class="a">[38], наш министр сельского хозяйства уверяет, что можно и дальше его распылять. Вы обещали запретить глифосат в две тысячи двадцатом году, но это произойдет не раньше двадцать пятого[39], хотя уже найдены природные альтернативы этому бестселлеру от «Монсанто». Вы знаете, что глифосат можно обнаружить в теле каждого француза и даже в памперсах[40]? А «Монсанто» уличили в создании фейковых групп фермеров во Франции, чтобы те рассказывали о пользе этого гербицида[41], и это совсем не обнадеживает.
Президент следил за тем, чтобы спичрайтер ничего не упустил, пусть и в виде нотаций.
– Вы забываете о Парижском соглашении, друг мой.
– Мы пять лет подряд превышали углеродный бюджет, а вы при этом снизили налоги. Как-то стыдно не достичь целей, которые мы себе же и поставили, подписав международное соглашение в нескольких километрах от вашего рабочего кабинета[42], не правда ли?
Три удара в дверь прервали лекцию. Управляющий президентским дворцом, совершенно бледный, не решался переступить порог величественного Золотого зала.
– Что-то случилось?
– Нейлоновые чайные пакетики, месье. Которые вы хотели изъять с Елисейской кухни, – заикаясь, проговорил он.
Президент попытался вспомнить, как чайные пакетики относятся к его международным обязанностям. Спичрайтер и здесь вмешался:
– Вы читали, месье, что эти нейлоновые пакетики выделяют миллиарды частиц микропластика?
– Я знаю. Их запретили, верно?
– Во Франции – да. Но на правительственном уровне это невозможно, – сказал ответственный по закупкам. – Мы подписали контракт на поставки, нужно дождаться его окончания и заново оформлять государственный заказ. В общем… это непросто. Мы сможем перейти на бумажные саше только через несколько лет.
Он умолк и опустил руки, словно ожидая, когда пройдут эти несколько лет. Спичрайтер дернул подбородком и указал управляющему взглядом на дверь.
– Так. На чем мы остановились? – спросил президент после небольшой паузы.
– На Амазонии, месье. Еще там Монблан, пластик и все такое…
Президент обессиленно молчал. Спичрайтер уже не раз видел, как президент сутулится под сокрушительной тяжестью разочарования, и тоже решил удалиться. В Золотом зале остался человек, который должен был придумать новую экономику, чтобы спасти планету, и при этом не мог заменить чайные пакетики на собственной кухне[43].
11
На сайте знакомств купидон натянул тетиву и выстрелил в профиль «Total». На экране появилась стеклянная камера. На переднем плане – пустой стул.
Мысли о предсказанной катастрофе не покидали Диану. Так бывает, когда начинаешь песню на слишком высокой ноте. Появился Виржиль Солал, взглянул на своего пленника, сел лицом к видеокамере. Сердце Дианы учащенно забилось.
– Вы встречались с моей женой? – спросил он с теплотой в голосе.
Диана представила, что ее ответа ждут миллионы пользователей Интернета, и не смогла выговорить ни слова. В глазах зарябило, живот скрутило. Началась паническая атака. Натан незаметно подтолкнул ее локтем, но безрезультатно.
– Диана, – прошептал Солал, будто здесь они были только вдвоем.
Она подняла на него глаза.
– Мне очень жаль, Диана. Жаль, что это случилось с вами, жаль, что вы оказались в такой ситуации.
Переговоры оказались на грани провала. Похититель сочувствует психологу, который должен манипулировать им. Натан Модис решил вмешаться, чтобы восстановить подобие контроля:
– Мы все еще ведем переговоры с руководством «Тоталь». Нам нужно больше времени. И более реалистичный выкуп, если вы готовы это обсудить.
Похититель широко улыбнулся:
– Капитан Модис, неужели вы всерьез думаете, что ради спасения директора, которого можно заменить в любой момент, они за ночь превратились в высокоморальных людей? Я знаю, что они ответили. У меня повсюду глаза и уши. Я в курсе, что они отказались.
Мейер заставила себя вынырнуть из ватного облака.
– И это дает вам право убивать? – повысив голос, сказала она. – Все меняется, люди хотят меняться. Нельзя строить будущее на крови.
– Рим был построен на крови Рема. Так же, как и Индия. Только ли пацифизм Ганди привел Индию к независимости, или бомбы Бхагата Сингха тоже сыграли роль? А как насчет гражданских прав афроамериканцев? Кто их добился, Мартин Лютер Кинг со своими пламенными речами или Малкольм Икс со своим политическим радикализмом? Даже во времена Французской революции рубили головы. Насилие возникает тогда, когда пассивное сопротивление уже не помогает. Перед нами новая опасность, опасность глобальная, и никакие полумеры нас не спасут. Человечество раскачивается на задних ножках стула. Чтобы он опрокинулся, довольно небольшого толчка. А вот чтобы сохранить равновесие, придется приложить все силы.
– Вы хотите стать новым правосудием и решать, что правильно, а что нет, за что хвалить или наказывать?
– Правосудием? Там, где царствуют деньги, правосудия нет. Прав человека тоже. В обществе, как и в природе, сила, власть и могущество – вот мерила правосудия. А мы, простые граждане, не имеем права даже бороться за собственную жизнь?
– Казнь вашего заключенного ничего не изменит, – возразил Модис. – Его смерть не очистит океаны и не охладит планету.
– Я знаю. Но разве законы, суды, порядок и тюрьмы когда-либо предотвращали преступления? Они только регулируют их. Именно этим я и собираюсь заняться.
Два года подготовки, два года гнева, два года на то, чтобы сказать верные слова. Ни психолог, ни полицейский не могли ему возразить. И Диана решила выложить козырь, несмотря на запрет.
– Его смерть не вернет вам дочь.
Виржиль закрыл глаза, спокойно принимая удар. Затем встал и исчез из поля зрения.
– Диана, ты переходишь границы, – шепнул Натан.
– Знаю, но мне больше нечем крыть.
Молчание затягивалось. Удалось ли им выиграть еще один день? Из невидимого угла комнаты на их вопрос ответил шум двигателя. Молочно-белый дым мутным ковром начал застилать пол камеры. Натан установил секундомер на часах. Волноваться после пятнадцати минут, готовиться к худшему после тридцати. Когда он оторвал взгляд от секундной стрелки, Солал уже вернулся на место.
– Я никогда не услышу ее голос. Когда она родилась, ее легкие были уже настолько поражены, что склеились между собой. Я живу, лишь когда сплю. Я спокоен только один миг, утром, когда открываю глаза. Миг между сном и реальностью, когда я еще ничего не вспомнил. Потом все возвращается. По порядку. Меня зовут Виржиль Солал, я люблю Лору, и нашу дочь убили. Вот моя история, она привела меня сюда, к вам, но борюсь я не за себя. Причина битвы гораздо глубже, я перед нею микроскопическое ничто. Я вас предупреждал, вы знаете мои правила. Я не получу от этого никакого удовольствия, но не отступлю. У меня нет выбора. Они не оставили нам выбора.
Он снова поднялся и на этот раз отключил видео. Диана и Натан сидели перед черным экраном неподвижно,
