— Потом моя помощница взяла две здоровые бутылки пепси-колы и стала поливать всех девчонок одновременно из двух бутылок. В результате все они были с ног до головы облиты сладкой водой и измазаны тортом. Ну вот, вобщем-то и все, — закончил Гурун, окончательно зачморившись.
— Вот это ты прокатился в Россию, да тебя, оказывается, опасно оставлять без присмотра, — высказал свое мнение Нандзя, который молча выслушал весь рассказ.
— И где теперь эти бабы? — поинтересовалась Ксива.
— Разбежались, — понуро ответил Гурун.
— Вот так, это все, на что ты способен, — сделала вывод Элен, — теперь-то ты понимаешь, что ничего не можешь делать, что ты — просто результат случайного стечения обстоятельств и вмонтированных в тебя сумасбродных желаний и что легко, очень легко себя мнить Наполеоном, бэтмэном, но практически невозможно сделать что-либо реально.
— Кажется, потихоньку начинает доходить, — зачморенно пробубнил лысый Гуру, пытаясь починить унитазный бочок, все так же продолжая прыгать на одной ноге.
«Эх, даже на душе как-то легко стало, когда покаялся и рассказал все, как было, а то ходил с этим грузом столько времени и просто гнил изнутри и уже не мог ни молиться, ни медитировать, развитие полностью остановилось. О, Господи, спасибо тебе, что не оставляешь меня и постоянно будишь, спасибо Вам, Гуру Рулон за то, что устраиваете мне такие полезные, мудрые практики и учите меня смотреть на себя реально», — подумал Гурун и прослезился от переполняющей его сердце благодати.
Еще много интересных, а главное, полезных практик прошел Гурун в течение дня, каждая из которых еще на шаг приблизила его к просветлению. И, наконец, наступил долгожданный для всех обитателей «Рулон холла» вечер, который обещал для некоторых учеников, а может быть, и для одного стать настоящим уроком, который разрушит очередные воздушные замки и позволит ощутить острый вкус реальности.
Разноцветные блики светомузыки, играя, переливались на стенах и потолке огромного зала. Салюты серпантина взрывались в разных углах шикарной комнаты. На всю мощь из колонок раздавалась ритмичная трансовая музыка, под которую отрывались рулониты в ожидании Учителя всех времен и народов, Мастера из Мастеров такого сложного искусства, как жизнь, Гуру Рулона. И вот, распахнулись огромные двери залы, и в них в буквальном смысле этого слова ввалился самый что ни на есть настоящий Рулон. В очередной раз Мудрец шокировал учеников своим появлением. Он был в школьной форме, в дырявых поношенных кедах, в вывернутом на левую сторону школьном пиджаке, испачканном мелом, на котором отчетливо можно было разглядеть следы чьих-то кроссовок и ботинок, а впереди крупными корявыми буквами мелом было написано «ХУЙ». На шее Рулона на несколько узлов как попало был завязан пионерский галстук, исписанный и изрисованный всевозможными голыми задницами, хуями, гробами, черепами и тому подобным. В руках Просветленный держал потрепанный рваный ранец, а на лбу у него было написано «ДУРАК».
Увидев Мудреца в таком прикиде, рулониты завизжали от восторга и бурными аплодисментами и возгласами приветствовали Просветленного Мастера. Дойдя до шикарного кресла, Гуру Рулон уселся в него и, коверкая слова и, ломая голос, заговорил:
— Я пришел учиться в школу № 187, и там меня всему научили. Человек без школы ничему научиться не может. Чтобы научиться, ему нужна палка, — и с этими словами Рулон достал из своего ранца здоровую дубину и, скорчив устрашающую рожу, погрозил ей ученикам.
— Но люди в заблуждении своем думают, что научиться можно и так, может быть, даже где-нибудь во сне, они там проснутся уже просветленными, но такого в жизни не бывает, — неистово закричал Просветленный, помахав рукой в знак отрицания.
— Я являюсь целиком продуктом школьной работы над собой! — еще громче закричал Рулон, переходя от баса на писклявый фальцет, то ломая, то выравнивая голос и делая акцент на разных словах в предложении.
— Поэтому-у-у-у без палки научиться невозможно!!! Это все равно, чтобы собака сама по себе была бы дрессированной, она бы уснула, проснулась и уже дрессированная, все команды выполняет, уже не лает, где попало. Такого не может быть! И так же, как собаку нужно долго бить, чтобы она была дрессированной, так и здесь, в школьной работе, человека должны до-о-о-олго и ну-у-у-у-дно бить, — стиснув зубы и растягивая слова, говорил Рулон, хлестая палкой по креслу, — тогда он станет Просветленным, иначе никак не получается, потому что через битье мы развиваем бытие.
«А ведь и правда, — задумался Нарада, — а я то все думаю, что Просветление как-то само придет, неожиданно, без моего ведома, а оказывается, нужно усилия прилагать, а так не хочется…эх, надо что-то делать».
«Круто! — обрадовался про себя Гурун, пожирая разноцветное мороженное из хрустальной вазочки, — так вот почему нам здесь такие практики устраивают. Нам повышают бытие, делают нам большое благо, а мы еще и недовольны, обижаемся, психуем, а нужно радоваться, как Рулон», — подумав так, Гурун стал культивировать радость, растягивая лыбу.
— Смотри, чтобы зубы у тебя не вывалились, — съязвил Нарада, увидев, что Гурун уже начал действовать и изменять свое мрачное состояние в отличие от других, а сам он не мог, так как тогда ему придется отказываться от Синильгиной пизды.
— А без битья мы можем развивать только знание, только ложную личность. Но что может ложная личность? И сегодня выяснилось, что даже никто не знает, что такое тантра. Никто не знает разницу между тантрой и майтхуной. О-е-е-е-ей, — покачал головой Рулон, посмотрев на нерадивых ученичков, которые тут же заерзали на своих местах.
— Какая хуй разница? В тантре есть пять «ма», и майтхуна относится к одному из пяти «ма». Вот что мы знаем. Вот видите, даже знание, и то не развито, почему? Потому что никто не задумывается серьезно. Вот я очень серьезно все изучал в церковно-приходской школе между первым и вторым уроком, поэтому у меня были хоть какие-то начатки знаний. Но это было не основное, как мне объяснили, и когда Буля схватил меня за нос и в очередной раз сделал мне «сливу», он сказал: «Рулон, вот ты ничего не сможешь сделать, и я тебе устрою сливу», — глумясь сказал Гуру Рулон, изображая разбитного Булю, сам себя схватив за нос, от чего рулониты закатились новым приступом смеха. — И тут я понял свою беспомощность. Мой нос все больше краснел и потом начинал синеть, и на нем появлялась большая синяя слива. Я ничего не мог с этим сделать, слива- таки появилась, и с этого момента я глубоко осознал и прочувствовал двигательным центром, что я ничего не могу делать, даже когда на моем шнобеле появляется большая синяя слива. Я не могу ничего сделать с этими непослушными яйцами, которые сами по себе там чего-то делают, нужна помощь, чтобы удар под яйца вовремя пошел, и тогда становится все понятно. Поэтому мы должны с вами понять, что никто ничего не достигнет, никакого духовного продвижения, ничего, пока не будет палки, пока его не будут гонять по 187 школе кругами, никто не может ничего добиться, потому что жизнь у нас с вами слишком легкая, все идет по накатанной вниз, — с большой эмоциональной силой выкрикивал Рулон, размахивая над головой все той же деревянной дубиной.
— Природа совершенно не предусмотрела, чтобы мы с вами развивались, это не входит в ее сценарий, в ее сценарий входит, что у нас с вами должны вырасти бычьи муди, — при этом Рулон сильно выпучил глаза и широким движением рук нарисовал в воздухе большие муди, — мы должны размножиться, потом мы должны помочь вырасти потомству, а потом сдохнуть, чтобы освободить место потомству, и больше ничего не предусмотрено. Больше ничего в этой жизни нет. Поэтому и читают «Господи, спаси и сохрани, помилуй!». А от чего Бог должен нас спасти? Да от наших же собственных яиц, от той программы, которая внутри нас находится, в инстинктивном и других центрах, программа зомби, которую общество втемяшило в низшую часть интеллектуального центра. Поэтому мы говорим: «Господи помилуй, господи помилуй!» А отчего помилуй-то? От этого космического закона. Мы просим Бога, создавшего этот закон, чтобы нас этот закон обошел. Но так делать может умный человек, которому харю хорошенько растарабанили. И вот он начинает молиться: «Господи, помилуй!». А обычный человек думает: «Господи, сделай так, чтобы мои яйца скорее размножились, когда же мои яйца размножатся?» — состроив отождествленную рожу и сложив трясущиеся руки в молитвенном жесте, Просветленный стал показывать состояние большинства невежественных людей, что заставило многих из присутствующих не только сто раз обоссаться от такого прикола, но и серьезно задуматься, а не являюсь ли я таким чучиком.
— То есть он живет вмонтированной вот этой программой, и он ничего не может сделать против нее. А пока размножаются яйца, пока он думает о пирожках, пока он думает еще о всякой хуйне, он в это время спит крепким сном и никак не может проснуться. А все начинается с того, что мы проснемся и увидим весь тот ужас, в котором мы находимся. Но просыпаться очень не хочется, почему? Потому что это неприятно, ну, как так, я увижу этот ужас, но я же хороший мальчик, — погладил себя по голове Гуру Рулон, и каждый узнав себя в этом жесте, громко захохотал. — Если бы каждый себя воспринимал как результат стечения обстоятельств и вмонтированных в него сумасбродных желаний, то он бы проснулся. А я не мог спать. Потому что я иду и думаю: «Сейчас вот из этого угла выйдет или из-за того, даст мне по харе или не даст». То есть я должен быть бдительным, но Марианна сказала: «Да мало, что ты просто бдителен, ты наблюдай, как страх у тебя возник, как похоть у тебя возникает, как, когда ты чуешь запах пирожков, у тебя возникает желание пожрать эти пирожки и т. д. Ты должен видеть процессы внутри себя, и вот это будет сознанием, тогда ты сможешь спастись от этих законов, ты начнешь просветлевать». Я подумал: «Сколько можно? Одну жизнь меня будут бить, вторую, третью, мне уже что-то надоело, что меня все время бьют, и я решил тогда — все, баста, карапузики, я буду просветлевать», — закричал Рулон, со всей силой топнув ногой и стукнув по столу кулаком.
