«Да ты же «зелёная» совсем! Кому ты без опыта нужна? Это ж надо! Какая глупость! Да ты должна была на них молиться! Держаться за них!».
«У тебя ветер в голове!».
«На какие шиши ты собираешься учиться, скажи мне?».
«Думаешь, в этой жизни вот так легко всё достается? Думаешь, я смогу обеспечивать твои поездки, рисовашки и прочие хотелки, пока ты новую работу будешь искать?».
«Если бы ты у Егора днями напролет не торчала, вот этой дури в тебе сейчас не было бы!».
«Я как чувствовала, что ничем хорошим это не кончится! Он плохо на тебя влияет! Со своей жизнью не может справиться и тебя на дно тащит!». «Что он там опять тебе в голову втемяшил, а?». «Горбатого могила исправит!».
«Ульяна, тебе двадцать четыре, каким местом ты думаешь?».
Стоило открыть рот, дабы попытаться сказать несколько слов в защиту обоих, как мама огорошила заявлением, на которое ответить оказалось нечего. «Мозги мне не пудри! Да ты себя в зеркало видела? Стоило ему уехать, и на кого ты стала похожа? Рассказывай давай, что это не он так на тебя влияет!».
«Мозги не пудри». А ведь Уля всего лишь уволилась. Не случился конец света, она не осталась без средств к существованию с ребенком на руках, не должна банку миллионы за ипотеку. Эта квартира не уйдёт с молотка за долги, пока она будет искать новый источник заработка. Мамина чрезмерная реакция на, по большому счету, ерунду выбила почву из-под ног. Уля не могла понять, что задевало больше: мамино мнение о ней самой или о Егоре. Всё вместе. Егор оказался виноват без вины, вновь зазвучала старая песня о главном – о том, что он «плохо на неё влияет», «тащит на дно». Да, к решению уволиться Егор причастен, но вообще-то и отец его позицию поддержал! Вообще-то у неё, Ульяны, и своя голова на плечах есть! Но если маминому мнению верить, ни мозгов, ни взгляда в будущее у дочери нет. О том, что Ульяне двадцать четыре, просто к слову, видимо, было сказано. А по факту, в восприятии матери она так и осталась десятилетней девочкой, ничего в этой жизни не смыслящей. Да, видела она себя в зеркало! Видела! Да, связь прямая, пусть при маме Ульяна и делала отчаянно вид, что связи никакой, придумывая себе мифические переработки и переутомление. И вот выяснилось, что лапшу с ушей мать всё это время успешно снимала, просто делала это молча.
В общем, вот тут-то они и поцапались будь здоров. Ульяна высказала всё, что думает по поводу маминого несправедливого, предвзятого отношения к людям, заперлась в комнате, открыла портал недвижимости и начала смотреть квартиры – с чётким пониманием, что не сможет сейчас позволить себе аренду. Внутри крепло убеждение, что на свои потребности у матери больше не возьмет ни копейки, а в голове засела глупая, даже дикая идея освободить полочку в холодильнике для продуктов, которые будет покупать себе сама, чтобы случайно мать не объесть. Обида клокотала в Уле накануне и продолжила ощущаться сегодня, пусть за ночь и успела слегка утихнуть. Весь день был потрачен на регистрации на всевозможных сайтах фриланса, поиски интересных вакансий на профильных порталах и изучение цен на квартиры. Наверное, она бы и вечер встретила с ноутбуком в обнимку, но тут, спустя неделю отсутствия, объявился Егор, и мир встал на дыбы.
Юлька предлагает у Тома совета спросить, но идея и правда так себе. Во-первых, спрашивать тут не о чем, советы ей больше не нужны. Ей просто нужно, чтобы кто-то побыл «рядом». А Том не может быть рядом и не должен, у Тома своя жизнь, в которую он её посвящать не станет – он многократно давал ясно это понять. Во-вторых, она чувствовала, что сильно переборщила, на пустом месте спустив на него свору собак и тараканов. Так что если уж ему и писать, то с извинениями, а не с просьбами о советах.
Уля открыла переписку и пробежала глазами по последним сообщениям. 25 августа. Её крик остался без ответа. В ту минуту кричать хотелось до одурения, кричать было не на кого, и досталось Тому. 29 августа она писала ему с традиционным приветом и извинениями и столкнулась с глухим молчанием. Может, и задела его своей резкостью, действительно… А может, класть он на её проблемы хотел. Очень хотелось надеяться, что нет. Пусть бы лучше обиделся. Это, по крайней мере, означало бы, что ему не всё равно.
«Был(а) недавно».
Как же хреново. Даже Коржика не потискать – он как ломанулся следом за Егором в момент, когда тот пошел «переваривать», так и не возвращался. Неужели не чует, как сейчас ей нужен?
— Ты ужинала? — раздался из коридора напряженный голос мамы.
— Нет.
— Почему?
«Чтобы тебя не объесть»
— Не хочу, — буркнула Ульяна. С такой «веселой» жизнью никакие диеты не нужны: аппетит напрочь пропадает.
— Я в субботу утром к Зое поеду, —как ни в чем не бывало продолжила вещать из прихожей мать. — У неё внучка родилась, зовет отметить. Виктор, наверное, тоже будет.
«Удачи»
— Ульяна… — мама приоткрыла дверь в комнату. Скользнула взглядом по экрану ноутбука, что предъявил ей сайт с квартирами, тяжело вздохнула и перевела глаза на Улю.
— Мам, я не хочу больше ничего обсуждать. Я вчера всё услышала.
— Уля… — родительница оперлась плечом о косяк. — Я ожидала от тебя большей ответственности. Да, работу ты найдешь, будет другая, но с таким подходом к жизни вкусную кашу не сварить. Я хочу быть спокойна, хочу видеть, что ты устроена. Хочу быть уверена, что когда меня не станет, у тебя всё будет хорошо, а не через пень-колоду, как у дружка твоего. Хочу понимать, что чему-то тебя научила. Не дуйся. Иди поешь.
Уля молча покачала головой: нет у неё ни аппетита, ни желания выслушивать нотации. У «её дружка» прямо сейчас действительно всё «через пень-колоду», но вообще-то это просто период такой. Вообще-то он себя в профессиональной жизни нашел и в этом плане куда счастливее неё. Глаза вперились в открытое окошко мессенджера.
«Был(а) недавно».
— Как хочешь.
Они трое сводили Улю с ума, соревнуясь в изощренности пытки молчанием: Егор не прекращал свою ни на минуту, а Том и мама друг с другом чередовались. Ну а в эту неделю, такое ощущение, все трое выступили против неё одной единым фронтом. Нервы звенели перетянутыми, готовыми вот-вот лопнуть струнами.
Буфер обмена уже минуту хранил ссылку на композицию с удивительным названием. Эту вещь музыкальный сервис подкинул Уле два дня назад, и с тех пор она не покидала головы, крутясь там обрывками строчек – тревожными, навязчивыми, пробирающими до костей, заставляющими соглашаться с ними интуитивно. Сам Том о своей жизни не рассказал ничего, по крайней мере, прямо, но подсказки пришли откуда не ждали – прямиком от Вселенной.
Пальцы зависли над клавиатурой. Уля все ещё медлила, не решаясь отправить песню адресату. Противоречивые мысли и чувства перемалывали. Возможно, она ошибается и всё понимает не так. Может, она придумала себе то, чего нет, и видит его тем, кем он не является. Все её умозаключения построены на мимолётом брошенных им фразах, на размышлениях. Например, о жизни, в которой могло быть много больше, а могло бы быть и много меньше того, что есть сейчас. А могло бы не быть вообще ничего. О том, что не так с ним «примерно всё». О том, что страшно обнаружить себя голым среди переполненной площади. О том, что у него нет смелости вылезти из кокона, что в мире иллюзий жить безопаснее. О том, что нередко безумным движем люди пытаются заполнить внутреннюю пустоту, об их внутренней дисгармонии, незнании себя и непонимании, чего лично им от жизни надо. О поиске смысла.
Улины умозаключения опираются на его резкие призывы не лезть в душу, а стоять и терпеливо дожидаться приглашения. И уметь принимать отказ. На признания, что у него не вызывает никакого восторга тот факт, что в его голове кто-то поселился. Что ему не кажется нормальным посвящать мысли людям и хотелось бы как-то с этим справиться. На категоричные заявления, что неплохо бы уметь отличать сказку от обёрнутой в метафоры страшной жизни. И на собственные мутные домыслы на эту тему. На цитату об одиночестве, которое как голод: «Не поймешь, как проголодался, пока не начнешь есть»{?}[Том цитирует Бакмана, сам Бакман цитирует Джойс Кэрол Уотс. “Loneliness is like starvation: you don’t realize how hungry you are until you begin to eat” ―Joyce Carol Oates,Faithless: Tales of Transgression]. На фразу о том, что в её списке придурков он претендует на первое место. На упорное игнорирование её готовности его послушать.
