Монах упал коленями на холодный каменный пол.
— Господи, помоги мне! — молил он. — Будь снисходителен к моей слабости! Пусть демон оставит меня в покое?
Анжелика села на край его постели, от непонятного ей самой страха у нее пересохло во рту. Ей на память пришли слова, которые не раз встречались в рассказах кормильцы, — ночь наваждений. Вот она, ночь наваждении! Казалось, что-то давящее, невыносимое было разлито в самом воздухе, это душило ее, наводило на нее ужас.
Наконец, разорвав глубокую тишину монастыря, в ночи раздался тонкий звон колокола.
До создания императором Дома инвалидов старым солдатам некуда было деваться, и они находили пристанище в монастырях, которые служили им как бы богадельней. Вот откуда падение нравов.
Брат Жан поднялся с пола. По вискам у него текли струйки пота, словно он только что выдержал изнуряющую рукопашную схватку.
— Вот и к заутрене звонят, — сказал он. — Заря еще не занялась, но я должен идти с братьями в часовню. Если хотите, оставайтесь здесь. Когда рассветет, я приду за вами.
— Нет, мне страшно, — проговорила Анжелика, с трудом удерживаясь, чтобы, не вцепиться в сутану своего покровителя. — А я могу пойти с вами в часовню? Я тоже помолюсь.
— Пожалуйста, дитя мое.
И он добавил с печальной улыбкой:
— В былые времена никому бы в голову не пришло отправиться к заутрене с девочкой, но теперь в этих стенах можно встретить столь необычные лица, что уже ничему не удивляешься. Поэтому-то я привел вас к себе, у меня вы были в большей безопасности, чем в сарае.
Помолчав, он сказал очень серьезно:
— Лика, могу ли я Вас просить, чтобы, когда Вы вернетесь домой, вы никому не рассказывали о том, что видели здесь?
— Обещаю вам, — сказала она, подняв на него свои ясные глаза.
Они вышли в коридор, где с приближением рассвета на стенах из древних камней, казалось, выступила холодная роса.
— А для чего в вашей двери окошко? — спросила Анжелика.
— Когда-то мы были орденом отшельников. Монахи выходили из своих келий только для богослужения, а во время поста даже это запрещалось. Послушники ставили еду в эти оконца. А теперь, дитя мое, помолчите, старайтесь держаться как можно незаметнее. Я буду вам весьма благодарен.
Мимо них проходили монахи в капюшонах, постукивая четками и бормоча молитвы.
Лика забилась в угол часовни и попыталась молиться, но монотонное пение и запах горящих свечей усыпили ее.
Когда она проснулась, часовня была уже пуста, и лишь легкие струйки дыма от погашенных свечей и ароматичных палочек поднимались к темным сводам.
Лика вышла на улицу. Вставало солнце, блики небесного купола стали почти не различимы. черепичные крыши стали цвета желто-фиолетовыми. В саду около каменной статуи святого ворковали голуби. Лика лениво потянулась и зевнула. И подумала, не приснилось ли ей все это…
Брат Ансельм, человек добрый, но удивительно медлительный, завёл свою повозку лишь после обеда.
— Не волнуйтесь, ребятки, — весело успокаивал он детей, — я просто отодвигаю порку, которая вас ждет. Мы доберемся до вашей деревни только к ночи, все родители будут спать…
«Если только они не бегают по полям в поисках своих отпрысков», — подумала Лика. Она была недовольна собой. Ей казалось, что за последние несколько часов она вдруг повзрослела.
«Никогда больше я не буду выкидывать подобных глупостей», — твердо, но с какой-то грустью сказала она себе.
Брат Ансельм из уважения к благородному происхождению Лики посадил ее в кабину рядом с собой, а мальчишки забрались в кузов.
— Ну-у-у, пошел, красавец! Не заглохни, хороший мой! — распевал монах, выворачивая руль.
Но старый паровой двигатель не торопился набирать обороты. Наступил уже вечер, а они все еще ползли по дороге.
Внезапно котёл выдал большие клубы пара и повозка замерла.
— Всё, приехали — давление упало. Пойдём к отстойнику наберём воды, — брат Ансельм вылез из кабины и побрёл по тропинке, которая вилась вверх. Лике захотелось немного размяться, и она пошла рядом с ним. Она с удивлением смотрела по сторонам: она никогда не бывала здесь, хотя они находились в нескольких километрах от Монтелу. Тропинка вела по склону какой-то осыпи, напоминавшей заброшенный карьер.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Приглядевшись внимательнее, Анжелика действительно заметила развалины, каких-то строений.
Она была босиком и то и дело спотыкалась о куски почерневшего шлака.
— Какая странная пемза, — сказала она, подобрав тяжелый пористый камень, о который ушибла ногу.
— Здесь был свинцовый рудник предтечей, — объяснил монах. — В старинных рукописях он упоминается потому что там будто бы добывали и серебро. Лет десять назад пробовали было возобновить разработку, остатки нескольких печей и свидетельствуют об этой попытке.
Девочка слушала с интересом.
— И этот тяжелый пористый камень и есть та руда, из которой добывали свинец?
Брат Ансельм заговорил с видом знатока:
— Да что Вы! Руда — это большие рыжие глыбы. Говорят, что из нее получают еще мышьяковые яды. Не трогайте руками эти камни! Лучше я сейчас найду вам серебристые кубики, они, правда, очень хрупкие, но зато вы можете их потрогать.
Монах несколько минут что-то искал вокруг, потом подозвал Анжелику и показал ей в расщелине скалы черные кристаллы. Когда он поцарапал один из них, поверхность кристалла заблестела, как серебро.
— Так это же чистое серебро! — воскликнула Анжелика, и проявляя практический ум, спросила:
— А почему никто его не собирает? Ведь серебро, должно быть, стоит больших денег, и можно будет хотя бы уплатить налоги?
— Все это не так просто, как кажется, дорогая барышня. Во-первых, не все то серебро, что блестит, и то, что вы видите, — это всего-навсего вид свинцовой руды. Но и она содержит серебро, хотя извлечь его из руды очень сложно: почти никто не знает, как это делается. Говорят, будто к этой руде примешивают уголь и смолу, делают из этой смеси нечто вроде лепешек, которые расплавляют в горне на очень сильном огне. И получают в конце концов слиток свинца. Некогда расплавленным свинцом из котлов вашего замка поливали врагов. А уж добыча серебра — дело ученых алхимиков, я в этом не очень-то разбираюсь.
— Вы сказали, брат Ансельм, из «вашего замка». Почему именно из нашего?
— Вот тебе и раз! Да просто потому, что этот заброшенный участок земли принадлежит вам, хотя и отделен от основных ваших земель владениями маркиза Плесси.
— Мой отец никогда не говорил о нем…
— Участок маленький, узкий, ничего на нем не растет. На что он вашему отцу?
— А свинец, а серебро?
— Ерунда! Можно не сомневаться, рудник давно истощен. Да и вообще, все, что я вам рассказал, я узнал от одного монаха, помешанного на разных камешках и старинных книгах по черной магии. Я подозреваю, он был немножко не в своем уме.
Недолго провозившись с котлом, путники тронулись. К счастью, ночь выдалась лунная. В Монтелу дети попали только под утро. Они узнали, что со вчерашнего дня крестьяне прочесывают Ньельский лес, но нашли лишь колдунью, которая на поляне собирала целебные травы, обвинили ее в том, что это она украла их детей, и без долгих слов вздернули на ветке каштана.
— Ты понимаешь или нет, — говорил Раймон Лике, — сколько беспокойства и хлопот причинили мне все вы, и ты в особенности?..
Разговор этот происходил через несколько дней после их побега. Лика, прогуливаясь, шла по тропинке через овраг и повстречала своего брата. Он сидел на пне и что-то писал.
— У нас проблемы??
— Нет, дело идет на лад. Я как раз возвращаюсь от Молина. Видишь ли, Лика, после твоего безрассудного бегства в лес Фантина убедила нас, меня и твою сестру, что дальше воспитывать тебя здесь, в замке, невозможно. Тебя надо поместить в женский лицей. И вот я решился на шаг, весьма унизительный для меня, шаг, которого раньше я хотел избежать любой ценой. Я поехал к Молину и попросил его дать вперед некоторую сумму денег, благо он предлагал мне их для устройства наших семейных дел.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
