Некоторое количество богато расшитых платьев, ночные рубашки, простые платья, накидки, пояса, платки… Бархат, шелк, лен, меха… Я перебирала пальцами ткани, пока не уперлась в то, что светлые ткани кончились и начались темно-зеленые.
— Это часть князя, пойдемте, — сказала Даяна.
— Да-да, конечно. Пойдемте, девочки.
Я отослала сестер после ужина и вломилась в гардероб уже сама, и пошла на половину Алеша. Тут нашлась и вполне приятная мягкая рубашка, и то, что должно было быть бриджами, но для меня оказалось вполне неплохими домашними брюками. Особенно если подпоясаться. Чтоб не пугать слуг, прихватила огромный, расшитый розовыми цветами платок из тонкой шерсти. В него можно было завернуться почти полностью, и непонятно было, что под ним: платье и брюки.
Из украшений оставила только лунный камень. Ну и волосы заплела в косу. Вот, типичная студентка.
— Добрый вечер, Мастер Матей, — я постучалась в мастерскую. Дедуля, не оборачиваясь и не отрываясь от работы, крикнул мне входить.
Я зашла, скинула платок и взяла с вешалки фартук. Халат все-таки был Алеша, и он был огромный. Так намного удобнее.
— Что делать сегодня будем, мастер? — я села рядом, он поднял на меня взгляд и замер.
— Найду тебе работу, Але… Иона. Девонька, ты чего в рубашке?
— Так удобнее ведь, — я пожала плечами.
А Матей принялся вытирать слезы.
— Прости, так его мальчишкой напомнила… Рубашка эта, волосы убрала… говоришь, как положено. Да и фартук тоже его… Я смотрю, и будто не было ничего… Никакого проклятья. Никакой свадьбы…
Он ведь, Алеш, привел Амалию свою, и пошли они к Мартичу. Волю Алешу просить, мол что угодно из камня сделает, только отпусти. А князь смотрит на девушку, и понимаем все мы, что угробить Алеша хочет. А потом достает ландыш, который ученик мой делал, и говорит:
— Проси или не проси, но вот на что ты камень мой тратил? Налево работал? За такое каторга положена, а не свадьба!
Откуда он цветок тот взял, где нашел? Не знаю… Но говорил я не идти князю вместе, говорил не спешить. А он мне, Алеш: я же смелый!
Ну вот князь ему про каторгу говорит, да еще и угрожает: будешь спорить, девку тоже накажем. Тут Амалия не выдержала, вышла вперед, уронила камень об пол и говорит:
— Матери моей на вас нет, люди. Пусть она судит. Пусть свое Благословение дасть моя Мать, Мать Гор!
И задрожал потолок, и пол задрожал.
Амалия-то думала, что Мать гневаться будет… Тоже решила смелостью взять. Видно не ждала, что голос великой скажет:
— Благословляю.Сегодня продолжение не такое большое) Я закопалась в легенды гор и реальный мирЗавтра будет большое окончание истории Амалии от лица князя.Спасибо большое вам за лайки и комментарии!
10. Когда смелости мало (2)
Алеш
Едва я прибыл в столицу, как Войт сообщил, что среди прочих, аудиенции просит Лейса. Но кроме дел, мне надо было осмыслить прошедшие три дня, и то, что раньше успокаивало и давало тепло, сейчас только отвлекало.
— Не сегодня, Войт.
Кравчий пожал плечами.
— Хорошо. Но леди весьма настойчива. Если вы ее оставили, то след объясниться, сами знаете.
Надо было разобраться с бумагами, послушать казначеев, обдумать планы. Я смотрел на стопку писем на столе. Кравчий тем временем не отходил, давая понять, что дождется ответа.
— Она что, заплатила тебе?
Мужчина поморщился и поджал губы.
— Я не корыстный, сами знаете. Ведьма она. Ответьте, пожалуйста.
А, точно. Суеверия и страх перед магией из слуги за годы так и не вышли. Он вроде и к женщине неплохо относился, но осторожность никуда не пропала. Лейса еще и пошутила наверняка, что-то в духе: «не принесешь весть от князя, упадешь с лестницы». Я говорил кравчему много раз, что она не умеет проклинать, она может просто видеть будущее, что ты упадешь с лестницы, к примеру. И этим знанием манипулировать.
— Скажи ей, что я приму ее через три дня.
— Я передам леди Мартич, — степенно кивнул слуга, скрывая облегчение.
Письма я разобрал, Войт ушел, а я остался смотреть через окно на город, который мы с Матеем возвели практически на пустом месте.
Мартич, Мартич… Никогда не задумывался о том, что Лейса носит эту фамилию. За две с половиной сотни лет многие воспоминания были похоронены мною собственноручно. В последние годы я катался в Орген без задней мысли, что там когда-то стояла совсем другая усадьба, тем более что от того дома и следа не осталось.
Наверное, дело было в том, что крики, ругань с князем для меня мало значили по сравнению с тем, что случилось после.
Мы встречались с Амалией много раз. Я делал ей браслет из ягод смородины, собирал очелье из бирюзовых васильков. Берег любые отходы, чтоб собрать маленькое чудо.
Зимой она заводила меня в ход за останцем, и мы сидели в тепле и разговаривали. Помню, Амалия предложила мне попробовать поколдовать. Сказала, что на самом деле у многих людей есть способности, просто мы даже не пытаемся ими пользоваться. Принесла мне из лесу красную, высохшую на морозе ягоду шиповника.
Я повертел ее в пальцах, и вдруг легко представилось, что она вырезана из сердолика, представились прожилки впадинки… Вдруг я ощутил в пальцах холод и тяжесть — там лежала уже каменная поделка, брошь, которую Амалия тут же взяла и с улыбкой прикрепила к платью.
— Спасибо! — Слова благодарности вырвались сами, даже в мыслях не было, что так могу колдовать.
— Не за что, Алеш. Это же твой дар. У меня вот нет ничего особенного, — грустно произнесла девушка.
— Ты прекрасна, Амалия, — я тогда не понимал ничего, захваченный чувствами.
— Моя Мать, Мать Гор, давно устала нести груз силы… Давным-давно она встретила человека вроде тебя, полюбила… и появилась я. Мать думала, что я унаследую силу Гор, сниму тяжесть с ее плеч. Но у меня нет ничего. Нет силы защитить горы от людей. Нет силы влиять на мир.
Мне вспомнилось, как она выводила меня из завала при первой встрече, но Амалия лишь пожала плечами.
— Это горы меня защищают, а не я их. Вот ты ягоду в камень превратил, и твой дар будет расти и шириться. А я как была просто красивой сказкой, так и останусь.
— Но … я хочу быть с тобой!
Она сжала мою руку.
— Мы расстанемся. Однажды.
— Но не сегодня, Амалия.
— Не сегодня.
Едва растаял снег, как я принес ей каменную мяту. И еще ландыш. И браслет из незабудок. Чем дальше, тем меньше мне надо было камня. Не надо было украдкой сохранять отходы, не надо было беспокоиться о времени, которое тратилось на обработку изделий. Мне хватало и оброка, хотя временами я забывал обо всем. И только мастер Матей ворчал поутру, мол, Алеш, что ж ты творишь… Не всегда я тебя прикрою…Ты думай, думай заранее… смелости мало.
А мне тогда казалось, что смелостью можно горы свернуть. Едва зацвел дикий миндаль, как я сорвал ветку и до остервенения и усталости пытался колдовать. Выходило все не то. Я полночи просидел, наконец из последнего цветка с ветки вышло кольцо. Белое золото с цветком из розового турмалина. Не важно, что говорила мне Дочь Гор, я хотел быть вместе с ней.
Она стояла ко мне спиной среди розовых и белых облаков цветущего багульника. Даже яркой весной зелень ее платья казалась более настоящей, чем дикие травы.
— Амалия… — тихо окликнул я. Голос против воли вышел сиплым, нервным. Девушка обернулась. Узнавание, радость, грусть — все смешалось в ее глазах.
— Выходи за меня? Я горы сверну, лишь бы ты улыбалась.
Изящное кольцо смотрелось неуместно в моих грубых руках, но было все равно. Имел значение лишь ответ любимой девушки. Ветер трепал выбившиеся из косы пряди ее черных волос, небо то скрывало солнце облаками, то пускало золотистые лучи чертить пятна на поляне.
— Я буду с тобой, Алеш… Столько, сколько захочешь. Только я боюсь матери.
