— Запачкала нижнюю губу, вытри, — рекомендует хмуро и крепко складывает руки под грудью.
Как будто даёт себе обещание не приставать ко мне чересчур открыто и провокационно.
Хотя бы на людях.
Но что будет, когда мы останемся наедине?
* * *
— Наелась? Или ещё заказать? — предлагает Темирхан.
— Спасибо, я сыта.
От тепла помещения и сытости меня размаривает и начинает клонить в сон.
Мысли становятся тягучими и ленивыми, но, кажется, Темирхан позвал меня не для того, чтобы накормить и потрепаться со старым приятелем.
Он говорил о бизнесе отца, который я могу потерять, если не буду держать себя в руках.
Пытаюсь собраться с мыслями.
— Что там с Ковалем? У нас сегодня важное дело?
Темирхан расплачивается по счёту, но Ярослав выходит и отказывается принимать оплату:
— В память об армейском друге, — улыбается мне, кивая.
— Папа всегда платил по счетам, — возражаю я, и только потом мужчина принимает деньги, провожая нас на выход из заведения.
— Приходите ещё!
Прохладный воздух немного отрезвляет и привносит ясность в мысли.
Темирхан снова набрасывает мне на плечи пиджак и придерживает за руку, направляясь к парковке медленным шагом.
Снова повторяю вопрос, не дающим мне покоя:
— Так что там с важным делом?
— Это оно и было, — отвечает Хан.
— Не поняла.
— Проверить, всё ли с тобой в порядке в плане… беременности и накормить. Ты в моём доме, похоже, и чёрную икру есть не станешь, — усмехается Темирхан.
— Не стану. Не люблю чёрную икру. Вообще морепродукты не люблю!
— А что ты любишь?
«Тебя…» — едва не вырывается из моих губ.
Но я вовремя добавляю мысленно, что это осталось в прошлом.
Дурацкая, почти детская влюблённость в друга отца, оказавшегося рядом. Близко-близко, но не перешедшего черту.
Хотя у него была такая возможность, и я бы не сопротивлялась.
— Почему ты остановился? Тогда, в гостиной? Ты получил бы всё, что захотел?
Провокационный вопрос. Темирхан смотрит на меня с нескрываемой жаждой, и я сама словно напрашиваюсь, подталкивая его к пропасти без возврата.
— Ты мог бы заняться сексом. Я бы не сказала тебе «нет»…
Едва стою на ногах, возле его внедорожника, и чувствую, что слабею, но внутри крепнет желание и беспокойный жар, от которого пылает всё тело, лишь усиливается.
Между ног пульсирует желание. Бельё становится влажным и начинает мешаться.
— Мог бы. Но, как я тебе и сказал тогда, иначе хотел, — выдыхает хрипло, оказавшись рядом.
Его грудь часто вздымается и опускается, почти касаясь моего тела.
— Красиво. Правильно… Не так, как с другими, в общем.
— А сейчас?
Делаю последнее движение и сама прижимаюсь к нему на тёмной парковке, быстро просовывая ладонь под ткань просторной футболки.
Кожа Темирхана очень горячая, и мышцы пресса сокращаются сильной волной, когда я трогаю его, уводя пальцы на границу резинки джинсов.
— Сейчас?
Темирхан резко подхватывает меня под попой и толкает спиной на металл машины, заставляет обхватить его за торс ногами и резко прижимается на всю длину напряжённого члена.
— Трахнуть тебя хочу, маленькая. Долго-долго трахать, чтобы вылезла из моей головы на хрен.
— Трахай. Чего ждёшь?
— Да уж. Чего я жду? — мотает головой из стороны в сторону и резко сминает попу.
Хан нащупывает пальцами ручку на двери внедорожника и опускает меня на заднее сиденье, забираясь следом. Подминает под себя и обрушивает град поцелуев, яростно сминая руками одежду.
Глава 10
Диана
Хан действует напористо и жадно, без лишних сантиментов и танцев с бубнами вокруг самого главного — ему хочется секса.
Горячего и жёсткого секса.
На всю длину возбуждённого члена, с тягучей оттяжкой и мощными рывками, с утробными, громкими стонами.
Похоже, переждать эту бурю и отменить уже не получится.
Хан так быстро и легко избавляет меня от джинсов и кофточки, раздеваясь следом, что в голове мелькает горькая мысль: скольких девушек он поимел за всю свою жизнь так же — быстро и жёстко трахая на заднем сиденье авто?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Сколько из них были в него влюблены и мечтали связать с ним свою жизнь?
Сколько из них хотели его так же, как я, и ненавидели себя за это?!
Я для него лишь эпизод, а хотелось бы стать главой, длиной в целую жизнь.
Неожиданно громко звучит треск рвущейся ткани.
Неужели мне придётся щеголять без трусиков?
Стянув футболку и отбросив её в сторону, Хан замирает надо мной на мгновение. Он тяжело и часто дышит, нависая огромной, сильной глыбой.
Груда мышц и зрелой силы, под которой я чувствую себя такой крошечной и слабой, что даже немного боязно.
Хочется попросить его притормозить. Я не планировала этого так быстро. Дразнила его и выводила на эмоции, но как долго можно уходить от главного?
И глядя, как он опускает руку, расстёгивая ширинку, добавляю мысленно:
«Главного и неизбежного…»
Он резко спускает с себя джинсы с бельём, длинный, толстый член подскакивает резко вверх.
Мне бы закрыть глаза, но я смотрю, округлив глаза, как Хан обхватывает и гладит его пальцами, наклоняясь ко мне.
— Стой.
Хватаюсь за его широкие плечи, пытаясь остановить движение. Он напирает сильнее, распластывая меня целиком, и давит.
— Где твоя чёртова защита?! — выкрикиваю ему в ухо. — Папа сказал, что у тебя были тысячи разных женщин, и я не хочу подцепить от тебя каку или того хуже — залететь от тебя!
В ответ Темирхан неразборчиво матерится, но всё же поднимается немного неловко и выдёргивает из-под меня пиджак, роясь в карманах.
Выуживает фольгированный пакетик и, прихватив его за уголок зубами, надрывает с жутким треском.
Миг…
Латекс уже раскатан по всей длине и снова… Он скользит вниз, задевая толстым, напряжённым концом скользкие от влаги складки.
Одной рукой Хан мнёт меня за задницу, не щадя, а вторую запускает в волосы, фиксируя.
Губы оказываются близко от моих, опаляя ядовитым дыханием, туманя разум
Я сама впускаю его поцелуй — глубокий и деспотичный, отравленным безумием — одним на двоих.
Хочу его и ненавижу за то, что хочу…
За то, что он не мой мужчина, в особенности ненавижу.
Напор его члена возрастает. Медленно и неизбежно он надавливает толщиной на лоно, проникая внутрь.
Меня резко сжимает и я словно становлюсь ещё уже, ещё меньше под ним.
Царапаю плечи, отталкивая, желая сказать, но… глубокий поцелуй становится остервенелым и так же резко, жёстко он быстро отводит бёдра назад и посылает их вперёд, глубоко в меня, разрывая последнюю преграду одним толчком.
Мгновенная, острая боль заставляет сомкнуть челюсти и клацнуть по его языку. Между ног сильно печёт и кажется, что я точно-точно лопну, не выдержав напора.
Хан отстраняется, приподнимаясь на локтях. Смотрит в моё лицо с недоверием и говорит хрипло:
— Ты была девственницей. Ди, коза! Ну… Блять, почему не сказала? Дурочка упрямая… Почему не предупредила? Я бы тогда всё иначе… Не так, как сейчас!
Наклоняется и целует щёки, слизывая языком невольно скатившиеся слезинки.
— Девочка моя, выпендрёжница! Ты напрашиваешься на хорошенькое наказание! — целует шею и за ушком, действуя нежнее и бережнее.
Сейчас это уже не тот Хан, у которого срывает тормоза от танцев на грани. Он снова заботливый, внимательный и очень-очень горячий, знакомый и близкий — такой, каким я его и полюбила.
— Не молчи… — требовательно смотрит в глаза. — Зачем ты соврала? Зачем в прошлый раз сказала, что перепихнулась с кем-то в клубе?!
— Зачем-зачем? — передразниваю я. — Затем, что у тебя есть жена и семья, я не хотела выглядеть дурочкой.
— Не хотела выглядеть дурочкой. Наврала о том, что больше не девственница, завела себе жениха. Фиктивного. Вляпалась в неприятности, ворвалась в мою жизнь и продолжаешь сводить с ума. Непоседа! — пытается говорить строгим тоном, но чему-то сильно рад.
