— Сильного соляра, короче говоря!!! — сказал Нандзя и поставил Гуруну поздравительную саечку. Все остальные тоже ломанулись поздравлять суперсоляриста, кто щелбанами, кто фофанами, кто пенделями. Гурун же с благоговением сжал в руках талисман и, получая поздравления, стал плакать, но теперь не от самосожаления, а от раскаяния за свое ничтожное существование, его душа стала очищаться, а в сердце на какое-то время воцарилась тишина и благодать.
Вот так закончился еще один день просветления в Рулон холле.
Любовь зла, полюбишь и козла
На следующий день на кухне Синильгу заставили обсирать своего принца — Нараду, чтобы она быстрее избавлялась от поеботины. Мудон, ползая там и здесь с идиотичным ебальником, то и дело пытался высмотреть, че они тама делають. Синильга проявлялась очень вяло, т. к. мамаша в башкени без умолку пиздела: «Ты что, доченька, как же можно обзывать так своего любимого Нарадушку, это же святое!!! Это же твой принц! Давай пожалей его, посочувствуй, ему так плохо, так плохо, у-у-у!». Поганый голосок полностью подавил в дуре все нормальные импульсы злобы, агрессии, безжалостности.
— Ты че, говно, так тамасично ругаешь?! — бесилась Элен. — Это же бомж, блять! Посмотри на него! Фу-у-у!!! Это же презренная свинья!
Забитый и растрепанный Нарада в каких-то грязных подштанниках стоял перед всеми на карачках и походил на загнанную оголодавшую клячу с торчащими ребрами.
— Вспомни, как он пиздил тебя по харе!!! — вопила Аза, выходя из себя. — А ты, дура, его еще жалеешь!!! Он, бля, тебя душил, хуярил, измывался, так давай, устрой ему сейчас!
— Ну, он же много мне и хорошего сделал, — стала мямлить Синильга, боясь поднять голову.
— Еб твою мать, — взбесилась Ксива, — да че тебе этот уебок мог хорошего сделать, а? Говори!
— Ну,…,- задумалась Синильга, — он меня учил вести семинары, учил наряжаться, краситься, — стала перечислять зачморенным голосом дура.
— Ты че, совсем ебанулась, Синильга?!!! — искренне удивилась Аза. — Это кто тебя наряжаться и краситься учил? Вот этот дебил, что ли? Да ты же всему в Центре научилась, тебя же всему Гуру Рулон обучал!!! Да ты даже жопу не знала, как мыть, ты что, забыла, какая приехала в Рулон-холл? — бесилась Аза. — Зачморенная деревенская дура, а Гуру Рулон сделал из тебя человека! Ты вспомни, какая ты была рядом с Мастером?! Яркая, красивая, творческая! Ну, что, не так что ли?!!!
— Д-а-а-а-а, т-а-а-а-к, — еле слышно ответила Синильга и разревелась.
— А сейчас на кого ты стала похожа? — набросилась Элен. — Облезлая курица, у тебя же ни энергии, нихуя не осталось, все бомжу отдала. Много он, видите ли, для нее сделал! А сколько Гуру Рулон для тебя сделал, сколько Гуру Рулон тебе дал? Ты об этом подумала, скотина?!
— Петь, танцевать, составлять музыку — всему же Гуру Рулон тебя научил, дура ты набитая, совсем уже мозги жиром заплыли, — подключилась чу-Чандра.
— Ты посмотри, какие ты песни писала, когда рядом с Гуру Рулоном была, — разорялась Аза, — в них чувствовалась энергия, сила, устремленность, а сейчас…. че ты поешь? Слушать невозможно, потому что энергии нет, все этот вампир высосал. Раньше, когда пела, думала о Боге, а теперь только о хуе задумалась, вот и песни хуевые стали!
— Да она вообще практически перестала петь, — нашлась-таки, что сказать Вонь Подретузная, чтобы, не дай бог, не подумали, что она не участвует в разборке.
— Потому что мозги вытекли на поебень, — высказался Гну.
— Ну, почемуууу…. я же пою новые песни, — безжизненным голосом стала оправдываться Синильга, умудрившись уже и обидеться.
— Да ты че, не понимаешь, что та же «Yamaha», на которой ты сейчас музыку пишешь, те же диски, с которых ты минусовки берешь, все это Гуру Рулон тебе дает, а не это уебище. Останься вы сейчас один на один на помойке без средств к существованию, посмотрели бы мы на вашу любовь ебучую, че бы вы тогда делали, — бесился Гурун. — Легко, конечно, в любовь играть, когда без всяких усилий у тебя все есть, что хочешь. Ведь Гуру Рулон создал все условия для развития. Всем материальным обеспечил, чтобы мы не думали о том, где бы кусок хлеба достать, а чтобы уже полностью направляли свою энергию, силы только на духовное развитие, занимались творчеством, просветлевали других начинающих рулонитов. А вы так по-свински воспользовались даром Бога! Вон чем занялись — блядством, долбоебы хуевы, — не мог успокоиться Гурун.
— Вы что такие глупые, — спокойно с улыбкой сказал Сантоша, — разве не понимаете, что вместе вы оказались случайно. Вас же просто как двух кроликов посадили в клетку, вы сидели, сидели и спарились. Это же была чистая случайность. И на месте Нарады мог оказаться кто угодно, может быть, вообще какой-нибудь эпилептик, а на месте Синильги какая-нибудь кривая, косая, слабоумная, и вы бы все равно спарились, потому что гормон взял бы свое, так вы кто после этого — животные или люди? Получается, вы не способны даже выбирать. Посади тебя, Синильга, сейчас с каким-нибудь обрубком, ты бы и с ним спарилась? — смеялся Сантоша. Все радостно восприняли поучительную речь Сантоши.
У Синильги немного что-то стало проясняться, но лишь на некоторое время: «А ведь правда, — подумала она, — я же могла Нараду и не встретить, и вообще, помню, когда я его в первый раз увидела, то первое чувство мое было — отвращение, я тогда подумала: «Ну что за уебище, дохлый такой, страшный». Если бы мне тогда кто-то сказал, что я усядусь с ним нос к носу, то я бы ни за что не поверила. Но……. что же такое тогда сейчас я чувствую??????? — опять стала завнушивать себя дура, — ведь мне с ним хорошо, мы понимаем друг друга. У нас одинаковые интересы, и вообще ведь я же Нараде давала слово, что никогда его не предам», — вспомнила Синильга, как Нарада каждый вечер усаживал ее напротив себя и гипнотизировал: «Нас с тобой хотят разлучить, но все это делается специально. Это тебе и мне проверка, насколько мы можем быть постоянными в своих чувствах», — судорожно вешал лапшу на уши говноед, движимый страхом остаться один, так как подсознательно дурак понимал свое ничтожество, свою немощность, слабость, что такое говно, как он, никому не нужно. Но, боясь себе честно в этом признаться и начать изменяться, он запугивал старательно Синильгу: «Ты смотри, если ты меня предашь, то Божественная Сила тебя накажет, и я тебя тоже прокляну, и ты уже никогда не сможешь быть счастливой», — говорил Сатанист. И Синильга, как последняя овца, верила каждому бреду, который втирал ей шизофреник, и вопреки ощущениям своего эмоционального центра, который постоянно говорил: «Брось его, это жалкий ублюдок, с ним ты никогда не станешь певицей, а ты же хочешь петь», она завнушивала себя: «Он изменится, в нем же есть и хорошие качества. Он так складно пиздит, значит, он умный, а еще у него есть синтезатор, и он может мне помочь стать певицей».
— Ну, что ты молчишь, Синильга, давай говори хоть что-нибудь, — вывел Синильгу из роя навалившихся гнилых мыслей Гурун.
— Ну, я думаю, что у нас с Нарадой много общего, — придумала Синильга.
— Ха-ха-ха-ха, несомненно, — развеселилась чу-Чандра, — ты ничтожество и он ничтожество, вы стоите друг друга.
— Ну, Синильга, ты сама подумай, ну что такое говно может тебе дать? — искренне желая помочь, обратилась к ней Элен.
— Не знаю, — как в тумане бесцветным голосом сказала Синильга.
— Да ты посмотри, на кого похож твой принц, — подключилась Ксива, — эй, Нарада, ну-ка сними футболку, быстрее.
— Зачем? — обосрался Нарада.
— Сними, кому говорят, че не понял? — набросились остальные. И Нараде деваться было некуда. Он снял футболку, и перед всеми присутствующими предстал редкий экспонат урода жизни: кривой, изуродованной формы скелет, обтянутый кожей, сквозь которую просвечивала каждая кость, каждый хрящик, каждая жилка, каждая вена, по которой еле-еле текла кровь жалкого существа. Бегающие туда-сюда глаза загнанного зверька, несуразные костыли, словно второпях пришитые к тому, что называлось телом. Все это вместе называлось Нарадой Ебучим.
— Давай, любуйся на своего принца, дура, — с презрением бросила Элен, — а ну, Нарада, давай покрутись, чтобы тебя Синильга получше могла на расстоянии разглядеть, а то может вблизи-то не видно. — Нараде, видимо, уже было все по-барабану, он как мешок с костями стал бессмысленно крутиться вокруг своей оси, пытаясь даже корчить рожи.
— Ха-ха-ха, принц, — глумились рулониты.
Синильга постепенно начала оживать от мамашкиного гипноза хуева, и в ее голосе появились нормальные ноты:
— Ах ты, говнюк недорезанный! Хуй ли ты меня пиздил?!!! За что ты меня душил, сволочь?!!! За то, что я к Гуру Рулону хотела поехать, с-сука?! За то, что я хотела быть в Центре?!!! Н-на тебе, падла! — и Синильга ебнула Нараду кулаком по плечу.
