Парикмахеров на велосипедах здесь что-то не видно. Там, где я раньше жил, моим любимым парикмахером был Квадво, к велосипеду у него был прикручен радиоприемник, к тому же Квадво всегда предупреждал, когда коснется бритвой твоей шеи, чтобы ты успел собраться. А тут надо идти в салон. Мастера зовут Марио, он вечно мрачный и сердитый. Голову твою дергает, и пальцы у него волосатые. Марио мне и слова не сказал. По-моему, он терпеть не может стричь людей.
Дин:
— Кто знает, может, он продает состриженные волосы в Китай. Там волосы идут на подкладки для одежды.
Я спросил у мамы, можно ли мне сделать дреды.
Мама:
— Чтобы ты был вылитый жулик?
Я:
— Просто мне так нравится. Дреды — это стильно.
Лидия:
— Ему понадобились дреды только потому что Маркус Джонсон их носит.
Я:
— Отстань. Вовсе не поэтому.
Мама:
— Кто такой Маркус Джонсон?
Лидия:
— Один тип из одиннадцатого класса. Воображает себя не пойми кем. Мальчишки помладше все у него на побегушках. Смотреть противно. Себя он называет З-Омби.
Я:
— Не называет он себя так, дура. Только на стене пишет.
Лидия:
— Какая разница. Все равно противно.
Я:
— Зато ему никто ничего приказать не может! А ты велела мне искать клопов в твоей постели. Дави сама своих клопов, меня они не трогают.
Лидия:
— Я тебя всего один раз попросила. Намекаешь, что я грязнушка?
Я:
— Я своими глазами видел, как один клопик залез тебе в нос, пока ты спала. Он уже, наверное, домик построил у тебя в голове. Садик разбил, установил спутниковую тарелку, всерьез расположился.
Мама:
— Прекрати дразнить сестру! Для дредов у тебя волосы слишком короткие, тебе нужна стрижка. И не строй мне глазки!
У меня уже была стрижка. Марио даже не просек какая.
Марио:
— Номер первый или номер второй?
Он назвал мою прическу номером вторым! Богом клянусь! Марио такой гнусяра. С сегодняшнего дня начинаю отращивать волосы, чтобы хватило на дреды, пусть мама говорит что хочет. Вот тогда-то я выполню любое поручение и меня примут в Лощину.
Между прочим, номер второй — это еще одно выражение для обозначения говна. Я как услышал, сам не поверил!
Если стартовать от моей многоэтажки, то сначала идешь по подземному переходу, потом проходишь мимо школы для маленьких и еще пары домов и попадаешь на площадку. Она довольно большая. На ней двое футбольных ворот без сетки, качели, беговая дорожка по кругу, маленький пиратский корабль и всякая ерунда на пружинах: мотоцикл, джип, две божьи коровки. Сядешь на такую штуковину, и она затрясется. Я пружинами больше не увлекаюсь, развлечение для гомиков и мелюзги. Тут все так думают. А качели вечно сломаны, и на них собаки лапы задирают.
Лучшее, что есть на площадке, это такая башня-лестница. Но к ней не подойти. Это собственность Лощины. Они вечно здесь торчат, курят и цепляются к прохожим. А после них все вокруг в окурках и битых бутылках. Я уж лучше пройду мимо, если только не окликнут. Предложат покурить — вежливо откажусь, дескать, бросаю, доктор запретил (отказываться надо всегда вежливо).
Посреди площадки объявление:
О чем тебя спросят, неважно. «Нет» — и весь разговор.
Я:
— А если тебя спросят, где больница? Если незнакомцу нужна помощь?
Джордан:
— Снимись с ручника. Не нужна им твоя помощь. Затащат тебя в фургон и поимеют в попу, вот и все.
Чокнуться можно. До сих пор никто ко мне не цеплялся насчет секса. Помочь просят, это да. Я бы для начала все-таки спросил у незнакомого человека, что он разыскивает. Если ответ нормальный, бояться нечего. Заливает Джордан насчет этого дела.
Джордан:
— Давай же, гляди в оба.
Пока я нашел всего одну бутылку из-под пива, а Джордан — три. Я не очень старался. Меня интересовало только орудие убийства — если его нет у реки, то почему не может быть здесь? По всей детской площадке валяются шприцы. Хоть бы прикопали, что ли, а то лежат прямо на земле. Глядишь, и нож попадется. Все зависит от того, как у убийцы соображалка работала. Если с головой у него в порядке, нож он выбросил в воду или закопал, а если был под кайфом, мог обронить где угодно.
Там, где на детской площадке стояла карусель, теперь яма. Карусель поджег Джордан. Сто лет назад, еще до моего приезда. Земля вокруг ямы черная и обуглившаяся, будто от удара молнии. Джордан любит перечислять свои подвиги.
Самые дурные поступки Джордана
Спалил карусель.
Выпил целую бутылку водки.
Проколол колеса у полицейской машины.
Зашвырнул фейерверк в контейнер для мусора.
Пнул учителя.
Запихал кошку в мусоропровод.
Спер из супермаркета рюкзак «Лаки Бэг».
Прирезал пару человек.
Крикнул леди, что она «пизда».
Разбил бутылки из-под пива.
Джордан вцепился мне в глотку, да так, что я раскашлялся. Хоть бы мой голубь прилетел и нагадил ему на голову Я посмотрел на небо. Птицам не было до нас никакого дела, летели себе мимо. Я прекратил сопротивление, пока Джордан не задушил меня до смерти.
Джордан:
— Делай как я, пацан. Глянь на меня — что захочу, то и творю. Если откажешься, значит, сдрейфил.
Я:
— Я готов, готов.
Я бы домой лучше пошел, но надо было дождаться, когда Лидия вывалится из своего танцевального клуба. Ключ-то у нее. Плевать, что она в девятом классе, все равно это несправедливо, если ключ от квартиры у нее, а не у меня. Все-таки я мужчина в доме.
Джордан:
— Чур, я первый. А ты не вздумай закрывать глаза. Расколотим на хер все бутылки.
Задача у нас такая: разбить все бутылки, не обращая внимания на взрослых, метать и метать. Только так можно завоевать очки. Последнюю швыряю я — тут даже полиции не к чему будет придраться, одна-единственная бутылка, да еще и последняя.
Джордан обожает бить бутылки, это сразу видно. Глаза так и заблестели. Первую он подбросил высоко. Она со звоном шлепнулась о землю и разлетелась на миллион осколков. И страшно, и прикольно вместе. Он подкинул еще одну, потом еще. Все они разбились на проезжей части. И убежать хотелось, и что-то удерживало на месте. Последнюю бутылку Джордан швырнул из-за спины — очень здорово получилось. Настала моя очередь.
Джордан:
— Кидай повыше, больше осколков будет.
Я:
— А битое стекло нам придется убирать?
Джордан:
— Совсем трехнулся? Муниципалы на что. Бросай!
Я старался подражать Джордану. Бутылка взлетела у меня над головой и разбилась за спиной. Стекляшки разлетелись по всей мостовой. Зверски круто. Восторг, да и только. И никто нас не остановил, все только в стороны шарахнулись.
Я:
— Сколько у меня очков?
Джордан:
— Даю тебе десять.
Я:
— Как?! Несправедливо! Ты же говорил — сто!
Джордан:
— Замолкни, пацан, ты глаза закрыл. Десять очков. Не хрен было дрейфить.
Джордан вечно жухает. А по-грубому с ним нельзя, вмиг придушит. Я уже хотел бежать домой, и тут показалась Лидия. Такая радостная-веселая в своем попугайском костюме. Уж так он ей пришелся по душе, даже переодеваться не стала. И плевать ей на всех остальных.
Джордан:
— Пацан, у тебя сеструха — совсем того. Вообразила себя цыпленком.
Я:
— Это не цыпленок, а попугай.
Как стукну ее по плечу — вдруг Джордан еще смотрит.
Лидия:
— Ой! Ты чего?
Я:
— Извини! Я нечаянно!
* * *
В своем стремлении отогнать нас вы доходите до крайностей. Затягиваете шипастой сеткой места, где мы любим собираться. Отстреливаете нас из ружей двадцать второго калибра (если закон позволяет), травите стрихнином, подкладываете на подоконники липкую бумагу для мух и покатываетесь со смеху, когда мы дергаемся, стараясь высвободиться. Как это недостойно, мне стыдно за вас. Считается, что мне лучше помалкивать и не подавать виду, негоже пищевой цепочке громко заявлять о себе, вы выше, я ниже, таковы правила.
Это ведь вы их придумали, вы рассыпали повсюду отраву, я на нее натыкаюсь на каждом шагу. Не пожалели яда. И напрасно.
— Вулканы — это горы, только внутри у них огонь. Под землей текут целые огненные реки. А когда бог вулкана гневается, они выплескиваются наружу. По крайней мере, так считали люди в давние времена.
Мистер Кэррол:
— Верно, Харрисон. Когда-то люди думали, что так оно и есть.
Я:
— Но на самом деле там внизу ад, правда?
Мистер Кэррол:
— Это любопытная теория. Жара там как в аду, это уж точно.
Все стали смеяться. Не верят они, что ад совсем рядом. Чесслово, сюрприз их ждет зверский. Сгорят, как тосты в печке!
В стародавние времена люди думали, что бог огня живет в вулкане. И он перестанет плеваться пламенем, если бросить в вулкан девственницу Тогда думали, что у всего вокруг свой бог — у неба, у дерева, у вулкана, у моря. Все эти боги были дико злобные. Надо было их кормить и ублажать, а то нашлют какое-нибудь бедствие. Морской бог устроит наводнение, бог неба шарахнет в тебя молнией, бог дерева повалит ствол на твой дом. Обязательно сотворят какое-нибудь безобразие, если не скормить им девственницу Чесслово, ужасные тупицы были эти древние люди. Девственница — это леди, которая еще замуж не вышла. Они ценные, потому что редкие. И только ими боги могут питаться. Потому что замужние леди противные на вкус. Все так думают.
