в «Положениях» I 180–186 Секста и восходит к еще одной серии из восьми тематических тропов Энесидема. Среди них также есть некоторые идеи, до сих пор представляющие интерес. Это, в частности, второй троп, который гласит, что зачастую, несмотря на возможность нескольких объяснений одного и того же явления, некоторые объясняют его только одним способом. Или пятый, состоящий в том, что почти каждый из нас дает объяснения причин того или иного явления на основе своих собственных предположений об основных элементах, а не определенных общих и признанных доводов. Или шестой, по которому мы часто принимаем объяснения, до которых можем дойти с помощью наших собственных предположений, но отвергаем противоположные, имеющее равную достоверность.
Гален фокусируется на новейших достижениях эмпирической медицины в своем эмпирическом исследовании Subfiguratio empirica (особенно XI 82–84 и XII). Теория атомизма переработана Асклепиадом Вифинским (II–I вв. до н. э.). Отрывок, в котором Секст дистанцируется от медицинского эмпиризма и принимает идеи врачей-методиков, можно найти в «Положениях» I 236–241. Фактическим основателем методического течения, по всей видимости, был Темисон Лаодикейский (работавший в конце I в. до н. э.). О «теоремах» эмпиризма Секст, напротив, отзывается с одобрением (M VIII 291) в контексте дискуссии о «памятных знаках». Секст настаивает прежде всего на том, что на них опираются и эмпирики, и скептики-пирроники («Положения» II 100–102 и М VIII 143, 156–158 и 289). Подлинно пирроновский образ жизни определяется как эмпирический в «Положениях» II 246. Существование эмпирической астрономии признается Секстом в начале трактата против астрологов (М V 1–2) и далее по тексту в той же книге (М V 104). Упоминание эмпиризма можно также найти в начале труда «Против ученых» (М I 49–53) и в части, посвященной знатокам грамматики (М I 61). Свои «Мемуары» Секст определяет как эмпирические (М VII 202).
VI. Лженаука
Аргументы Секста против астрологии можно найти в пятой книге «Против ученых» (M V 43–106). Некоторые из них восходят к полемике со стоиками, ведшейся в Платоновской Академии начиная со II в. до н. э.: они встречаются также в сочинениях «О природе богов» (De natura deorum) и «О дивинации» (De divinatione) Цицерона (I в. до н. э.) и в размышлениях Фаворина, цитируемых Авлом Геллием в трактате «Аттические ночи» XIV 1, 36. Открытие предварения равноденствий, вероятно, восходит к астроному Гиппарху Никейскому, жившему во II в. до н. э., но Платон в трактате «Тимей» (39 D) уже называл Великим, или идеальным годом время возвращения планет и звезд в их исходное положение. Недогматической практике астрологии как искусства, подверженного ошибкам, а не как науки, равной астрономии, по-видимому, следовал астроном Птолемей, живший немного раньше Секста (он умер в Александрии после 170 г. н. э.).
VII. Демократическое сосуществование
Эта глава в общих чертах повторяет вторую книгу трактата «Против ученых». О кротости скептиков-пирроников также упоминается в труде Диогена Лаэртского «О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов» (IX 108).
Эпилог
Мысль о том, что пирроник не исключает вероятной познаваемости природы некоторых вещей, содержится в «Положениях» I 226. А о том, что он не рассматривает всерьез «смутные» убеждения нигилистического типа, – в «Положениях» II 57–64 и в М VII 65–87, где автор подвергает критике высказывание софиста Горгия Леонтинского (V–IV вв. до н. э.) «Ничто не существует». Скептицизм Юма сформулирован в «Трактате о человеческой природе» (1739–1740, указ. соч.) и в «Исследовании о человеческом разумении» (1748, указ. соч.). Концепцию вероятного Юм выводит из идей, распространенных в Платоновской Академии, особенно с III по I в. до н. э. Как уже упоминалось, некоторые академики считали, что невозможно иметь надежные и достоверные знания о реальной природе вещей, но с помощью определенных процедур контроля можно прийти к заслуживающим доверия и убедительным формам знания, которые можно постепенно корректировать. Греческое прилагательное, означающее «достоверный и убедительный» (πῐθᾰνός), позднее было переведено на латынь словом probabilis, что означает «то, что можно доказать, что правдоподобно», а в современных языках оно стало «вероятным», то есть «тем, что происходит часто». До Юма скептицизм академиков был известен еще Августину Иппонийскому (IV–V вв.), который ознакомился с ним в трудах римлянина Цицерона, в частности в трактатах «Учение академиков» (Academica), «О пределах добра и зла» (De finibus bonorum et malorum) и «О природе богов» (De natura deorum). Получив развитие в средневековых богословских дебатах, целью которых было доказать необходимость веры, более мягкая форма скептицизма нашла особое воплощение в теории познания Иоанна Солсберийского (XII в.) и в трудах натурфилософов позднего Возрождения. Начиная со второй половины XIX в. теория скептицизма породила различные формы верификационизма, фаллибилизма и пробабилизма, которые многие эпистемологи и философы науки считали более убедительными, чем эмпиризм Секста. Что касается последнего, то, хотя косвенные сведения о древнем пирронизме широко распространились в позднеантичном и византийском мире, его сочинения оставались по большей части неизвестными на Западе вплоть до XV в., когда во Флоренцию был привезен, а в середине следующего столетия переведен купленный в Константинополе греческий манускрипт «Пирроновых положений»; за ним последовал трактат «Против ученых». Первоначально использовавшиеся в качестве источника информации о греческой философии, труды Секста позже внесли вклад в компрометацию познавательных возможностей человека перед лицом веры, например в работах Монтеня (1533–1592). Впоследствии, с учетом развития науки и необходимости ее возрождения на фоне кризиса аристотелизма, лежавшего в ее основании, пирроновское сомнение, как тогда называли скепсис, усилило свои позиции, распространившись на само существование окружающего мира и внешних объектов по отношению к человеку. Речь шла о чисто теоретическом сомнении, которое исследовал, в частности, Декарт (1596–1650) и которое долгое время занимало умы западных философов Нового и Новейшего времени, продолжая занимать их до сих пор. После Юма сомнения пирроников в наших возможностях познания внешнего мира в XVIII в. подхватывает Кант (если коротко, он увидел в них нападки на допущения догматиков, но пытался противостоять им, ссылаясь на несомненность человеческого восприятия, обеспечиваемую, среди прочего, общими для всех людей категориями пространства–времени), а на рубеже XVIII–XIX вв. – Гегель (который, опять же если быть очень краткими, считал скептицизм первым шагом философии, необходимым импульсом мысли, который содержит в самом себе условие своего преодоления, ибо сомнение есть в любом случае сомнение в чем-то определенном). После нигилистического периода Ницше в XX в. эпистемологический вызов пирронизма был подхвачен философами уверенности и здравого смысла, такими как Мур и Витгенштейн. К проблеме скептицизма обращаются также феноменология, экзистенциализм, герменевтика и деконструктивизм. В сфере аналитической философии до сих пор сохраняются некоторые формы пессимизма, не только эпистемологического, но и морального (мы не только не можем знать, что хорошо, а что плохо, но и, даже зная это, можем желать это игнорировать). Им противостоят возражения по большей части прагматического и натуралистического характера, отдаленно отсылающие к Канту и Аристотелю соответственно, по мнению которых, единственный способ жить достойно, по сути, заключается в том, чтобы следовать принципу «Не поступай по отношению к другим так, как ты не хотел бы, чтобы они поступали по отношению к тебе» (Кант), постоянно проявляя добродетели (Аристотель).
Благодарности
В первую очередь я хочу поблагодарить Андреа Боско за то, что он попросил меня написать эту небольшую книгу и терпеливо помогал в поиске правильной интонации. Кроме того, выражаю огромную благодарность Анджелике Талье за то, что она прочитала и прокомментировала первые варианты редакции книги, дав мне полезнейшие советы, а также Лауре Дзарри за не менее ценные редакторские правки и отзывчивость. И конечно, большое спасибо Бьянке, Карло, Давиде, Гели и Микеле, которых я привлекала к написанию книги при любой возможности. Ответственность за все места, оставшиеся «смутными» и непонятными, естественно, лежит исключительно на мне.
Эта книга посвящается моей сестре, которая работает врачом, как когда-то Секст.
Рекомендуем книги по теме
Как быть стоиком. Античная философия и современная жизнь
Массимо Пильюччи
Икигай. Японские секреты долгой и счастливой жизни
Гектор Гарсия [Кирай], Франсеск Миральес
