторожно сначала потом удивлённо потом расслаблено я подумал тогда что это не роботы с живыми всегда трудней они шли нехорошо-радостные и улыбались они нехорошо – воины – завоевали двух баб – я даже сплюнул в горячий песок – так нехорошо мне стало от такой армии я понял что нехорошего было в них – они не любили нас не любили совсем они были голодны мы для них были пища
автоматчики это было несложно но они оставили самый нехороший тягостный след в душе возможно на это и было рассчитано – я берегла от них искрарку а они тянули руки и я почувствовала что хоть у них и руки а не когте лапы эти руки их испачкают страшнее самых злых лап а они тянулись к искрарке – жалко – могли бы выжить – но когти моих лап извелись в молнии и молнии испепелили их… всех
вот так – всех… весь взвод – почти сразу и почти незаметно – их не стало просто от одной вспышки – разбираться нужно в инструкциях при выходе на боевое задание – а может и не инструктировали их – выставили себе на злую потеху – нехорошо это у них всё… чувствую как нехорошо…
а потом настала тишина и полдень жаркий полдень сменился волшебным восходом и когти мои больше не были смертоносны и искрарка тянулась ко мне всем своим доверчивым существом мы были высоко очень высоко и я чувствовала уже как разбиваюсь даже и не падая с высоты я возвращалась с ней от солнца я вернулась уже без неё
видимо это довольно жуткое зрелище – хохочущий после боя солдат выиграл он или проиграл не важно – он уходит с ума
истерика кончилась быстро я стянул себе горло и стянул жёстко веки глаз я был почти непобедим уже искрарка ещё стояла перед глазами и позади ещё казалось бьются крылья но сталь вливалась уже и сталь обращалась в лёд
Седьмь
тешка-потешка всё-таки этот ваш пульт с кнопочками – выбирай не хочу – два выхода у смертельно больного нервами человека при визите к нему долгожданных гостей – забиться под подушку или увечить входную дверь очередями из крупнокалиберного станкового пулемёта – никто не выносил ещё нервостойкого ожидания когда их тени стонут по тебе за дверью-… очень очень нервно почти невыносимо трудно пытаться объяснить ещё вчера живому человеку что он совсем уже безвозвратно и окончательно... они не хотят понимать они не умеют они живут зачем-то в где-то извёрнутом мне живут и живут-... как будто совсем не убитые со своей детской наивностью с неприятием мамки-смерти в свой крошечный мозг в свои тёплые всегда после них постельки – сталелитейное производство наращивает мои несокрушимые крылья и каждый глоток моей новой и новой раскалённоогненной мощи вгоняет меня в тиски незатыкающейся жестокой моей беспомощности – тешки-потешки всё-таки этот мой пульт с разноцветными хорошими кнопочками – играй не хочу в игрушки-зверушки – играй не хочу_
СЕДЬМЬ – её звали седьмь а я был кентавр большой крылатый кентавр я взял её на руки и распахнул крыльями стены комнаты я унёс её в высокий поднебесно-сумрачный мир заоблачных гор это был сразу наш первый полёт ослепительный влекший как извержение ввысь и сверкающая черта безумия постигла не только меня настигла нас
с самого первого момента встречи мы не сказали ещё ничего и ничего друг о друге не знали – абсолютно – ни слова – мы встретились – мы были на грани нервного надрыва – в следующее мгновение возможно встречаться нам было бы уже поздно – и поэтому в следующее мгновение мы уже летели слитые в одну стремительную безумную – в небо – молнию – это надо было додуматься – молнию в небо – обычно наоборот – а мы горели сгорали как невыносимо мгновенные уже в первом же нашем полёте словно в последнем – молнию в небо – непередаваемое самоистребление очень совсем хорошо – как воздух не полагавшийся лёгким – как разъём вечности – как смотреть и не видеть неба
у меня горели крылья и она вся горела в моих руках вытянувшись и прогнувшись в полном соответствии с единственным законом молнии чудовищные кованные стальные копыта мои о твердь ставшего непереносимо твёрдым воздуха седины гор не сдержали своего восприятия и озарились трещинами и бездонными проломами огненно-обезумевших вулканов облака белоснежные облака окрасились в чёрное и спровожали нас в небо все в крови огненных сполохов всё окрасилось в чёрное в чёрное и красное всё в помощь оно неизмеримо давно ждало всё этой молнии – молнии в небо – в пику смертоносным богам – навстречь облику жаждущего суицида Господа Бога – оптимистическая трагедия обезумевших в безысходности обнажённых неукрытых бронёй тел – тел зверей и людей тел камней и гор тел вод и огней тел тьмы тем и обесточенного света …я …видел… острое сталью навстречу нам беспощадное небо безжалостное дикое и жестокое… нас… погубит… потом… восприятие… отдельное каждое на каждого… седьмушка… она тоже видела сталь… но ей довелось увидеть сталь гвоздей… сталь гвоздей распятого мной неба_/_/_/
