- А было, чтоб?..
- Не было, - Андрей не сдержал улыбку.
- Вот ты и получаешься гад после этого, - Сутырин уличающе, словно доказал трудную теорему, с чувством прихлопнул плексиглаз, отчего карандашница в левом углу подпрыгнула, и он, даже не скосившись, привычно поймал ее в воздухе. - И чего своим упрямством добился? Дело и без тебя закончили, как надо. А где ты сам теперь? Что-то мне тебя не разглядеть. Ау, бывший важняк Тальвинский, где вы? - он заглянул под стол. Злорадно рассмеялся. - То-то. И генерал твою фамилию на дух не переносит. И аттестацию какой раз прокатывают. А сделал бы как просили: и сам был бы на месте, и для дела польза. А говоришь, нет целесообразности... Да успеешь!
Через его голову Тальвинский поглядывал на циферблат настенных часов с кукушкой - эксравагантная прихоть хозяина кабинета.
- Догадываешься, почему в аттестации отказали? - Что ж тут хитрого? Холуи - народ чуткий. Помнят, что из управы в свое время меня меня по личному указанию генерала выкинули. Это у меня, как вы знаете, не в первый раз. Так что начинаю даже получать эдакое мазохистское удовольствие.
Деланная его разухабистость Сутырину не понравилась.
- Ты, Андрей, по уровню управленческому давно свою должность перерос. А вот что касается человеческих, так сказать, хитросплетений, тут работать над собой и работать. После твоего ухода мне удалось убедить членов ком иссии, чтоб вопрос повторно вынести. И полагаю, назначение твоё через неделю состояться все-таки может. Если созрел.
- Перезрел. А может, пошло оно всё, а, Игорь Викторович? Ну, что, в самом деле, будто напрашиваюсь. Следователь я не из последних. Да и на гражданке, если что, не пропаду, - в адвокатуру и сейчас зовут.
- Можно и так, если кишка тонка. Мы вообще-то на эту должность Аркашку протаскивали. Да он в твою пользу отказался. В Андрее, говорит, стержень есть. Или ошибся Чекин?
Присмотрелся к смешавшемуся подчинённому.
Только вот дни эти, оставшиеся до повторной аттестации, надо бы, как говорится, без сучка и задоринки. Там у тебя, кстати, Лавейкина застряла.
Тальвинский, не скрываясь, неприязненно скривился.
- Во-во! Потому и кончай её поживей.
- Думаете, из-за этого прокатили?!
- Пока нет. Вообще-то думать ты, Андрей, теперь должен. Постоянно думать и - соотносить. Тогда, может, что и позначительней угадаешь. Ты теперь - без двух минут номенклатура. А это, знаешь, особый стандарт. Дружки-то, поди, в отделе наизготовку стоят. И стаканы сполоснули.
- Наверняка.
-Вот это и есть самое трудное. Работать с теми, с кем ещё вчера был вровень.
- От выпивок можно отказаться.
- Отказаться - полдела. Тут и впрямь недолго недругов из прежних друзей нажить. Наука - так себя поставить, чтоб не предлагали, - Сутырин, явно готовившийся еще что-то сказать, колебался. - Говорите уж все сразу.
- Ладно, хоть и неприятно, но скажу главное. Для руководителя умение разобраться с собственными бабами - это тоже, знаешь, показатель компетенции.
- Так вы что ж, полагаете?...
- Тут и полагать нечего. В кадры поступил сигнал о твоей интимной связи с судмедэкспертом Катковой.
- Кроме меня, никого это не касается!
- А ты не горячись. Подружек, их ведь у кого нет? - Сутырин нетерпеливо скосился на часы, и блестящие его глазки-бусинки на мгновение зажглись предвкушающим огнем. - Только вот все должно быть тип-топ. Без лишних всплесков. Словом, Тальвинский, вопрос стоит так: либо отказываешься от Катковой, либо... даже я тебе помочь не смогу. А сказал, потому что лучше тебя на эту должность сегодня не вижу. Так что, если ты меня правильно понял, повторная аттестация станет твоим, будем говорить, бенефисом.
Полковник Сутырин числил себя в завзятых театралах.
То, что слух о его любовной связи с Валюхой, "запустил" по управе длинноязыкий Ханя, Андрей почти не сомневался. А потому, едва добравшись до райотдела, кинулся к нему, готовясь выплеснуть на болтливого дружка всю накопившуюся в нем ярость. Распахнул дверь. И - обомлел.
В дальнем углу кабинета, с занесенным ножом над кем-то невидимым застыл Ханя. Андрей рванулся было вперед. Но как только разглядел общую картину, успокоенный, остановился. На столе, на промасленных клочках газеты, возлежали исходящие соком три бревна палтуса. Вчера Ханя исхитрился уговорить прокурора прекратить дорожное дело. И сегодня у него был праздник души. Надо сказать, что милицейские следователи, при всей внешней грубоватости, были тонкими стилистами. Где-то даже эстетами. Неприличным, например, считалось слово "взятка". Его произносили сквозь зубы и только, если кто-то попадался на получении денег. Материальные же подношения, будь то тот же балык или какая-никакая мануфактура, общественным мнением не порицались и, напротив, именовались деликатно и возвышенно - "отблагодарение". При звуке шагов Ханя взметнул голову и, прежде чем Андрей успел хоть что-то сказать, воткнув нож, бросился к нему.
- Андрюха, что?!
И такое проступило в нем неподдельное участие, что обида схлынула с Андрея. - В целом нормально.
И тут же, не дав договорить, Ханя обхватил его, принялся вертеть, стучать радостно по плечам. Потом вытащил в коридор и поволок в сторону чекинского кабинета. Откликаясь на пронзительный Ханин голос, выскочил Чугунов и, побросав прямо на столе дела, увязался за ними. Так что к Чекину ввалилась буйная ватага, требовательно нависшая над невозмутимо печатающим шефом.
- Новое начальство п-привели, - доложился Чугунов.
Чекин продолжать печатать. Потом высоко поднял левую руку и резко бросил её на клавишу.
- Точка. Чего столпились? Или у нас не конец месяца?
- Так отметить бы. Валюха Каткова звонила, - искательно напомнил Чугунов. - П-приглашают.
- Ну, Александрыч? - Ханя искушающе нагнулся к шефу. - Вино, бабы. Нонка пренепременно будет.
О слабости Чекина знало всё отделение.
Освободив каретку, Чекин вложил новую закладку.
- Александрыч, такой день, - всё ещё надеялся Вадим.
- М-да, - согласился Чекин. - День точно особый: конец месяца. Всем по боевым расчетам!
Дождался, пока шумно вытеснятся разочарованные следователи. Пригляделся к удрученному Андрею.
- Всё знаю.
- Сутырин напрямую сказал, что из-за Валюхи. Дал понять, чтоб выбирал.
- И что выбрал?
- Да не во мне дело. Просто думаю вот, сколько можно ей жизнь портить. А ты что скажешь?
- Тебе жить, - Чекин, потеряв к разговору интерес, намекающе провернул каретку. - Эу, ты чего там обнаружил? - Что за хреновина? - разговаривая, Андрей механически перебирал сложенные на углу тоненькие папочки с выведенными на обложках номерами и фамилиями. Одна из них и привлекла его внимание.
- Сам не видишь? - удивился вопросу Чекин. - Свежие уголовные дела.
- Свежие, говоришь? - Андрей непонятно для Чекина хмыкнул. - По обвинению гражданки Садовой, да еще в чем?!
- Знаком?
- Более чем. Даже в свое время приволочиться пытался. Но - такая гордячка! Вот уж не подумал бы. Да, хитра жизнь! Экие коленца забрасывает...
- От Мороза информация есть?
- Пока никакой. Что-то в самом деле задерживается, - озадаченно припомнил Тальвинский.
9.
Прошло полчаса, час. Давно покинули кабинет расшалившиеся студенты, а из тесной фотолаборатории по-прежнему не доносилось ни звука. Будто там и вовсе никого не было. Только еще через полчаса раздался скрип внутреннего засова, и все трое, усталые, распаренные, выбрались на волю. Особенно скверно выглядел полнотелый Тариэл: пот сквозь промокший носовой платок струйками стекал прямо под распахнутый ворот влажной рубахи, кустарники волос на хрипящей груди вздымались и опускались.
- Сергей Васильевич! Николай Петрович! - умоляюще прошептал он. - Но я прошу...
- Будешь хорошим мальчиком, все будет тип-топ, - безразлично пообещал Лисицкий, обмахивавшийся двумя мелко исписанными листами бумаги. Он открыл сейф и под безысходным взглядом южанина небрежно забросил их в прожорливое металлическое нутро.
Мороз без труда сообразил, что это было, - подписка о согласии на негласное сотрудничество. Тариэл в свою очередь увидел, что человек, не допущенный к разговору, все понял. И такой всеобъемлющий, неконтролируемый страх утвердился в лице его и в съежившейся обреченно фигуре, что даже Рябоконь счел необходимым успокоить:
- Не дергайся, здесь чужих нет. Сказано - как заперто. Но и ты гляди, курва. Попробуешь натянуть - двурушничества не прощу.
Не постращать для острастки Рябоконь попросту не мог.
Униженно покивав, согбенный человек с гордым именем Тариэл, пятясь, вытеснился на свободу.
- Как там Тальвинскому звонить? - полюбопытствовал Лисицкий и, не дожидаясь ответа, набрал номер.
- Это тот самый знаменитый следопут Тальвинский? Здорово, земеля. Твой друг старина Лисицкий оченно тебя беспокоит. Попахали мы тут на тебя с Серегой, как два подержанных бобика... Да. Нашли и даже "развалили". Но - не знаю, обрадую ли? Нацменов этих "крышуют". Появился такой кооперативчик с развеселым названием - "Пан спортсмен". В основном из бывших боксеров. Вот по их поручению Тариэл и торговал. Они ему и товар передавали. А вот от кого они сами берут, это он не в курсе. Не тот уровень. Единственная слабенькая зацепка - по обрывкам разговоров он понял, что с этим как-то завязана старший товаровед Горпромторга Садовая. Слышал про такую?
