Он снова налил маслянистое миро прямо из флакона на пах юноши и предвкушающе наблюдал, как вязкие капли стекают ниже и ниже, скрываясь между ягодицами.
— Прошу… Прошу вас… — раздался умоляющий хриплый шёпот, и Джерард, очнувшийся от созерцания, перешёл к решительным действиям. Прижавшись сверху, он начал медленно, настойчиво проталкиваться, не сводя взгляда с широко распахнутых шоколадных глаз в прорезях тёмно-синей полумаски.
Джерард блаженствовал. Упругое тело принимало его с нетерпением, и в глазах юноши читалось, что это не доставляет чрезмерной боли. То, чего он боялся больше всего: навредить, напугать, оттолкнуть его… Он даже не мог рассчитывать на такой подарок, как то, что этот ангел сам приготовит себя к их встрече. В сердце Джерарда зашевелилось давно убитое чувство, пробуждённое всепоглощающей нежностью к этому юноше, который так открыто, с бесконечным нетерпением принимал его. Войдя до конца, он замер, наслаждаясь чуть напряжённым изгибом губ, взглядом не моргающих распахнутых глаз, смотрящих на него с ожиданием… Всё это, примешиваясь к мягкому, сжимающему его плоть ощущению, заводило Джерарда сильнее, чем весь предыдущий, чрезмерно богатый, опыт в постели.
— Ещё… — простонал его ангел. Осознание того, что сейчас они — одно целое, сводило Джерарда с ума и уносило его разум прочь от тела.
Отстранив бёдра почти до мига разъединения из тел, он снова жёстко вошёл, сильнее сжав ягодицы. Юноша коротко и резко выдохнул от этого толчка, приоткрыв губы, и на лице Джерарда начала проявляться игривая улыбка. Он снова начал отстраняться, а потом с неожиданной силой вогнал свою плоть, срывая с чужих губ глухой стон. Уже плохо сдерживая себя, Джерард продолжал повторять эти медленные сильные толчки, которые всё же становились быстрее с каждым разом, и вот, потеряв всякую связь с реальностью, уже не в силах контролировать себя он со всей страстью множил резкие движения, вбиваясь в мягкое упругое нутро.
Высвободив руку из крепкой хватки Джерарда, юноша принялся ласкать себя, помогая очередной волне накрыть себя с головой. Джерард, видя эту смелость, чуть замедлился, плоть его была напряжена до предела, он чувствовал себя на самом краю. Словно ощущая это своим телом, юноша позволил себе излиться. Тело его пробила яркая дрожь от оргазма, он негромко простонал, закусив нижнюю губу. Тёплые капли падали на упругий, влажный живот, в то время как Джерард, одухотворённый этим зрелищем, ещё несколько раз с силой вбился внутрь, почти придавил собой нежное тело, издавая у его уха полурык-полустон. Яркий, мощный взрыв сотряс его, замутняя мир перед глазами. Через несколько мгновений он совсем обессилел и распластался сверху, но юноша не выказывал никакого неудовольствия, лишь тяжело дыша и удовлетворённо улыбаясь с закрытыми глазами. Позже Джерард почувствовал, как тот повернул голову и со сладкой нежностью прикусил его мочку, вызвав бессознательную счастливую улыбку.
Как показать своё счастье? Как сказать о любви? Слова зачастую опошляют то, что ты чувствуешь, делают это приземлённым и ничего не значащим. Эта невинная после всего случившегося ласка говорила Джерарду так много… Ещё в полубреду, находясь далеко от своего тела, он крепче сжал юношу под собой и неразборчиво забормотал на родном итальянском:
— Bellissimo, il mio bellissimo ragazzo! Cosi' innocente e dolce, come il fiore di camelia. Non voglio lasciarti andare… Che fortuna, che ti ho trovato in questo luogo pazzesco! (4)
И потом, перед тем как уснуть глубоким спокойным сном, с его губ невольно сорвалось едва слышное:
— Ti amo… (5)
(4)Прекрасный, мой прекрасный мальчик! Такой невинный и нежный, как цветок камелии. Не хочу отпускать тебя… Какая удача — найти тебя в этом безумном месте (ит.)
(5)Люблю (ит.)
Глава 6
Фрэнк проснулся от толчка подсознания и какое-то время потратил на то, чтобы осмотреться и понять, где он находится. Воспоминания о ночи страсти нахлынули непрерывным потоком, когда его взгляд заскользил по скромному балдахину, лёгким прозрачным занавескам у двери на балкон, схваченным светлой лентой. Ничего громоздкого не было в этой комнате, в отличие от того, как было обустроено поместье Мадьяро: часто с роскошью, помпой, тяжеловесными гардинами, лепниной на потолке и шикарными массивными хрустальными люстрами. Только хозяйская спальня, в которой Фрэнк бывал до обидного редко, была очень простой, скромной: спокойная деревянная отделка, светлые крашеные стены, облегчённые занавески… Будто наставника тяготила эта роскошная обстановка, которой он окружил себя в своём же доме. Или таким образом он отдавал дань положению? А возможно, хозяин изначально был далёк и чужд всему этому. Много ли он, Фрэнк, которого держали на достаточном расстоянии от личных чувств и внутренней жизни, знал о нём? Лишь только то, что ему иногда показывали. Крохи, мельчайшие догадки, не более того. Учитель всегда оставался для него загадкой без ответа.
Фрэнк ощутил, как маска неприятно давит на вспотевшее со сна лицо. Боже, уснуть в таком виде — обнажённым, грязным, после бала удовольствий — было верхом непристойности для него. Но тут же шло добавление: «В постели с любимым мужчиной», который по-собственнически обхватывал тяжёлой рукой его тело поперёк, ощутимо прижимая к сбитым простыням. И после этого всё остальное теряло свой стыдный смысл, казалось мелочью, стоило лишь вспомнить хоть что-то из его вчерашнего разнузданного поведения, любое из того, что он так смело и раскрепощённо позволял ему делать с собой. Даже сейчас он почувствовал, как краска начала наползать на скулы, и только саркастически этому усмехнулся: «Поздно притворствовать, Фрэнк… Всё уже случилось, и это было… прекрасно? Более чем». Никогда раньше он не думал, что заниматься любовью с человеком, которого жаждал так давно, всей душой, каждой частью глупого тела, которого любил так сильно и почти боготворил… никогда не думал, что это настолько отличается от обычного соития, пусть и несущего в финале приятную разрядку. Было настолько странно и глупо сравнивать это, что он невольно задумался: почему же тогда люди делают это? И почему не ищут путей к своим избранникам, к предначертанным, почему не ждут роковой встречи так сильно, как только возможно, и не занимаются с ними любовью? Почему растрачивают жар своих душ на тех, кто этого не достоин? Это ведь… так просто? И так верно…
Фрэнк так увлёкся своими романтическими мыслями, что ни разу не вспомнил ни о своём тяжёлом детстве до встречи с Джерардом, ни о специфике его службы при королеве. Он был счастлив, удовлетворён, расслаблен и, чуть приподнявшись на высоких подушках, с тёплой нежностью рассматривал спящего рядом мужчину, чья рука так уверенно обнимала его пониже живота. Полумаска слегка съехала набок, и родные, любимые черты лица открывались под ней: красивый мужественный разлёт чёрных густых бровей, острый, чуть вздёрнутый кончик носа, выглядевший сейчас до невозможности мило и по-детски, сухие, чуть приоткрытые губы, которые хотелось целовать, которых хотелось касаться — нежно, легко… Это был первый раз за всю его жизнь, когда он видел наставника таким беззащитным, отбросившим все обличья и условности, беззаботно спящим в его объятиях. Фрэнк надеялся, что запомнит это зрелище как можно надольше. Такое не хотелось забывать, и он усердно, раз за разом проглаживал взглядом каждый уголок, каждую родинку и особенность кожи. Запоминал игру света и тени на ней от восходящего розоватого солнца, чьи лучи осторожно пробивались через ажурные занавески.
Сбившаяся от их горячих ночных ласк простыня, прикрывавшая обнажённое тело Джерарда, сползла набок и вниз, на пол, где Фрэнк терял её из вида. Она держалась лишь на ягодицах и левой ноге, подставляя всё остальное ненасытному взору. Счастье, что сейчас не нужно было держать себя в руках, скрываться от своих желаний и чувств, и он смотрел… Смотрел на широкие плечи, гладкую матовую кожу спины, что размеренно вздымалась от глубокого дыхания. Скользил взглядом по бьющейся жилке на шее, желал запустить руку в чёрные, разбросанные в беспорядке по белоснежной подушке, длинные волосы. Спускался ниже к манящему прогибу спины и сладким ямочкам ниже поясницы… Фрэнк несыто сглотнул. Его дыхание всё учащалось, а губы невольно приоткрылись, пропуская внутрь больше воздуха. Будь его воля — простыня бы окончательно слетела на пол, чтобы он мог любоваться этим телом целиком и полностью, разглядывать мягкие округлости ягодиц, стройные ноги, каждый волосок, покрывающий бёдра и икры. Утренняя эрекция, подстёгнутая воображением, сладко и горячо ощущалась внизу живота. Фрэнк прикрыл глаза и глухо, сдавленно простонал. Джерард заворочался, убирая руку с тела, удобно укладывая её под подушку.
