Глава 4
Сертифицированная явка
Пили чай в столовой, оборудованной то ли в конференц-зале, то ли в комнате для совещаний, не знаю, как раньше называлось это помещение, по размерам раза в три превосходящее кабинет коменданта.
Здесь было несколько столов, лавки, стеллажи с бачками и армейскими котелками, а также полевая кухня, наполовину выгруженная во двор через расширенный дверной проём.
Пахло соляркой и наваристым мясным бульоном, двое чистили в «сороковку» картошку, один орудовал у печки, видимо, готовил обед для всей толпы охотников за беспилотником.
Прямо как в армии. Получается, что у них тут даже не столовая, а целый пищеблок в одном помещении.
С Никитой были ещё двое: молодой боец примерно моего возраста и дядька постарше, в танковом шлемофоне, очевидно, тракторист.
Задушевной беседы за чаепитием не получилось. Мы с Никитой не родственники, не друзья, познакомились накануне Хаоса и сразу подрались из-за девчонки. Так что мы скорее враги, по статусу мирного времени.
Никита, однако, поступил, как и подобает «правильному пацану»: не стал открещиваться от меня, хотя мог бы сказать, что видел меня всего один раз и понятия не имеет, кто я такой. К тому же он с ходу поручился за меня (поступок импульсивный и необдуманный, как и большинство движений в жизни Никиты, – но благородный), так что я теперь вроде как ему обязан.
Выпили по стакану крепкого чаю с сахаром, погрызли ржаные сухари, тракторист с бойцом налили ещё по стакану, а Никита толкнул меня в бок:
– Пошли покурим.
Я хотел было возразить, что не курю, но понял, что Никита хочет обсудить со мной нечто, не касающееся чужих ушей. И даже догадался, о чём будет разговор, поскольку иных общих тем у нас с ним нет.
* * *
Когда шли по коридору, навстречу нам проскакали трое пацанов лет девяти – двенадцати. От них разило свежим дерьмом, но при этом они были предельно радостные и одухотворённые, как будто провернули какую-то успешную операцию и теперь спешили доложить о результатах, в надежде получить ценную награду.
Я удивился и озадаченно хмыкнул: это что за гитлерюгенд такой фекально-ароматизированный на службе у сил правопорядка?!
Выйдя во двор, мы по вычищенной дорожке прошли в беседку, где было оборудовано место для курения.
Аккуратно у них тут всё, по-военному. И дедовщина, или, если хотите, дискриминация, тоже по-военному: сам комендант вовсю дымит у себя в кабинете, а бойцы должны бегать в курилку.
Никита предложил мне сигарету. Я отказался, он закурил и, покосившись на часовых, с любопытством смотревших в нашу сторону, спросил:
– Ну, рассказывай. Как там?
– Да пока всё нормально. Выздоравливает помаленьку…
«Там» – это про Катю, всё прочее Никиту не интересует.
Дело в том, что Никита, по местным архаичным понятиям, вроде как нареченный жених Кати Солнцевой. Они вместе росли, учились в одном классе, и Никита считал Катю своей девушкой. Катя, однако, так не считала. Она держала Никиту за друга детства, покровительствовала и помогала, когда он из-за дурного характера регулярно попадал в разные истории. То есть ничего между ними не было, однако Никита жёстко отшивал от Кати любого, кто пытался подъехать к ней с малейшим намёком на марьяжные намерения. Хм… Да, я тоже попал в число таких несчастливцев и вынужден отметить, что у Никиты это получается неплохо. Бьёт он больно и шустро.
В самом начале Хаоса с Катей случилась беда: её жестоко изнасиловали. В подробности погружаться не будем, кому интересно, можете почитать материалы дела № 5, а жестокость в данном случае заключалась в том, что на момент надругательства у Кати был острый приступ аппендицита. То есть, когда над ней глумились, она буквально разогнуться не могла от боли в животе. В результате у Кати получился перитонит, была во всех отношениях тяжёлая и трудоёмкая операция (или даже спецоперация как в медицинском плане, так и в военном – лекарства, например, добывали в кровопролитном бою), и её еле спасли.
Когда Никита узнал об этом, он прибежал в Уютное Местечко и закатил жуткую истерику. Я в тот момент отсутствовал (была очередная попытка удрать из Города, на этот раз с семьёй Ивана), но Нинель мне всё рассказала.
В общем, девчонка едва ли не при смерти, ещё толком в себя не пришла, а Никита упал на колени у кровати, рыдает, бьётся башкой об пол, и…
Может, вы подумали, что там было «какой я амнундак, что не сберёг тебя, не был рядом и вообще проморгал всё подряд?!».
Да, я сначала тоже так подумал, но там были немного другие слова.
«Как ты могла?! – рыдал Никита. – Как ты допустила такое?! Почему ты не сберегла себя?! Как мы теперь будем жить с этим?!»
Нормально, да?
Нинель с Валентиной его пинками гнали, а он всё ползал, рыдал и канючил «как ты могла да как ты допустила…».
С тех пор как отрезало: Никита больше не пришёл ни разу и вообще никакого участия в судьбе Кати не принимал.
– Про меня не спрашивала?
– А сам как думаешь?
– Ннн… Не знаю… Ну что, спрашивала, нет?
– Спрашивала, – не стал врать я. – Как там Никита, жив ли, здоров…
– Вот же б…во! – Никита вдруг отвернулся и подозрительно сырым голосом выдал: – Зря его Нинка вскрыла! Я эту тварь должен был сам порешить…
Это он про насильника. Ага, занимательная методика радикального решения проблемы.
– И что, тогда бы у вас всё враз устаканилось? Никита, ты в каком веке живешь?
– Нет, ну ты сам подумай, что люди скажут? «Ага, это та, которую – того! А этот её хахаль вообще полный валенок – не отомстил, не кастрировал, за него всё баба сделала!»
Тут я выдал сентенцию про любовь, предрассудки и пережитки. Целиком озвучивать не стану – когда припрёт, я могу быть многословным и убедительным, – а суть такова: если ты любишь человека, тебе глубоко плевать, что скажут «пацаны на районе».
– Ну да, ну да… – Никита сокрушённо вздохнул. – Но… Не могу я перешагнуть через это. Ну ты понимаешь, да?
– Нет, ни фига не понимаю. Это какой-то махровый анахронизм и параллакс сознания. Её изнасиловали! Она ни в чём не виновата! После этого она как никогда нуждается в поддержке, помощи, защите… Блин… И что тут непонятного?!
– Ну так… Она ведь сама его впустила. А могла бы не открывать, время-то какое…
– О Боже… Всё, Никита, давай закроем тему. Нам никогда не понять друг друга – мы из разных измерений.
Помолчали немного. Никита достал ещё одну сигарету, подкурил и спросил этаким виновато-извиняющимся тоном:
– А у вас как с Нинкой?
Ага, вроде отстранился от Кати и её близких, а сам следит издалека, в курсе всех коллизий нашей дружной семьи. Небезразлична ему Катя, так и будет теперь маяться поодаль и терзаться в душевных муках. И ей ведь спокойно жить не даст. Прямо-таки мазохизм какой-то.
– У нас всё пучком. Семимильными шагами движемся к свадьбе.
– Ну вот, хотя бы тут хорошие новости. Рад за вас.
– А я буду рад, когда весь этот бардак кончится.
– Да, я тоже буду рад. Так всё это зае…ло, что впору стреля…
Суть я понял, а конца фразы не услышал: Никита вдруг замер на полуслове.
В этот момент я рассматривал вездеходы под навесом из масксети, а когда повернул голову к крыльцу, к нам уже торопился патруль, пленивший меня, а с ними дежурный, который давеча докладывал, и ещё пара бойцов из комендатуры.
И все с карабинами наперевес, направленными в нашу сторону.
– Не понял… – У Никиты от изумления челюсть отвисла. – Эт-та что за…
– Руки в гору! – зло кривя рот, крикнул дежурный. – Оба! Быстро! А ты – сдал ствол! Бегом!
– Вы чё, мужики, с перепоя угорели?! – возмутился Никита. – Вы полегче с оружием, оно иногда стреляет.
– Сдал ствол! – аж взвизгнул от усердия дежурный. – Считаю до пяти! Потом стреляем! Раз…
– Да на, на, только успокойся…
Никита отдал карабин и подсумок с патронами, нас обоих быстро связали и повели в комендатуру.
* * *
Когда мы подымались на крыльцо, навстречу нам выскочила давешняя троица мальчишек. Каждый грыз по большому куску сахара, а один, который в центре, бережно прижимал к груди объемный бумажный кулёк.
Ох ты, сто тысяч вольт мне в инпут – как говорит наш инженер, когда сильно удивится…
Какой неожиданный зигзаг истории.
Проклятые Павлики Морозовы! О чём думали ваши дебильные родители, опоенные денатуратом? Пароксизм похоти окончательно убил им мозг, или на вашем градообразующем предприятии нет цеха по производству кондомов?!
Комендант был мрачен, как грозовой фронт. И так же, как вот такой фронт, он искрился от переполнявшей его негативной энергии, которая требовала скорейшей разрядки.
В кабинет вошли всей толпой, и здесь сразу стало тесно. Комендант, вынужденный пятиться к столу, не сдержался и гневливо рявкнул:
– Какого хера вы сюда все прётесь?! Служба осталась, патруль убежал в коридор! Живее, живее, выметайтесь!
Патруль торопливо покинул помещение, мы с Никитой остались под конвоем дежурного и двоих бойцов комендатуры.
