Шар поднимался вверх с угрожающей скоростью. Брин уже просто стоял в нем, скрестив на груди руки. Под шаром, поднимающимся вверх, дрожал раскаленный воздух.
Фримна даже не стал отвлекаться, когда в спину ему ударило несколько пуль. Просто притянул все три сферы гравипушкой и одну за другой выпустил их с солдат, невесть откуда тут взявшихся, и синтеты, даже не успев понять, что это было, пропали, растворились в воздухе так же незаметно, как и появились. Гордон почти ничего не слышал, кроме стука собственного сердца, когда поднимался на разблокированном лифте. Быстрее… быстрее… только бы успеть…
Когда он выбежал на площадку перед шпилем, шар уже был чуть выше его головы, и не прекращал подниматься. Рядом послышались шаги, и Гордон, не выдержав напряжения, с яростным криком, обернулся и сделал несколько залпов из гравипушки по только подбегающим солдатам. Тела разлетелись в стороны, словно кегли, искря бегающими по ним молниями. Гордон, уже не задумываясь о последствиях, кинулся к одному из движущихся вдоль стены блоков и запрыгнул на его верх. Блок как раз шел закончил идти вниз, и опять начал двигаться вверх, унося Гордона вслед за поднимающимся шаром.
— Не знаю, чего вы пытаетесь добиться. Разве что вашей аннигиляции, — с упреком сказал Брин, наблюдая за попыткой Нарушителя Номер Один.
Фриман, от напряжения стуча зубами, огляделся — нигде не было уже пола или платформ, чтобы на них сойти — было слишком высоко.
— А я вас предупреждал, это тщетно.
— Он блефует, Гордон, не слушай его!
Прыжок — и он на какой-то узенькой стеклянной дорожке, идущей вдоль стен шпиля. Шар уже был выше, где то внутри конструкции. Каркас превратился в литые стены, и Брина уже не было видно. Гордон в отчаянии спрыгнул на первый попавшийся выступ в стене — и чуть не упал, когда выступ резко поднялся вверх — ученый оказался на очередном блоке. Еще прыжок…
— Быстрее, Гордон, он же уйдет!
— Вы все еще с нами, доктор Фриман? Не думаю, что надолго.
Фриман уже сам потерял чувство пространства и времени, перед глазами мелькал хаос железных балок, блоков, перекрытий, и шпиль, по которому поднимался шар с Брином, разрезал это хаос, словно гигантский нож, разделяя все то, что было, и все то, что еще будет. Гордон еще раз прыгнул на какой-то уступ, зацепился руками на балку, подтянулся….Еще вверх, еще, еще, еще…
Подтянувшись на какой-то перекладине из последних сил, Фриман обессилено вполз по стеклянному полу вперед. Свежий прохладный ветер обдал его лицо. Гордон поднял голову. Перед его глазами простиралась очень далекая земля, кажущаяся розово-оранжевой в лучах закатывающегося солнца. Шпиль реактора пронзал небо.
Фриман вскочил и обернулся — от Аликс его отделало лишь защитное стекло — он стоял на той самой платформе, на которую они с ней выходили несколько минут, а может быть и часов назад. Аликс твердо кивнула. Гордон резко обернулся — шар, поднявшись почти до конца шпиля, пылал и переливался перед Гордоном. Шар был внутри пяти железных лепестков, которые обхватывали его, напоминая бутон цветка. Лепестки медленно крутили вокруг шара, и Брин мелькал меду ними.
— Ваше безграничное упорство достойно лучшей цели, доктор! Хватит! Вы опоздали.
И вдруг пол тряхнуло так, что Гордон едва смог устоять на ногах. Небо, казалось треснуло, сверкнув красной молнией прямо над переливающимся шаром. И, прямо над ним, пространство дрогнуло. Фриман увидел рябь, разноцветную и ослепительную. И пространство начало расползаться, словно растущая лужа, за зеркальной поверхностью которой виднелось ярко-красное небо.
— О, боже… Гордон… Портал открывается…
Фриман замер, не в силах оторвать глаз от этого чуда. Дыра в пространстве росла, и на фоне красного неба Гордон увидел угловатые шпили… шпили их Цитаделей.
Это словно вывело его из долгого сна. Он резко обернулся, безошибочно находя взглядом поток энергосфер, несущихся к шпилю реактора. И, уже не надеясь ни на что, Фриман начал метать сферы гравипушкой, одну за другой, прямо в шар с Брином.
— Отступись, ты даже не представляешь, что творишь! — крикнул Уоллес, но остановить Гордона уже никто бы не смог.
И, когда ученый увидел, что один из вращающихся вокруг шара лепестков заискрился и сорвался вниз, он начал выхватывать сферы из желоба и метать их с двойной скоростью. Второй лепесток поле случайного падания заискрил и зашатался. Пол трясло так. Словно вся Цитадель готова была рухнуть…
Пролом в пространстве рос и уже, словно шапка, накрыл кусок неба над головой Гордона. На фоне красного неба торчали невиданных форм шпили, за водянистой гладью портала угадывались летающие в воздухе существа… Пролетающий мимо штурмовик, почти такой же, как и на Земле, мельком заглянул в открывшийся под ним портал. Он узнал этого чужака из далекого мира. И, не покидая мира своего, штурмовик открыл огонь.
Гордон со злым, стальным упорством продолжил метать сферы, даже когда по его плечам сильно ударили пули откуда-то сверху. Он даже не посмотрел туда. Шар терял форму, пока отваливались железные лепестки, вращающиеся вокруг него. Брина теперь было уже отчетливо видно.
— Ты просто не понимаешь последствий! Ты можешь уничтожить всю Цитадель! Думай, человек, думай! Подумай о том, что будет с людьми внизу!
Но Гордон слышал лишь одну мысль в своей голове. "Последний лепесток… Последний лепесток…"…
…Купер лежал на полу, который дрожал так, что грозил расползтись прямо под телом бывшего офицера. Вся Цитадель гудела и стонала, но Купер слышал лишь шум моря. Приливающие и тихо откатывающиеся назад волны… И ему было все равно, что это был лишь шум его крови, толчками выливающейся из его виска на пол.
"Барни был прав… Господи, почему мне так хорошо? И так больно? Я заслужил?".
Его глаза все еще смотрели вверх, но они уже ничего не видели, кроме вечной черноты. Он ослеп за несколько секунд. Но почему-то только сейчас он, впервые за много лет, ощутил покой. Боль тихо отступала прочь, и Куперу казалось, что он летит ввысь, к лицам двух стариков, которые так долго ждали его.
Последним, что прошептали его сухие серые губы, было "Прости, мама…"…
…
…Вебер привстал на своем грязном матрасе, поглядев на вихрь над Цитаделью, которая отсюда казалась такой маленькой. Он, кашляя и морщась от боли, встал и разбудил своего раненого друга. Молча указал на вершину Цитадели. Помог другу приподняться.
— Я же говорил, — с улыбкой сказал Вебер, глядя вверх, — Я же говорил, что он это сделает…
…Последний железный лепесток сорвался вниз, осыпав остатки шара снопом искр. Гордон машинально утер кровь с лица, притягивая все новую и новую энегросефру — что-то, стреляющее сверху, пулей оцарапало его щеку. Брин метался в почти истлевшем шаре. Как пойманный зверь. Гордон вдруг остановился, и глубоко вздохнул, приостанавливая взбесившееся сердце. Последний шаг. Последнее движение. И он замер, прицеливаясь дрожащей перед ним энергосферой. Штурмовик по ту сторону портала заходил на очередной вираж, обдавая Гордона горячим воздухом. Три пули с силой ударили Гордона в спину. Скафандр что-то тревожно сообщил, но ученый лишь, сцепив зубы, снова выпрямился и прицелился. И нажал на спуск.
— Нет, не надо! Я нужен тебе…
Сфера, ударившись о шар, лопнула. И — секундой позже — шар пропал. Брин, оставшись без опоры под ногами, полетел вниз, в сердце раскаленного реактора темной материи. Дыра в пространстве над Цитаделью, появившаяся так медленно и грозно, захлопнулась за считанные секунды — штурмовик последний раз мелькнул в куске чужого, красного неба. И тишина ударила по ушам.
Гордон стоял перед трясущимся шпилем, тяжело дыша и глядя перед собой. Тишина забрала его. Он до сих пор не мог поверить.
Всё. Все кончилось.
— Гордон! — восторженная Аликс подбежала к нему, когда защитное стекло поднялось, — Мы…мы сумели.
Гордон рассеянно посмотрел на девушку, и — на далекий, невообразимо далекий горизонт. Его взгляд стал осмысленным, и он снова посмотрел на Аликс. Положил руку на ее плечо.
— Ты права.
Из бесшумно дрожащего асимметричного утолщения в шпиле реактора вдруг ударила струйка черного дыма.
Гордон улыбнулся.
— Все кончено.
Они молчали, глядя на далекую землю, расстелившуюся внизу, под Цитаделью. И вся Стрельба, Боль и Смерть в городе на этот миг решили замереть и подождать. Это был тот момент, ради которого боролись все эти измученные, усталые, но счастливые люди. Счастливые, ибо они возвращали себе свободу.
