Устроено, что и говорить, было неплохо. Лагерь разбойников – как именно лучше именовать людей старосты Алексей пока для себя еще не решил – представлял собой отлично замаскированные ряды шалашей и землянок, располагавшихся по дальнему краю болота, к которому вели тайные стежки, да можно еще было пройти от Литовского шляха по идущей вдоль ручья тропе, а дальше – гатью. Путь опасный и, как заметил на ходу староста, только самым верным людям известный.
– Настоящих-то татей мы тут давно извели, – ухмыльнулся Епифан. – Помнишь, ты про девчонку одну, Ульянку, спрашивал?
– Ну? Ты ж вроде сказал, сгибла она.
– Не сгибла, – староста понизил голос. – Честно скажу – много она нам помогает. Но про то – многим знать нечего. А про дело твое не забывает – не раз и не два к старому пню жемчуга клала. То мои люди видели, доложили. Твое поручение?
– Мое.
– Да ты, похоже, язычник! Ладно, ладно, – замахав руками, Епифан хохотнул глухо, как филин. – Верь в кого хочешь, хоть приноси жертвы трухлявому пню, нам-то что? Лишь бы человек был верный! Одно только спрошу, не обижайся…
– Спрашивай.
– Правду говорят, на месте этого пня в старые времена Перунов идол был?
– Правда, – пряча усмешку, кивнул протокуратор. Затем, сурово насупив брови, добавил: – Более про то ничего не скажу!
– А я и не спрашиваю, – отмахнулся староста. – И другим накажу – не спросят.
Алексей открыто улыбнулся – не потому, что ему было хоть какое-то дело до какого-то там языческого идола, приятно другое – знать, что Ульянка жива и даже четко выполняет порученную ей когда-то давно просьбу. Честная и добрая девушка, то есть давно уже женщина, мать. Кстати, такие люди встречаются не так уж и редко. Правда, и не очень часто, что правда, то правда.
Люди Епифана отнеслись к новому соратнику радушно – усадили к костру, накормили пахучей ушицей, показали место в шалаше, где спать. Соседом, кстати, оказался тот самый пастушок, белоголовый, веснушчатый, кого чуть было не запытал любитель пирогов Емельян. Увидав Алексея, парнишка обрадовался:
– Вона! И ты убег, господине?! А мы того ката поймали, что меня пытал!
– Что?! – Протокуратор тряхнул головой. – И где ж он?
– В поруб кинули – пущай до утра посидит. Утром ужо казним – в болоте утопим!
– Как это в болоте?
– А так. Камень на шею – и в трясину…
– Нечего сказать, ловко придумали! – Алексей закусил губу: вся эта затея с казнью почему-то пришлась ему не по нраву. Может быть, потому что он как-то уже привык к повару-палачу, можно даже сказать, сроднился? Эх, жаль парня – не такой уж он и злыдень, опять же – с татарами помог.
– А я б так его не казнил, – неожиданно произнес отрок, звали его, кстати, Герасимом. – Не так уж и сильно он меня и бил. Крови, правда, много – а вот, поди ж ты – уже и не болит почти.
– Так это он, верно, неопытный – бить не умеет.
– Как раз опытный! Что б так бить и не поранить сильно, большое уменье надоть!
– Да-а-а… Жалко его тебе, что ли?
– А и жалко – дак что ж?
Протокуратор прищурился: ну надо же! Потом спросил словно бы невзначай:
– А что, ежели вырвется он, убежит?
Герасим расхохотался:
– Да куда бежать-то? Тут везде болотины, а троп он не знает! Ката этого и не стерегут-то особо…
Не знает… Зато он, Алексей, хорошо знает гать. Ну выйдет беглец не к мосту, а к сгоревшей деревне – какая ему разница?
Сосед вскоре засопел, заворочался… вот вскрикнул, видать, неловко повернулся, а спина побаливала.
– Что-то не спится, – негромко бормотнув, протокуратор осторожно вылез из шалаша. Невдалеке, за деревьями, горел небольшой костер, и сидевшие вокруг него люди лениво дохлебывали ушицу. Предложили и Алексею:
– Будешь?
Тот не отказался, похлебал, затем, поблагодарив, попросил у разбойников нож – нарубить лапника, а то сквозь крышу в шалаше звезды видно.
– Так взял бы топор – оно сподручнее!
– Да ну, скажешь тоже! Как зачну стучать на весь лес – живо все проснутся.
– И то верно, – тот, что предлагал уху – молодой мордатый парень – задумчиво почесал за ухом и, отвязав от пояса нож, протянул Алексею. – Бери, пользуйся. Только вернуть не забудь.
– Не забуду.
Оранжевые зарницы костра выхватывали из темноты лишь рядом стоявшие деревья, однако ночь нынче выдалась светлой, звездной… да и вообще, небо на востоке уже захолонулось алым – скоро рассвет.
Срубив несколько еловых лап, протокуратор незаметно подошел к забросанной жердями и ветками яме – той, что указывал Епифан. Постоял, прислушиваясь, – и в самом деле, как и сказал пастушонок, никто узилище не охранял, если не считать сидевших у костра парней. Вообще-то, грамотно они костерок разложили – тут и к мосту тропинка, и по Черному болоту – гать. Оттуда кто придет… или туда… уж никак сторожей не минует.
– Емеля! – чуть помолчав, шепотом позвал Алексей. – Емеля! Да откликнись ты, чертов кат. Это я, Олексий.
– Олексий?! – Голос из ямы донесся глухо, но неожиданно громко, или это просто так казалось, что громко.
Тем не менее протокуратор сразу же цыкнул.
– Тсс! Не ори так. Глубоко там?
– Да не особо. Выбраться можно. Кабы не руки-ноги…
– Жди…
Раздвинув ветки, Алексей проворно нырнул в узилище… едва не на голову Емеле, и, быстро перерезав путы, сунул нож за пояс.
– Господи, Господи, – счастливо шептал палач. – Друже!
– Лезем! Сначала я, затем – ты. Ап!
Выбрались один за другим, ловко, быстро и почти что бесшумно. Спрятались за деревьями.
– Стой здесь, – тихо скомандовал протокуратор. – Я отвлеку сторожу, а ты беги к трясине, только сразу туда не лезь, схоронись где-нибудь до рассвета. Потом иди – помни, держись четко прямо – сначала на старый пень, а потом – на высокую сосну, ты ее увидишь. Осторожнее будь – чуть влево-вправо – не вылезешь. Ну, с Богом!
– Храни тя Бог, друже!
Если б кату не грозила лютая смерть, Алексей вряд ли стал бы его выручать, даже несмотря на близкое знакомство, если так можно было обозначить их отношения. Да, конечно, палач приехал в деревню не пряники раздавать, однако он же и помог – спас многих людей от татарского плена. Баш на баш. И смерти, по разумению протокуратора, уж никак не заслуживал.
– На свой ножик, – Алексей подошел к костру и, вдруг повернувшись к лесу, настороженно прислушался.
– Эй! – сидевшие у костра дружно повернули к нему головы. – Чего там?
– А сами послушайте! Да нет, не здесь… Вон, к деревам отойдите.
Гулкая тишина леса не была такой уж полной – где-то крался какой-то зверь, где-то била крыльями ночная птица… А вот с треском упала сухая ветка.
– Ничего не слышите?
– Нет… Хотя… Постойте-ка! – Один из сторожей поднял вверх руку. – Там, у мостика-то, что-то уж больно тихо!
– Так на то и ночь, чтобы тихо.
– А филин?! Вспомните, он каждую ночь там охотится, ухает – ух-ух!!!
– Да, ухает. Страшно так, ровно покойник.
– Покойники не ухают, Никодиме!
– Не о покойниках посейчас речь – о филине.
Парни замолкли и с минуту вслушивались в темноту.
– А ведь и впрямь, не ухает!
– Значит, спугнул кто-то!
– Поглядеть бы надо… Пошли-ка, затаимся. Никодим, рог при тебе?
– При мне.
– А ты, Проша, с Олексием тут оставайтесь.
Так и порешили: Алексей и тот круглолицый парень, что давал ему ножик, – Проша – пошли обратно к костру, остальные же бесшумно скрылись в чаще.
Интересно, успел ли проскользнуть Емельян? Должен бы успеть – парень ловкий.
– Чу! – едва присев, Прохор вдруг вскинулся и настороженно посмотрел в сторону гати.
Протокуратор тоже вскочил на ноги:
– Что? Что там?
– Кажись, крадется кто-то! – обернувшись, взволнованно прошептал сторож. – Слышь, трясина булькнула. Видать сорвался с гати, шагнул не туда… О! Слышишь? Снова! Плохое дело! Придется наших будить – Епифан наказывал, чтоб, ежели что – немедленно…
Рука парня потянулась к висевшему на поясе рогу…
– Постой. – Алексей решительно толкнул сторожа в бок. – А вдруг – поблазнилось? Посмешищем будем! Пойдем-ка сперва сами проверим.
– Но ведь Епифан…
– Он же первым и смеяться будет! Идем, идем… В рог свой всегда протрубить успеешь.
– Это верно.
Вдвоем они побежали к болоту, и протокуратор лихорадочно соображал, что делать с этим парнем. Лучше всего, конечно, было бы продержать его у края болота как можно дольше. Как можно дольше… Лишь бы Емельян оказался поосторожнее – ведь уже светало, и желто-красное солнце вот-вот должно было вылезти из дальнего леса.
– Вон он! – резко останавливаясь, Прохор показал вперед, в трясину, где маячила размытая реденьким желтоватым туманом фигура. Палач! – Гляди-ко! Один! И, кажись, от нас… Точно – от нас! Господи, никак пленник сбежал!
Прохор рванул рог… Но затрубить не успел. И вовсе не потому, что Алексей – как рассчитывал – ударил его ребром ладони в шею…
Где-то в лесу, со стороны мосточка, истошно разорвав тишину, затрубил другой рог! Тревога!
