Резко стемнело. В небе над головой громыхнуло, тяжело ударили по кронам деревьев первые капли. Емеля поспешно полез в шалаш.
– Пойду, водички попью, – усмехнулся Алексей.
– Водички?! – высунув голову наружу, удивленно переспросил палач. – Так ее вон, сейчас, и с неба накапает – только подставляй ладони. Эй, эй, ты куда? Там же трясина!
– Я гать знаю, – не оглядываясь, отозвался протокуратор. – Вернусь скоро. Ты жди.
И тут ливануло, да так, что буквально за каких-то пару секунд молодой человек вымок до нитки, насквозь. И грянул гром, и яростно сверкнула молния, ударив в росшую неподалеку сосну-сушину – дерево вспыхнуло с сухим треском. А гром загремел снова, и гремел уже, не переставая, и лил дождь, и хлестали молнии, яростно и гулко, словно желая угробить в этом лесу все живое.
– Пусть! Пусть сильнее грянет буря! – углядев наконец старый пень, радостно закричал Алексей.
Вот, сейчас… Вот, еще чуть-чуть…
Спрямляя путь, он почти до пояса ухнул в трясину, но выбрался, уцепился за гать – и вот он пень! Родной, близкий… Дверь в свой мир.
В свой? Молодой человек усмехнулся – лучше сказать: в мир, который раньше был своим. Теперь – впрочем, не теперь, а давно уже – для него свой мир – это мир ромеев, империя, Константинополь. А там, в другом, мире, в мире двадцать первого века, имеется свой Алексей Смирнов. Такие вот дела, да-а-а…
Затянутое тучею небо с грохотом взорвалось прямо над головою. И сверкающая синяя молния ударила прямо в пень. И все вокруг померкло.
Наконец-то! Наконец!
Падая в трясину, улыбнулся…
Глава 7
Окрестности Мценска
Золотая волюшка
Мне милей всего!
Не хочу я с волюшкой
В свете ничего!
Николай Цыганов
…Протокуратор.
И снова грохотали турецкие бомбарды! И, размахивая саблями, лезли на городские стены янычары султана Мехмеда.
– Алла! Алла!
– С нами Бог и Святая София!
Метнув в янычара дротик, Алексей махнул рукою артиллеристам:
– Огонь! Огонь! Целься в осадную башню!
И взмахнул мечом… И отрубленная пучеглазая голова турка, ухмыляясь, покатилась прямо под ноги. Чего ж она ухмыляется-то? Протокуратор склонился и в ужасе закричал, узнав в только что отрубленной голове голову своего собственного сына.
– А-а-а-а!!!
Алексей распахнул глаза – он сидел на болотных кочках, обняв обгорелый пень, а вокруг все так же неутомимо поливал дождь, вот только молнии сверкали все реже. Молодой человек потряс головой и улыбнулся: получилось! Черт побери, получилось! Теперь – быстро в Касимовку, к бабке Федотихе, а уж там… А там пусть выручает! В конце концов, золота и драгоценных камней ей можно обещать немерено. Чай, найдутся!
Улыбаясь, Алексей выбрался из болота и, дождавшись под деревьями, пока закончится дождь, зашагал – ориентируясь по выглянувшему солнцу и мху – на север. Где-то там, не очень далеко, должно быть шоссе.
Ласковое солнышко быстро сушило мокрую землю. Парило, и над окрестностями Черного болота повис искрящийся желтый туман. Радостно защебетали птицы, из тех еще, кто не успел улететь на зиму в более теплые края. Засверкало, заголубело небо, стало тепло, и молодой человек, раздевшись, с наслаждением подставил солнечным лучам плечи, справедливо рассудив, что, прежде чем куда-то идти, неплохо бы подсушить одежду. Одежду… Вот, кстати, о ней. Штаны… Ладно, штаны еще ничего, пойдут. Рубаха? Рубаха, гм-гм… тоже, за неимением другой. А вот кафтан придется оставить – слишком уж он вызывающий – небесно-голубой, с оторванными пуговицами и грязными шелковыми шнурками – канителью.
Так… Заправить рубаху в штаны – вроде и ничего, этакий стиль а ля рюс. Кафтан – черт уж с ним – бросить, сапоги… Черт! Тоже не пойдут – с загнутыми-то носами. А ведь придется их надевать, не босиком же переться – это еще подозрительней будет выглядеть, и так-то ни один водила-лесовозник подбросить не возьмется, а уж босого… Скажут, иди себе, бомжара, куда шел, подвозить тут тебя еще!
Ладно, до Касимовки не столь уж и далеко, запросто можно и пешком вдоль реки дойти. Если рыбаки заметят – в том ничего страшного, сами не лучше одеты – главное, на участкового не нарваться! Тот ведь и узнать может, участковый уполномоченный капитан милиции Иван Иваныч Бобриков – молодой смешливый парень. Смешливый, это да, но ведь и въедливый! Привяжется, не отпустит.
Так что, по здравому размышлению, шоссе отпадает. Только вдоль реки, по рыбачьим тропам.
Рассудив таким образом, Алексей быстро оделся и зашагал вдоль болота – где-то через полчасика должна была показаться река. И тропинка.
Показалась!
Заблестела, зазолотилась отраженным солнцем реченька-речка! Вот и тропинка, узенькая, неудобная, тянувшаяся какими-то колючими, цепляющимися за одежку зарослями. Ничего! Скоро расширится! Сколько отсюда до деревни? Километра четыре? Пять? Да, должно быть где-то так. Кстати, меньше, чем по дороге.
Жанна из тех королев,Что любит роскошь и ночь! —
напевая, молодой человек улыбался, время от времени посматривая в высокое голубое небо. Казалось, теперь все будет хорошо. Да по другому просто и не могло быть. Сейчас вот, явится к Федотихе, та ему поможет – ей прямая выгода – отправит обратно… То есть нет, не обратно. Не в тысяча четыреста пятьдесят третий год, а тремя годами раньше. В тот самый вертеп мессира Чезини, где он, Алексей, должен был умереть, но почему-то не умер. Зато погибли другие!
Алексей стиснул зубы и вдруг замедлил шаг, увидев впереди мост. Очень странным казался мостик. Да не казался – он таковым и был! Странным – это на взгляд современного человека, а вот для середины пятнадцатого столетия – в самый раз, мост как мост. Горбатый, сложенный из сереньких бревнышек. По такому не то что лесовоз, мотоцикл с коляской – и тот вряд ли проедет.
Интере-е-есно… Что-то не помнил здесь Алексей такого мостика. Интере-е-есно…
Подойдя к мосточку, молодой человек с осторожностью выглянул из кустов. Взгляд его уперся в грязную, с объемистыми коричневыми лужами, дорожку, тоже для сельской местности несколько необычную. Чем вот только? Молодой человек даже нагнулся пониже, всмотрелся… Ну конечно! Тракторной-то колеи нету! Ни следов протекторов ведущих колес, ни отпечатков гусеничных траков. Что тут тогда ездило-то? Колея-то чья, тележная, что ли? Ну да, похоже. А вот еще и следы лошадиных копыт! Черт… ничего не понятно. Неужели…
Где-то рядом вдруг послышался скрип колес и громкий голос погонщика:
– Но, милая, но!
Алексей бросился обратно в кусты, увидев, как на дорожку выбралась обычная… обычная для пятнадцатого века… телега – груженный сеном воз. Скрипели колеса. Идущий впереди мужичок в стареньком армяке и круглой кожаной шапке деловито вел под уздцы неказистую каурую лошаденку, время от времени оборачиваясь и подгоняя:
– Но, каурка, но! Давай, родненькая, поднажми – уж теперь-то недалече осталось. Мосток-от перевалим и, почитай, приехали.
– А ну-ка стой, мужик! – с противоположной стороны моста, внезапно, словно черти из табакерки, выскочили вдруг двое парней с саблями наголо!
– Откель едешь, дядько?
– Откель пробираешься, Олексий? – это уже спросили позади протокуратора, с пригорка. Спросили нарочито громко, чтоб наверняка услышал.
Молодой человек резко обернулся, к удивлению своему узнав в кричавшем… старосту Епифана!
– Хо!
– Вот те и хо! – Епифан довольно улыбнулся и, по-хозяйски махнув рукой парням – занимайтесь мол, своим делом – спустился в кусты к беглецу. – А я ведь послал своих в сельцо-то. Правда, татарва вдруг куда-то делась, да и наши разбеглись… Чай, не твоих рук работа?
– Моих, – скромно признался протокуратор.
С неожиданной радостью староста хлопнул его по плечу:
– Славно! Славно, что я в тебе не ошибся. Помнишь, ночесь дело одно тебе предлагал?
– Ну?
– Так вот оно, дело-то, – Епифан кивнул на парней, отпустивших наконец мужичка восвояси, и, перехватив взгляд беглеца, поспешно добавил: – Ты не думай, мы не тати. Просто место тут, на Черном болотце, удобное. В лесах окрест много чего можно спрятать и самим от татар да Москвы укрыться.
– Тот-то я и гляжу, как вы скрываетесь, – ухмыльнулся Алексей. Влезать в межкняжеские распри ему не особо улыбалось, но, судя по всему, деваться ему сейчас было некуда. Да, не получилось в эту грозу уйти, так будет и другая – удаляться далеко от болота было никак нельзя.
Чуть помолчав, староста потянул беглеца за рукав:
– Ну идем, идем, паря. Стало быть, с нами теперь дуешь. А?
– Да, похоже, придется, – махнув рукой, молодой человек невесело улыбнулся. – Ты хоть скажи, что у вас надобно делать-то?
– Обскажу, – довольно кивнул Епифан. – Все как есть обскажу. Токмо не сейчас – к ночи ближе. А теперь идем. Увидишь, как тут у нас все устроено.
Устроено, что и говорить, было неплохо. Лагерь разбойников – как именно лучше именовать людей старосты Алексей пока для себя еще не решил – представлял собой отлично замаскированные ряды шалашей и землянок, располагавшихся по дальнему краю болота, к которому вели тайные стежки, да можно еще было пройти от Литовского шляха по идущей вдоль ручья тропе, а дальше – гатью. Путь опасный и, как заметил на ходу староста, только самым верным людям известный.
