– Спроси его бабу?
– Да ей вообще плевать на него. Говорит, лишь бы деньги носил.
– Моя мать тоже так говорит про отчима.
– Да все они так говорят!
– Хотя последнего мать сама, кажется, кормит.
– У них всегда либо деньги, либо постель. Только сам ты никогда не узнаешь.
– Думаешь, моя сестра с тобой только из-за денег?
– Откуда я знаю? Они об этом только либо подругам, либо любовникам рассказывают.
– А Инесс что говорила?
– Говорила, что любит.
– Меня?
– Калео, глупец!
– А он?
– Да говорю, он смеялся над ней.
– А она не понимала?
– Так любовь вроде была.
Глава двадцать седьмая
Законники отпускают отчима. Он приходит домой, и мать говорит Эну, что ему лучше уйти. Эну поднимается на верхний этаж и ждет, когда Дюваль откроет дверь.
– Я оставлю у тебя вещи? – спрашивает Эну. – А то Бэйна нет, а тащить домой тяжело.
– Ну оставляй, – говорит Дюваль.
Они проходят на кухню. Далила улыбается Эну и продолжает убираться.
– Вот и первый шаг к свадьбе, – говорит Эну.
– Да мне просто лень самому убираться! – смеется Дюваль. – К тому же все, что нужно, я уже спрятал.
– Это чье?! – орет ему Далила, показывая фиолетовый бюстгальтер.
– Мое, – смеется Дюваль, стараясь перекричать гул пылесоса.
– Ты не перестаешь меня удивлять! – кричит Далила и смеется вместе с ним.
– Кажется, спрятал не все, – улыбается Эну.
– Да ей наплевать на это, – говорит Дюваль. – Это же не наркотики.
Далила заваривает три стакана синтетического чая. Слушает про отчима Эну и заступается за его мать.
– Других-то, может, уже и не будет, – говорит она и вспоминает Инесс. – Давай ей позвоню, – предлагает она Эну. – Все равно тут сидишь. Придет. Поговорите.
– Не надо.
– Другую нашел?
– Нет.
– Что тогда? – Далила обижается и говорит, что из-за Эну Инесс сама не своя, как из больницы вышла. Эну рассказывает ей про Калео и Инесс, смакуя подробности.
– А ты типа святой? – спрашивает Далила.
– Да зачем мне все это?!
– Вот именно! Повалялись – и ладно. Ее тоже понять можно. У тебя даже жить негде было.
– А у Калео вообще жена.
– Ну, вспомнили, наверное, старое. У тебя что ли не было?
– Было.
– Вот! – Далила уходит звонить Инесс.
– Зачем ты рассказал ей про Софию? – спрашивает Эну Дюваля.
– Не говорил я ничего, – улыбается он. – Она тебя разыграла, а ты признался.
– Чертовы разведенки!
Они курят на балконе и ждут Инесс. Она приходит, и они тупо сидят на кухне за чашками остывшего синтетического чая.
– Слушай, – говорит Эну, – а у Калео с моей сестрой ничего нет?
– Не знаю, – говорит Инесс.
– Жаль, – Эну мрачнеет.
– А тебе-то какое дело? – сверлит его взглядом Далила. Он рассказывает о своей сестре.
– У нее, по крайней мере, ребенок от Бэйна, а с Калео что? – говорит Эну.
– Заботливый, – Далила улыбается, подмигивает Инесс. – И зачем тебе Калео?
– Да я случайно.
– Забавная случайность! – гогочет Дюваль.
– Дурак ты! – шипит на него Далила.
Глава двадцать восьмая
Эну ведет Инесс к себе, а Далила и Дюваль провожают их.
– Можно я возьму тебя под руку? – спрашивает Инесс.
– Возьми, – говорит Эну.
– Уже помирились? – спрашивает их Далила. Инесс молчит. Эну молчит. – Нив расстроится! – смеется Далила.
– Да у них не было ничего, – говорит Дюваль.
– А вы друг другу всегда все рассказываете?
– И не только мы, – говорит Эну.
– И как всегда врете с три короба! – смеется Далила.
– Может, хватит? – начинает злиться Инесс.
– Не стесняйся, тут все свои! Калео о тебе давно все в подробностях рассказал.
– Вот дура я!
– А я тебе всегда говорила, Калео – трепло, – смеется Далила.
Они доходят до дома Эну.
– Ты меня простишь? – спрашивает Инесс.
Он пожимает плечами. Она спрашивает о своей собаке.
– Дома, – говорит Эну.
– Ты же ее выкинуть хотел! – вспоминает Дюваль.
– Забыл, – говорит Эну.
Он открывает дверь. Мертвая собака лежит на пороге.
– Еще теплая, – говорит Дюваль.
– Ты убил мою собаку! – орет Инесс.
– Я не убивал твою собаку! – орет Эну.
– Ты сморил ее голодом!
– Да я вообще забыл про нее!
– Я доверяла тебе!
– Ты и Калео доверяла!
– Ты еще хуже, чем он!
– Да это просто случайность!
– Никогда не прощу тебя!
Глава двадцать девятая
Книги. Когда-то в детстве Эну любил читать. Потом построили стену, и все книжные магазины перебрались во внутренний город. Книг почти не осталось. Эну спрашивает их у соседей. Вернее, у одного соседа. Жирная нянечка, которая живет выше по улице. В ее доме стоит железная печь и нет воды. Она ловит тараканов и падает в эпилептические припадки, но мать Эну говорит, что нянечка мечтает о большой и чистой любви. У нее много любовных и эротических книг. Ее свихнувшаяся сестра умерла в сорок пять, оставив после себя в детских домах около двадцати детей. У ее матери была катаракта, и ей вырезали оба глаза. Каждое воскресенье нянечка встает в четыре утра и ходит по городу, собирая все ценное, что потеряют участники ночных сантерий внешнего города. Но она мечтает о большой и светлой любви! Маргарет Митчелл, Ева Говард, Эммануэль Арсан, Элизабет Макнейл, Лусия Кубели, Эмма Алан – книги всех этих авторов можно найти в доме жирной нянечки на полке сразу за грязной печкой. Каждую ночь мечты о любви. Каждую неделю приступ эпилепсии. Каждый месяц зарплата. Каждый год очередь в комиссию неимущих. Вот и вся жизнь. А еще старуха без глаз и двадцать детей сестры, которые вырастут и потребуют свою часть в этой убогой комнате…
Бирс хочет пролистнуть эти воспоминания, но они держат, проникают в него. Воспоминания Эну.
Распавшаяся семья в соседнем от нянечки доме. В квартире нет света, нет отопления. Когда их отец отправился в соседний город зарабатывать деньги, его переехал трамвай. Когда их сын пришел из тюрьмы, он снял в доме всю проводку, все трубы – все, что можно было продать. Когда парень их старшей дочери – кривоногий карлик – устал от своей пассии, он стал жить с ее матерью, а затем с ее младшей сестрой…
– Почему же о них не позаботилось вуду? – спрашивает Эну бабку Мамбо. – Они ведь устраивали ночные сантерии. Я помню, как они приходили к тебе…
– Люди не вечны, – говорит старуха. – Мы уходим, и от нас остаются лишь духи лоа. После смерти человека они приходят к его родственникам. К его детям. Наследие наших ошибок. Наследие наших поступков.
Старуха Мамбо качает головой и говорит, что ей не будет покоя и что все это старше, чем мир. Она рассказывает о бокоре-парикмахере из внутреннего города, который собирает волосы для своих амулетов.
– Я же предпочитаю билонго, – говорит старуха Мамбо. – У каждого из нас свои религиозные системы. У каждого из нас свои надежды. Своя любовь и своя ненависть. Каждый из нас верит в судьбу, и каждый верит в невидимую силу. Все в наших руках. Все в руках Всевышнего.
– Я не верю в вуду.
– Это ничего не меняет.
– Адио не верит в вуду. – Эну рассказывает о механической руке мертвеца, о художнике, который видел во снах апокалипсис.
– Это все из-за тех синтетических наркотиков, которые вы употребляете, – смеется бабка и говорит, что Эну теперь достаточно взрослый и может принимать участие в ночных сантериях.
– Я не хочу.
– Тогда зачем же ты пришел?
– Мне нужно, чтобы ты оживила собаку.
– Киберсобаку?
– Настоящую.
– Откуда у тебя настоящая собака?! – смеется старуха Мамбо.
– Так ты можешь ее оживить или нет? – злится Эну.
– Нет.
Глава тридцатая
Ночь, тишина. Эну и его сосед по имени Моно стоят в дверях и смотрят на дохлую псину. Инесс ушла плакать. Далила ушла злиться. Дюваль ушел переспать с Далилой и успокоить Инесс.
– Нужно похоронить собаку, – говорит Эну соседу.
– Ну не во дворе же, – говорит Моно.
– Бэйну надо позвонить. У него пневмоповозка есть. Поможет увезти за город.
– Да она еще теплая. Не стухнет. – Моно отвязывает от трубы поводок и относит собаку в ванную. – Да и поздно уже. Бэйн орать будет.
– Значит, до утра, – вздыхает Эну.
Они сидят на кухне и курят синтетические сигареты.
– Вообще из башки вылетело, – признается Эну.
– Дай сигарету, – говорит Моно.
– Все из-за отчима, – ищет оправдания Эну.
– Есть охота, – не слушает его Моно.
– Не надо было мне Инесс домой приводить.
– Может, к Адио пойдем?
– И дома поесть не успел.
– У Адио девки, наверное.
– Это же всего лишь собака.
– И синтетические наркотики у Адио, наверное, есть.
– Инесс из-за него аборт делала, а виноват снова – я.
– Из-за кого она аборт делала?
– Из-за Калео.
– Так он трахал Инесс?
– Не то слово.
– А ты что сделал?