Уля дарила надежду, и она же её отбирала. Но он должен знать всё. Он не уйдет отсюда, пока она не расскажет всё.
«Продолжай»
— Хочешь окружить его заботой, дарить тепло, отдать всё, что у тебя есть, — к этой минуте её голос совсем осип, плечи подрагивали, и в целом впечатление складывалось такое, словно говорить она себя заставляет. — К другому тянет, как магнитом. Ищешь любой повод, чтобы побыть рядом… Расстраиваешься, когда не получается. Радуешься, если получается. Смотреть готов вечно. Чувствуешь постоянную потребность в общении, тебе интересна о другом каждая мелочь, хочешь знать о нем всё… А остальное теряет смысл, забываешь обо всех, даже о близких. Все эмоции отдаются туда… Ты зависим.
«Всё так»
— Это всё? — в наступившей тишине подал голос Егор. И сам его не узнал. Такой же севший, как и у неё, совсем чужой.
Уля отрицательно замотала головой, по-прежнему пряча лицо в коленках.
«Нет?!»
— Если веришь в Бога, то постоянно просишь Его, чтобы у любимого человека всё было в порядке в жизни и со здоровьем. Даже если не веришь, всё равно… — прерывистое дыхание участилось, теперь уши улавливали еле слышное шмыганье носом. — Переживаешь за него… Другой соткан из достоинств. Недостатков не существует, не замечаешь ты их, не веришь, что они вообще найдутся. Ты ослеплён, оглушен, опьянён… Иногда не знаешь, как с собой справиться. Эти чувства не дают тебе свободно дышать… Его ты идеализируешь, а сам в этот момент очень уязвим… Ревнуешь к каждому столбу…
«Точно…»
Послышался еще один сдавленный вздох. Уля вскинула голову: огромные, блестящие от воды глаза смотрели прямо на него, и в них ему виделось отчаяние. Воду, впрочем, Ульяна тут же раздраженно смахнула тыльной стороной ладони, потому что собственных слёз она всю жизнь стыдилась и пыталась их прятать, считая признаком слабости. Что это чувство способно с людьми сделать, если даже говорить о нём они спокойно не в состоянии? Вот чего она ревёт? Может, не сложились эти отношения? Не стоило с таким вопросом к ней?
«Хватит. Достаточно…»
— Извини, я не предполагал, что тебе сложно это всё может оказаться, — ощущая, как расцветает чувство вины, пробормотал Егор растерянно: приперся после недельного отсутствия, дважды довёл и отправится сейчас восвояси. Молодец. — Я всё уже понял…
«Нет, ещё не всё! Не смотри на меня так, ты сам спросил!» — вот что ему молча ответили.
— Егор, это благословение и наказание одновременно, я тебе клянусь! — воскликнула она, снова пряча лицо в коленках. — Я не знаю, какими ещё словами объяснить! Мысли о разлуке пугают до чертиков. Самое страшное – потерять обретённое… Вдруг кто отберёт! Вдруг он сам от тебя откажется? Вдруг однажды ты окажешься ему не нужен? Вдруг он найдёт кого-то лучше?
Её плечи затряслись в такт все усиливающимся всхлипам. А сердце болезненно сжалось: он узнавал собственные страхи, самые большие свои страхи, причину качелей, колючей проволоки, ревности и ночных кошмаров. Он боялся молча, прятал страхи в самых тёмных уголках души. Он бежал от них, а она, преодолевая себя, озвучивала.
В прихожей повисла тишина. Егор рассматривал стенку, потому что на Улю смотреть никаких сил уже не осталось, а она пыталась успокоиться, восстанавливая дыхание.
— На… на физическом уровне влюбленность ощущается как желание отдать себя, подарить второму всю свою нежность… — вновь раздался слабый голос, — как постоянное желание…
— Касаться… — прохрипел Егор, уже вообще ничего не соображая.
Уля кивнула.
— Угу… Как постоянное желание обнимать, целовать, никому не отдавать, ни с кем не делиться. Чтобы только твоё. Укрыть своей любовью от всех бед и невзгод. Как ток от прикосновений… От одних мыслей…
— Одних мыслей? — пасмурно переспросил он зачем-то. Зачем? Уже знает ведь, что да. Ток от одних лишь мыслей бежал по каждой вене, артерии и клеточке тела совсем недавно, когда он позволил себе представить её на собственной кухне.
— Да. Она же разная бывает. К близким, семье, к друзьям, детям… Я тебе о другой говорю. Это, возможно, главное отличие, не берусь утверждать. Крышу сносит… — тихо простонала Ульяна, крепче обхватывая колени. — Можно сойти с ума, просто представляя. Ты испытываешь жажду. Хочешь обладать. Собственнический инстинкт шарашит…
«Ещё как…»
— То есть всё это нормально? — мозг так до сих пор до конца и не принял, что люди способны на такой фейерверк чувств и состояний. Хотя вот стоит он, на собственной шкуре испытывающий всю их гамму прямо сейчас, а вот сидит она – и еле справляется со своими эмоциями.
— Что именно? — уточнила Уля, приподнимая голову и вскидывая на него глаза. Её измученный взгляд до костей пробирал.
— Одномоментно чувствовать всё то, что ты сейчас описала? В одном человеке всё это действительно способно умещаться? Это она и есть?
— Ну… Да… Я даже не задумывалась. А ты думаешь, нет?
Он уже ничего не думает. Диагноз определен, всё, пора остановиться. Головой, кажется, более или менее здоров, и на том спасибо. Жизнь преподнесла ему подарок, сделала явью мечту, давным-давно записанную в несбыточные. Оказывается, он всё-таки способен любить. Вот только что-то фанфар по этому поводу внутри не слышно. Следующий его вопрос не к Ульяне и звучит так: «Доктор, это же лечится? Скажите, что да!».
Потому что…Потому что Улины слова резали ножом, отдаваясь еле переносимой болью где-то в грудине: каждую секунду в Егоре крепло понимание, что фраза «сердце занято» прозвучала не ради красного словца: своё она действительно отдала. Иначе не говорила бы уже пятнадцать минут без перерыва, не реагировала бы настолько остро. А ему теперь что? М-м-м?
В голове крутились слова Аньки: «Ты обнаружишь себя перед фактом – и всё. И делай с этим что хочешь». Тогда ему по наивному незнанию показалось, что её описание влюбленности слишком хорошо звучит. А теперь… Тротил внутри взрывается, в каком месте это «хорошо»? Он до сих пор не уловил: в чём тут прикол? Почему все носятся с этой любовью, как с писаной торбой, если она несёт с собой боль и разрушение?
— Бинго, — чуть помолчав, пробормотал Егор. Уголок губы дёрнулся в кривой ухмылке. Нет, это настолько смешно, просто до слёз. И хохот – истеричный, пугающий – звучит внутри. Кажется, кто-то сегодня нажрётся.
«Бинго?» — считался в голубых глазищах немой вопрос. Ульяна успела подняться с корточек и вновь прислониться к стене, и теперь, склонив голову к плечу, пристально наблюдала за сменой эмоций на его лице. А они менялись, Егор не сомневался. Он вообще всё это время не следил за собственным лицом, да и плевать. На всё уже плевать.
— Галочки расставляю в твоем списке, — пояснил он мрачно.
Уля втянула носом воздух и опустила глаза на Коржика, который за это время весь извёлся: кидаясь то к одним ногам, то к другим, кот не находил внимания ни у одного из этих вредных, эгоистичных человеков.
— И… как?
— Ну, с ума я не сошел, это радует, — нахмурившись, Егор следил за каждым её безотчетным движением. С ума не сошел, просто хочется в окно, всего делов. Всё, как она только что и сказала: мотает, как щепку в бушующем море. Прикрыл отяжелевшие веки.
«Ульяна… Кого ты выбрала, а? Скажи мне. Хоть что-нибудь!»
Открыл. Уля молчала. Его пасмурное состояние её, видимо, смущало. А бестактный вопрос так и застрял на языке, не озвученный. Взамен пришел другой, более адекватный:
— Давно это с тобой происходит?
Ульяна покачала головой и беспомощно уставилась на него, одним взглядом умоляя ни о чем больше не спрашивать. Не хочет говорить, но и так всё ясно. Недавно. Всё сходится.
— Понятно, — выдохнул Егор, отлепляясь от стены, с которой за эти минуты породнился. — Спасибо, что просветила, пойду переваривать. Кстати, если нужно, могу в аптеку сходить, а то выглядишь ты неважно.
Последовал очередной молчаливый отказ: не нужно в аптеку.
..
Такое странное дело… Впервые собрал стрит-флеш, но на руках у старушки-судьбы оказался флеш-рояль{?}[сильнейшая комбинация в покере, стрит-флеш – следующий по силе].
