Вот бывшей супруге доверял, разрешал и с подругами встречаться, и отдыхать ездить без него. И что хорошего из этого получилось? Ничего! Слишком вольной себя почувствовала! Слишком свободной! То не хочу! Это не буду! То санаторий ей подавай. То день рождения в ресторане отметь. Барыня, видите ли! Нет, не стал Михаил терпеть такого потребительского отношения к жизни! Выгнал ее с ребенком! Иди к своим родителям! Раз они тебя воспитали наглым потребителем, то пусть сами с тобой и занимаются. И нечего ни на площадь претендовать, ни на материальное обеспечение. Ишь, чего захотела: одно удовольствие от жизни получать!
В общем, выгнал, развелся и забыл. Кроме обиды и злости, ничего не осталось. Может, и не было между ними и любви никакой, коль так запросто мог забыть о ней.
Узнав о том, что ее Михаил был женат и что он имеет ребенка, Ирина впала в шок. Сначала с ней случилась истерика, которая впоследствии вылилась в длительную депрессию. Стресс был колоссальный. Ира долгое время не могла прийти в себя. Потом, чуть позже, анализируя ситуацию, она задумалась: а почему Михаил ничего не рассказал ей перед свадьбой? А почему она сама не спросила его ни о чем? Ведь взрослый же человек ей предложение делал. Имелся же у него определенный опыт отношений с женщинами. Почему не поинтересовалась? Паспорт не посмотрела?
Стресс усугублялся внезапно образовавшейся изоляцией: с подругами – охлаждение, с бабушкой – отдаление, с родителями Ирина, хоть и имела ровные, спокойные отношения, близкой никогда не была. А еще и беременность каким-то образом случилась. Вернее, каким образом, вполне понятно. Непонятно было, зачем она сейчас. Учеба в разгаре. Сама Ирина еще не успела насладиться своим новым статусом жены, как сразу еще один статус возник – будущая мать! Да, с таким грузом эмоций справиться никак не удавалось. Она то плакала, то грустила, то разрывалась между любовью к мужу и тоской по подругам и бабушке.
В общем, как это ни грустно, семейная жизнь как-то сразу не задалась. Вернее, даже не так. Семейная-то будто бы складывалась нормально: официальный брак, ребенок… Но душевно Ирине было очень не по себе. Что-то не складывалось в ее жизги. Почему нужно выбирать между мужем и девчонками? Почему обязательно нужно жертвовать отношениями с бабушкой ради спокойствия мужа? И отчего это так больно – узнавать о прошлой жизни своего любимого? И зачем он это скрыл? Вопросы множились, ответов не находилось.
Однажды Михаил вернулся домой с работы и увидел супругу лежащей на диване. Чуть ли не впервые Ира не кинулась его встречать. Ей было плохо, подташнивало, и любое телодвижение приводило к тому, что к горлу подкатывал очередной приступ дурноты. Хотелось заснуть и спать долго-долго, ровно столько, сколько осталось до родов… Но и заснуть не получалось. Ее то знобило, то бросало в жар. Ира мучилась от бесконечно меняющихся состояний своего организма.
Михаил поприветствовал супругу из коридора, переоделся, помыл руки и как ни в чем не бывало спросил:
– Что на ужин? Чем любимого мужа встречаем?
Воспоминание о еде отозвались очередным спазмом беременного организма, и Ира через усилия ответила:
– Миш, свари сосиски! Мне плохо. Я не могу.
Михаил удивился и… расстроился. И совсем не оттого, что жене плохо. Скорее, это вызвало раздражение. Расстроился он из-за невнимания к себе. Как это: «Свари!»? Что значит: «Я не могу»?
Он удивленно подошел к Ирине, присел на диван:
– Почему тебе плохо? Где плохо?
– Да везде. Все тело изнемогает. И тошнит, и знобит…
– Слушай, ну ведь это только начало беременности! Что ж ты и дальше будешь мучиться?! И меня мучить заодно?
– А тебя-то как я мучаю? – не поняла Ирина.
– Ну как? Я не для того женился, чтобы самому себе сосиски варить! Что непонятного?
– То есть… как? – в Иринах глазах заметалось недоумение. – Ну чем же я виновата, что у меня токсикоз?! Мне же самой противно!
– Ну раз противно, делай аборт!
– Как? – Глаза Иры моментально наполнились слезами. – Почему? Разве ты не хочешь ребенка?
– Такой ценой – нет! И вообще… У меня уже есть ребенок. И ты знаешь, как я к нему отношусь.
– Но ведь ты же мне ничего не говорил. Не предохранялся, – Ирина ничего не понимала. Ее любимый, ее муж, ее самый близкий человек говорит ей слова, которые она понять была не в состоянии.
– А разве тебя не учили твои любимые мама и бабушка, что предохранение – это целиком и полностью женская проблема? Разве тебя не учили, как надо встречать мужа с работы? Как кормить его ужином? И что плакать перед мужчиной безнравственно? Это тебе тоже никто не объяснял?!
В голове Ирины все перемешалось. Она никак не могла взять в толк, почему она – живой человек – не имеет права на боль, на неважное самочувствие, на плохое настроение. Почему она не может быть самой собой дома, рядом с любимым? Она понимала только одно: что муж недоволен, раздражен, голоден. И что никакие разговоры, уговоры и взывание к совести ему сейчас абсолютно не нужны.
Она нашла в себе силы подняться, пошла в ванную, умылась и уныло побрела на кухню.
С тех пор она знала, что не имеет права показывать мужу ничего, что может вызвать его недовольство. Что если уж у нее возникают переживания, то только по поводу него, любимого мужа… Что если ее и переполняют какие-то чувства, то только к нему…
Она должна скрывать свои сомнения, волнения, должна всегда хорошо выглядеть, иметь на лице улыбку и искренне восторгаться своим мужем.
По молодости лет, по глупости, по неопытности, по отсутствию рядом старшего друга Ирина была уверена, что так, видимо, и должно быть. Вышла замуж, тем более за человека намного старше себя, значит, слушайся мужа, надейся на него, доверься ему, положись на него во всем – и будет тебе семейное счастье!
Но не получалось. Получалось постоянное уговаривание себя, нескончаемый внутренний диалог и… самое страшное – исчезновение любви. Через три-четыре года Ирина поняла, что живет с равнодушным человеком, с полнейшим эгоистом, который занимается только собой и интересуется только собой… К этому времени, правда, она имела уже двоих дочерей и незаконченное высшее образование.
Ира кинулась к бабушке.
– Ир! – Голос Ивана в телефонной трубке был нарочито весел. – Привет!
– Привет! – несколько удивленно ответила Ира. Они же вроде договорились, что расстаются, что отношения закончены… Нет, поболтать, конечно, можно изредка, но сегодня Ира, честно говоря, не была настроена на пустую болтовню. Старшую дочь на седьмом месяце беременности положили на сохранение, и Ирина ждала от нее звонка, был ли обход, что сказал врач, как долго ее там продержат и прочее, прочее…
Поэтому звонок Ивана раздался совершенно не вовремя, и Ира не скрывала своей досады.
– Есть минутка поговорить? – почувствовав неловкость, спросил Иван.
– Ну если только минутка… Что ты хотел?
– Ир… я понимаю, что невольно напоминаю о себе, но… помнишь, я тебя фотографировал в поездке? Помнишь, в стиле ню?
– Это голую, что ли? – раздраженно переспросила Ира.
– Ну да!
– Так и говори! А то «стиль ню» выдумал какой-то! – Ира не скрывала своего неудовольствия.
– Да это не я выдумал. Это направление такое… Оно давно существует в искусстве. Причем как в живописи, так и в фотографии.
– Ой, ну хватит мне лекции читать! – на полуслове осекла его Ирина. – Ты же просил минутку, а уже больше двух прошло.
– Ладно, не заводись! Я просто хотел узнать: что мне со снимками делать?
– А что с ними нужно делать?
– Да ничего не нужно! Просто я интересуюсь: нужны ли они тебе? Или я могу их себе оставить?
– Слушай, Иван! Ты меня правда дурой считаешь или как?
– Почему, Ир? Почему дурой?
– Да потому! Конечно, я хочу, чтобы этих снимков у тебя не было! Конечно, я предпочла бы иметь эти фото только у себя! И фото, и пленку. Но как я могу запретить тебе иметь такие же? Во-первых, это твой фотоаппарат, и пленка принадлежит тебе. К тому же там запечатлен кусок как твоей, так и моей жизни, который мы прожили вместе. Просто мы вместе прожили тот кусок времени. И во-вторых, даже если я запрещу тебе их иметь и прикажу вернуть мне и пленку, и готовые снимки, где гарантия, что ты не сделаешь второй экземпляр? – Ира не просто волновалась. Она кричала.
