— Справишься спереди сам? — с лёгкой усмешкой спросил Джерард, на что Фрэнк ответил, утвердительно кивая головой. Получив мыло и доверив волосы руке наставника, он быстро водил им по груди, торопливо намыливал шею и живот, стараясь скорее закончить с этой странной пыткой.
Джерард уже разбавил новую порцию воды, приготовив кувшин, чтобы смыть мыло, как в дверь постучали, и через мгновение внутрь вошла Маргарет. Несколько секунд она удивлённо молчала представшей картине, но, надо отдать должное, быстро взяла себя в руки и совершенно спокойно сказала:
— Жерар, прибыл посланник от Её Величества. Она срочно вызывает тебя ко двору. Кажется, там происходит что-то серьёзное.
Джерард выслушал её с каменным лицом, а потом, экспрессивно выругавшись по-итальянски, поднялся с колен, на которых находился всё это время.
— Скажи ему, я буду готов через полчаса, пусть ждёт. И помоги Фрэнку закончить тут…
— Право, я могу и сам… — пролепетал донельзя смущённый Фрэнк, но Маргарет перебила его:
— Я всё сделаю, Жерар, — и вышла из ванной, чтобы передать сообщение человеку королевы.
Нависнув над Фрэнком, наставник взял его за скулы рукой и развернул лицо к себе. Несколько мгновений смотрел, будто запоминая его черты, скользя взглядом по бровям, глазам, линии носа, мягким изгибам губ… Тот почти не дышал, настороженно глядя в глаза Джерарду и ожидая хоть какого-нибудь продолжения.
— Ты вырос, мой мальчик, — наконец произнёс тот, — и это было неожиданным открытием для меня сегодня. Кажется, я оказался не совсем готов к нему. Но всё к лучшему. Ты так стремился начать постигать науку обольщения, и вот это время пришло. Я займусь тобой сразу по возвращении из Парижа.
Фрэнк был поражён и растерян. Что такого произошло сегодня? Ведь всё было… совершенно как обычно? Или же его тело, перестав быть девственным, начало само подавать сигналы или вести игру, о которой не догадывался его обладатель? Он был и рад, и расстроен одновременно. Всё происходило слишком быстро, и теперь уже сам Фрэнк не был уверен в том, хочет ли он так быстро перенимать странную и трудную науку своего наставника. Молчание затягивалось. Взяв себя в руки, Фрэнк тихо сказал:
— Я буду ждать вас, Джерард. Возвращайтесь скорее.
Джерард только улыбнулся в ответ и, на прощание проведя пальцами по острой линии челюсти, развернулся и вышел из ванной.
Фрэнк тут же осунулся, рука, держащая волосы и не дающая им намокнуть или вымазаться в пене, затекла, и он безразлично выпустил хвост. Тот распался прядями по намыленным плечам, но Фрэнку было всё равно — он приходил в себя, успокаивая тяжёлое дыхание.
Неслышно зашла Маргарет и, подойдя ближе, начала молчаливо поливать из приготовленного наставником кувшина, медленно смывая широкой мягкой ладонью пену с кожи Фрэнка.
— Что случилось, Франсуа? — нежно спросила она. — Ты кажешься расстроенным.
— Я… — начал тот, не зная, что же сказать дальше. — Я просто не ожидал от месье Джерарда такого странного поведения.
Маргарет грустно улыбнулась, смывая с прядок каштановых волос мыло, успевшее их замарать.
— Жерар… привык получать то, что хочет, — чуть помолчав, неожиданно сказала она. — Но ты — особенный для него. Почти как родной, и я уверена, что если ты чётко дашь понять, что не хочешь чего-то, то этого не произойдёт. Я верю, что ты разберёшься в том, чего бы хотел сам. Всё наладится, — говорила милая, добрая Маргарет, гладя его по волосам.
Фрэнк мягко улыбнулся ей, подняв голову, и несильно сжал её тёплую ладонь.
Главное — разобраться в том, чего хочет он сам? Так чего же он хочет?
Глава 7
Все созвучия имён, фамилий, совпадение событий, напоминающие предреволюционные события во Франции после 1789 были намеренно использованы в этой истории и искажены. Автор не претендует ни на какую историческую достоверность, лишь создаёт атмосферу для конкретной истории конкретных героев. Поэтому можно считать это жанром «Псевдоистория». Сохранена только общая канва революционных событий во Франции, остальное целиком и полностью выдумано автором.
В небольшой печи на кухне прислуги по-домашнему уютно потрескивал огонь. За старым, но не потерявшим благородного вида деревянным столом полуночничали двое. Время давно было позднее, и Маргарет, устроившаяся напротив усталого Поля, едва заметно клевала носом. На столе перед ними, на грубоватой чистой льняной скатерти стояла пара чашек с чаем. От них поднимался еле видный пар, и оба — и мужчина, и женщина — грели о керамику натруженные за день руки.
— Маргарет, милая, хозяин так и не появлялся? — тихо спросил Поль, поднимая свою кружку к тонким сухим губам.
Маргарет встрепенулась, услышав обращение по имени, и попыталась прогнать дремоту.
— Ох, уже два дня как уехал. И ни весточки. Я переживаю, Поль, всё, что начинает твориться вокруг — дурно пахнет. Очень дурно!
— О чём ты говоришь? — непонимающе посмотрел на неё Поль.
— Я уже несколько недель слышу на рынке странные, нехорошие разговоры. Люди исподтишка шепчут много грубых и нехороших слов о королеве и её эпатажных выходках. С каждым днём эта грязная паутина разрастается, а звук речей крепнет. Понимаешь, куда ветер дует?
Поль смолчал и только смотрел вопросительно. Маргарет вздохнула, качая головой.
— Ты такой добрый, такой верный. Но ничего дальше этого поместья не видишь.
Поль обидчиво вскинулся, пытаясь возразить, но Маргарет остановила его лёгким жестом руки, нахмурив лоб.
— Подожди, просто послушай. И постарайся подумать над тем, что я говорю. Раньше, лет пятнадцать назад, когда мы с Жераром выживали на улицах Парижа, услышать такие речи было не просто сложно — это было невозможно! Никто не позволял себе говорить подобное о юной королеве. Уже в свои двадцать четыре она держала страну железной хваткой своей маленькой нежной ладони. Вся знать ходила по струнке, и никто не осмеливался высморкаться без её на то молчаливого согласия. Эта девочка могла привести страну к процветанию. Видишь ли, мы, попрошайки и обитатели подворотен, очень хорошо умеем три вещи: остро видеть, чутко слышать и быстро думать. Иначе не остаться в живых. А на улицах, незаметно прочёсывая карманы богатеньких ротозеев, говорящих обо всём, что у них на уме, невольно начинаешь прислушиваться и думать ещё лучше. Поверь, уже тогда мы с Жераром были более чем в курсе политической ситуации и огромного потенциала королевы. Страна находилась в надёжных руках, если бы не интриги людей, которых она привыкла считать родными и близкими, а поэтому прислушивалась к их советам. Её дядя, эрцгерцог, пользующийся большим влиянием при дворе, настойчиво советовал в мужья младшего наследника Австрийской короны из династии Гапсбургов, принца Иосэфа. Стране был очень выгоден этот политический союз, и молодая королева, поразмыслив какое-то время, дала своё согласие на подобный брак.
— Ты рассказываешь общеизвестные вещи, Маргарет, — ответил, наконец, Поль, отставляя на блюдечко пустую чашку. — Даже я, сидя в поместье безвылазно, знаю это.
— Ох боже мой, Поль, прекрати, ты же понимаешь, я совершенно не хотела обидеть тебя. Просто мы, гуляя по улицам Парижа и пробираясь на небольшие кражи в знатные дома, узнали продолжение этой истории об их помолвке. Десять лет назад во всех салонах высшего света только и обсуждали её.
Поль заинтересованно приподнял седую кустистую бровь, приглашая Маргарет продолжать. Та загадочно ухмыльнулась и отпила чуть остывшего ароматного чая.
— Ты знаешь, как проходит обряд передачи одного из супругов во власть делегации страны, чьим правителем он собирается стать?
— Впервые слышу о таком обряде…
— Попробуй нарисовать себе картину в голове. Поздняя благоухающая тёплая весна. Две делегации стран, между которыми довольно натянутые отношения, прибывают на безлюдный рейнский островок близ Страсбурга. Это нейтральная территория, но и на ней прибывшие чувствуют себя неуютно даже в отдалённой близости друг от друга. Наша королева волнуется — её предполагаемый жених внезапно заболел и не смог присутствовать на церемонии лично, зато прислал за себя своего друга детства, которому доверял больше всего. Чем в этот момент руководствовался принц Иосэф, я не знаю, но когда случайно на одном публичном шествии я увидела этого мужчину — поняла, что с здравомыслием у принца было не всё в порядке. Статный, длинноволосый блондин с широкими крепкими плечами затмевал своим видом даже некоторые картины античных мастеров, что уж говорить о избыточной реакции на него юной королевы, не избалованной в окружении мужской красотой.