В полутьме салона видно, как блестят его глаза.
— Чему ты так радуешься? Получил свой приз, — говорю обиженным тоном. — Незаслуженно!
И это самый странный разговор, что у меня был. Потому что длинный член ещё до сих пор глубоко во мне, боль утихла.
Я чувствую, как он дрожит от напряжение и нетерпения, посылает по моему телу чувственные вибрации и неконтролируемые желания: попробовать ещё.
Дальше. Больше. Глубже.
Теперь уже точно можно.
Темирхан наклоняется, целуя меня легко-легко и быстро, говоря между словами:
— Ты же помнишь? Я хотел для тебя особенный первый раз. Зачем ты лишила этого меня и себя?
— Для тебя это ничего не значит, а я как-нибудь сама справлюсь… — всё ещё злюсь и несу, возможно, чепуху.
Но не могу поверить, запрещаю себе верить, что между нами что-то возможно.
Боюсь снова оказаться за бортом его жизненных целей и предпочтений.
Пусть лучше будет больно и обидно, потом смоется со слезами.
Однако Хан целует меня так горячо и нежно, передавая через поцелуй гамму невообразимых чувств, что через некоторое время я по-настоящему расслабляюсь всем телом и мне становится хорошо.
Его взгляд стекает с лица на губы, а оттуда на шею и на грудь.
Хан без церемоний задирает бюстгальтер, сжимая огрубевшими подушечками пальцев тугие, напряжённые соски.
Мне хочется продолжить и испытать все грани удовольствия, без запретительных знаков и ограничений.
Хочу растаять в его сильных руках и ни о чём не жалеть.
Забыться хотя бы на краткий миг.
Хан начинает медленно двигаться, неприятные ощущения уже отступили и уступают место нарастающей жаркой волне.
Он целует губы и подбородок, колет щетиной шею, заставляет меня покрываться тысячами мурашек.
Я растворяюсь в том, что происходит и начинаю подстраиваться под ритм глубоких, пока ещё щадящих и размеренных толчков.
Его горячее дыхание и ласкает, и одновременно щекочет.
Я целую его губы, пряча стоны, но поняв, что не делает мне больно, Хан начинает ускоряться и сдерживать стоны уже не получается.
— Давай, маленькая… Покажи, как тебе хорошо. Я так долго это ждал. Я в тебе, — жарко шепчет, упёршись своим лбом в мой.
Он забрасывает руку на бедро, и я сама приподнимаю бёдра, устраиваясь поудобнее, сцепив пятки за его поясницей.
— Вот так, умница… — сглатывает. — Ты такая красивая, безумно. Я хочу тебя… Не могу сдерживаться. Взорвусь просто!
— Да-да-да…
Потому что сама хочу того же, и через секунду он обрушивает на меня град жёстких толчков, глубоких и безжалостных.
От которых даже кричать не получается, только тело выгибается мостиком, к нему навстречу.
Хан подхватывает меня под спиной широкой ладонью и движется ещё быстрее.
Мучительно и прекрасно.
Мне это нравится.
Без сомнений. Воздух салона полон жаркими выдохами и пошлыми, влажными шлепками.
На миг я замираю, краснея, но Хан наклоняется и целует меня, щекоча губами кожу за ушком.
— Не зажимайся, маленькая. Я хочу слышать это… Как тебе хорошо.
— Ещё… — прошу с глубоким стоном, окончательно расслабившись.
Внизу живота разливается приятный, обжигающий жар и спазмы удовольствия становятся короче и слаще.
Хан вколачивается в меня на предельной скорости и через секунду тело разрывается на атомы удовольствия.
Громко стону, чувствуя, как жаркой волной смывает все прочие мысли и всё тело дрожит. В глазах пляшут чёрные точки и ноги, тело становится непослушным.
Повторяю его имя ещё и ещё, пока не заканчиваются силы даже говорить.
Хан присоединяется ко мне мгновением позже, заткнув рот утробным стоном с яростным поцелуем.
Кажется, я снова кончаю, чувствую, как его большое и сильное тело содрогается над моим.
Во рту становится сухо и жарко. Воздух в салоне после секса горячий и влажный, как в сауне.
— Хочу пить. Есть вода?
— Есть… — отвечает Темирхан, скользя губами по щеке. — Для тебя у меня есть всё, что хочешь.
Его слова — словно долгожданный подарок. Я смотрю на его лицо, любуясь сосредоточенным выражением, смахиваю капельки пота на висках.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Дай попить…
Хан садится и, стянув презерватив, быстро приводит в порядок свою одежду.
Он тянется на переднее сиденье, забирая с него спортивную сумку, в которой лежит бутылка с водой. Приподнимаюсь с трудом, мои движения вялые, а вся одежда либо порвана, либо измята.
Секс выпил мои последние силы и, отпив немного воды, я, укладываясь обратно, головой на сиденье, кое-как натянула на себя то, что не порвал Темирхан — джинсы и кофточку, сильно вытянутую, но не порванную.
— Устала?
Киваю.
Темирхан накрывает меня пиджаком и выбирается из машины, пересаживаясь на переднее сиденье.
Мне хочется спать и в тоже время я боюсь поддаться этой слабости.
Заснуть — в конечном счёте означает проснуться, а я не хочу снова сталкиваться с проблемами, которые никуда не исчезли.
В нашем конкретном случае — только прибавились.
Глава 11
Диана
— Нет-нет-нет…
— Ди, проснись! Проснись!
Меня решительно встряхивают за плечи и вытягивают из липкой паутины кошмара.
Я резко сажусь и сразу же горло сжимает паникой — где я нахожусь?!
Очертания комнаты тонут во мраке, с улицу через тонкий тюль пробивается уличный свет.
Однако того, что я вижу, не хватает для понимания местонахождения.
— Тише-тише, всё хорошо…
Крепкие пальцы до боли стискиваются на моих скулах в крепком захвате.
Узнаю голос Хана и расслабляюсь, позволяя увлечь себя на его мощную грудь.
— Где я? — голос пересохший, как русло ручья в пустыне.
— Ты на моей квартире. Я, соответственно, тоже здесь…
Темирхан ещё не отпускает меня, гладит по плечам и целует в волосы.
— Принести тебе попить?
— Да, если есть.
— Есть, конечно. Включу ночник, чтобы ты не боялась монстров под кроватью…
Я выдавливаю из себя улыбку, но выдыхаю спокойнее, когда жёлтый, мягкий свет рассеивает темноту.
Я оглядываю модный, холостяцкий дизайн мужской спальни.
Пока Хан гремит посудой в отдалении, уделяю много внимания деталям, понимая, что тут и там оставлены множество мелочей, которые говорят о том, что на этой квартире не просто часто появляются, но живут.
— Держи, — протягивает высокий стакан. — Я немного подогрел воду, чтобы была тёплой.
— Зачем?
— У тебя слабое горло, всегда цепляла простуду первым делом, — объясняет Хан. — Клим так говорил.
— Это было в детстве, — отпила несколько глотков и с недоверием смотрю на Хана. — Неужели ты помнишь все рассказы папы обо мне?
— До недавнего времени я и сам не знал, что помню многое. Но когда увидел тебя, уже взрослой, на той дурацкой вечеринке, сразу припомнил очень много и забыть не получается. Как ни старайся…
Осушаю бокал и аккуратно ставлю его на тумбу возле кровати.
— Ты сказал, что это твоя квартира.
— Да, та самая, в которой делали ремонт, пока я в доме Клима жил. Сейчас ремонт закончен.
— Ты здесь часто бываешь? — спрашиваю ненароком.
Не надеюсь на честный ответ. Но внезапно Хан отвечает:
— Да, крошка, я частенько здесь ночую.
— Ну да, — выдавливаю смешок. — Это логово мачо, который меняет женщин, как перчатки. Сколько женщин кувыркались с тобой на этой кровати?
— Ни одной, — прищуривает глаза, глядя пристально мне в лицо. — Это моя берлога.
— Оу, ты привёл меня сюда. Это что-то должно значить.
— И ты лежишь на моей кровати, а сам я спал в зале. Да, это точно что-то должно значить.
— Например?
— Боюсь сорваться. Приклеиться к тебе на сутки или даже больше, на всю оставшуюся жизнь.
— Ещё чего, — фыркаю я. — В вашем распоряжении только семь ночей, Темирхан Абдулхамидович. О большем речи не шло!
— Вредина. С тобой никогда не было просто, а сейчас — так вообще, — вздыхает Хан и собирается уходить.
