Не отрываясь от этого зрелища, Джерард нащупал в связке кистей оструганный грифельный карандаш и принялся за наброски. Торопливые короткие линии разной интенсивности и нажима ложились на бумагу — умение зарисовывать осталось у него в крови, и Джерард почти не обращал внимания на то, что появляется на бумаге. Он с головой погрузился в чарующее зрелище того, как его мальчик, его Фрэнки, единственный ученик, вдруг оказался гибким молодым мужчиной со стройным телом и точными, сильными движениями рук… Это открытие становилось тем неожиданнее, чем больше Джерард ловил себя на мысли, что оно нравится ему, и что вид Фрэнка не оставляет его равнодушным. Пальцы наносили штрихи не медля, в то время как глаза жадно впитывали в себя волшебную картину.
Фрэнк, закончив с расколкой дров, в несколько заходов унёс получившиеся кучки лучин в прачечную и, вернувшись на кухню, раскрасневшийся, поблескивающий от пота, в крайне расхристанном и недопустимом виде, столкнулся там с наставником, странно стоящим, опираясь на стену спиной и скрестив руки на груди. Тот смотрел на Фрэнка, вопросительно изогнув бровь, но не говорил ни слова. Немая сцена. Сердце Фрэнка неудержимо забилось быстрее под этим взглядом, но он невозмутимо прошёл ближе и сказал:
— С возвращением, Джерард. Вы голодны? Прошу прощения за мой вид, я помогал с колкой дров и еще не успел привести себя в порядок.
Джерард ответил не сразу. Он стоял и просто смотрел на своего протеже, будто видел впервые. Фрэнк занервничал, не понимая, что это значит и к чему может привести. Наконец, губы Джерарда приоткрылись, и он заговорил:
— Хороший день, Фрэнки. Ты не слишком легко одет для такой погоды? Сегодня довольно свежо.
Фрэнк опустил голову вниз, оглядывая себя. Кожа, лоснящаяся потом от энергичной работы с колуном, открытые ключицы и грудь, довольно неприлично и глубоко оголённая между развязанной тесьмой ворота рубахи. Поддаваясь смущению, порывисто подняв руку, он попытался стянуть края вместе, но только замазал светлую льняную ткань грязными пальцами.
Джерард звонко рассмеялся, приводя Фрэнка в ещё большее смущение. Горячо захотелось просто исчезнуть сейчас на несколько минут, чтобы уйти от этого странного, незнакомого взгляда наставника. Здесь было не поместье баронессы, и они были не на балу. Фрэнк не понимал, как вести себя с хозяином после всего случившегося там, но в чём он был точно уверен — что соблазнять его всё то время, что они пересекаются в поместье, следуя совету Люциана, он не хочет. Он не был готов играть в эту игру без остановки, просто потому, что помимо желания и любви испытывал к Джерарду глубокое уважение, сильную привязанность и не собирался переступать рамки своего подчинённого положения. Это было бы слишком, его воспитывали совсем в другом духе. Задумавшись на секунду, он с ужасом подумал, что вообще не имел какого-либо плана на этот счёт. Просто кинулся в омут с головой и поехал на бал вслед за Джерардом. Терзаемый волнением, страхами, но готовый неотступно следовать за своим желанием. И что теперь? Между ними уже произошло столько всего, что кружилась голова от одного самого маленького воспоминания. Но тут, в этих стенах, в родном доме, в котором он вырос и научился всему, это было невозможно. Дико, странно, неправильно. Он не хотел позволять себе вольностей и от этого смущался под изучающим взглядом всё больше.
Мог ли он знать, что именно это его поведение, это невинное смущение и детский жест, старающийся прикрыть тело, сильнее всего разжигали в Джерарде животные инстинкты охотника? Он неожиданно и резко понял, что его мальчик вырос, и пора учить его дальше. Учить тому, к чему прежде, как ему казалось, тот не был готов. Учить таким вещам, к пониманию и мастерству в которых Джерард пришёл своим умом и опытом.
— В чане на печи горячая вода. Наверное, Маргарет предусмотрела и согрела её для тебя. Унеси чан в ванную, я помогу тебе помыться.
С этими словами он мягко улыбнулся и, взяв с полки большой кувшин, отправился к двери, за которой лестница вела к его покоям и большой ванной комнате в пастельно-голубых тонах. Фрэнк редко мылся там, но не это поразило его больше всего. Джерард никогда раньше не присутствовал при этом! И никогда за всю его жизнь не помогал ему мыться… Это было дико! Фрэнк прекрасно справлялся с этим сам, а в детстве только Маргарет помогала ему. Но мог ли он отказаться?
Послушно взяв полотенцами довольно крупный чан, чуть больше, чем наполовину заполненный водой, от которой веял пар, он молча направился за наставником. Щёки и уши Фрэнка горели, он испытывал совершенно запутанные разноцветным клубком чувства. Его терзало непонимание и лёгкий страх перед происходящим. Он судорожно вспоминал, не оставил ли Джерард ночью следов на его теле, и не мог ничего придумать, чем можно было бы их объяснить, если они всё-таки есть.
Они оба поднялись по лестнице, пребывая в своём настроении. Джерард — неторопливо, с грацией дикого животного, вышедшего на охоту, а Фрэнк — осторожно, стараясь не расплескать обжигающую воду.
В ванной Фрэнк неловко замялся. Джерард наблюдал за ним с интересом, находясь в той же позе, что и на кухне, и его саркастически изломанная бровь не давала Фрэнку собраться с мыслями.
— Боже мой, Фрэнки, ты бы сейчас видел себя, — наконец проговорил хозяин поместья, широко улыбаясь своему ученику. — Ты ведь не хочешь сказать, что стесняешься меня? Я многое повидал в своей жизни, и, боюсь, тебе нечем будет меня удивить.
«Господи, — взмолился Фрэнк, сильно зажмуривая веки, — но ведь я не каждый день раздеваюсь перед вами. Неужели это так странно — стесняться другого человека, когда он неожиданно попадает к тебе в ванную?». Он принялся на ощупь развязывать оставшиеся петли завязок рубахи, но пальцы не слушались, дрожали, то и дело путаясь в тонких верёвочках. Какое-то время Джерард напряжённо наблюдал за этим, испытывая небывалый прилив охотничьего азарта.
Фрэнк, так и не открыв глаз, почувствовал на своих пальцах чужие уверенные руки и широко распахнул ресницы. Джерард смотрел на него спокойно, и только в глубине глаз плясали необузданные зелёные искры.
— Я помогу тебе, мой мальчик, иначе ты провозишься так до вечера, — отстранив ладони Фрэнка, ловкими короткими движениями он быстро расправился с узлами и опустился ниже, проделывая те же нехитрые действия с бриджами.
Фрэнк закрыл пылающее лицо руками, не в силах смотреть на это, и сдавленно, очень тихо простонал:
— Боже, это до невозможности смущает меня…
Наставник только хмыкнул, продолжая начатое.
— Не стой как каменный истукан, Фрэнки. Ты уже можешь снять рубашку. Раздевайся, я приготовлю воду.
Джерард отошёл от него, и Фрэнк, выдохнув, отвернулся к стене и быстро освободился от влажноватой от пота рубахи, бриджей и нижних панталон. Он оказался совершенно обнажённым в комнате длиной в несколько шагов с мужчиной, которого любил больше жизни, и его сознание начинало медленно уплывать от трепета и волнения.
— Забирайся в ванную, ты замёрзнешь, — повелительно сказал Джерард, и Фрэнк, стыдясь своей наготы, но стараясь вести себя естественно, прошёл мимо и устроился в большой фаянсовой ванне, новомодном чуде, пару лет назад привезённом из Парижа.
Она уже была ополоснута горячей водой, и Фрэнк благодарно посмотрел на Джерарда. От стенок приятно парило, и на самом деле стало намного теплее. Он сидел внутри, по центру, подобрав под себя согнутые ноги и чуть опустив голову вниз, когда Джерард, повелительно собрав его распущенные волосы в кулак, заставил наклониться ещё ниже. Фрэнк чувствовал, как его позвонки на спине выпирают из-под натянувшейся кожи. И вот — такое долгожданное влажное тепло полилось в основание шеи из большого кувшина. Струя, направляемая рукой наставника, перемещалась по его плечам, шее и спине, смывая солёный налёт пота и пыли, и бесчисленные ручейки воды стекали по бокам и животу, запутываясь в переплетении тёмных колец в паху.
— Подержи волосы сам, я намылю тебя, — с этим голосом невозможно было спорить, и Фрэнк влажной рукой перехватил пучок, ощущая, как Джерард, находящийся сзади, водит по его спине, шее и лопаткам округлым душистым мылом. Это было приятно, очень приятно, но, к слову, не приводило Фрэнка к чувственному возбуждению. Он сейчас настолько принимал в каждом движении по его коже заботу и нежность, что расплывался от этих тёплых ощущений и неосознанно начинал улыбаться. Иногда пальцы, держащие мыло, ненавязчиво касались его, и тогда Фрэнк, уплывавший из реальности в мир фантазий, легко вздрагивал, возвращаясь обратно.
