— А, если мы себя один раз не оправдали, второй раз не оправдали, то эти буфера начинают рушиться, и у нас возникает единое «я». Если нет буферов, значит, нет частей, нет частей, значит, возникает единое «я». И вот таким образом я и пришел к просветлению, теперь мы знаем, как это делается, нужно просто не оправдывать себя, а смотреть, как я обосрался сегодня: вот так, а еще так.
Поэтому, если мы видим весь стыд нашего существования, если мы пришли от себя в ужас, значит, мы уже все увидели верно, значит, просветление пошло, просветление началось. А когда мы уже пришли от себя в ужас, что дальше? А теперь этот ужас начинает нас изменять. Мы все время прятались от него, все время оправдывали себя, все время эту рефлексию подпитывали. Почему нам больно, когда нас кто-то ругает, когда мы попадаем в неудобную ситуацию, потому что мы помним, как мать нас в детстве шлепала по жопе, и теперь эта рефлексия в нас срабатывает просто от одной мысли, что нас осудят. Материны удары по жопе, ремень отца. Человеку стоит только о чем-то подумать, как тут же срабатывает рефлексия, и он сразу начинает оправдываться: «Нет, я хороший». И теперь вы можете вслух говорить: «Я хороший, я хороший», — стал Гуру Рулон утрировать состояние человека, желающего постоянно быть хорошим, — и похохотать немножко над собой, тогда ужас, возникший от видения самого себя, начнет вас изменять, и вы просветлеете. А если вы прячетесь от этого ужаса и стыда, то все, никакого просветления вам не видать, как своих ушей, потому что, что такое оправдание? Это ложь. Вы один раз себя обманули, второй раз обманули, третий раз себя оправдали — ложь множится, множится, и вы уже не видите ни себя, ни окружающий мир реально, одна ложь.
«А ведь это действительно страшно, — загрузился Гурун, выпучив глаза от волнения и заливая себе за шиворот сок, — как бы теперь постоянно помнить о том, что сказал Мудрец. А то ведь я такая неосознанная скотина, что стоит мне выйти сейчас с костра, как я все забуду и начну так же механично на все реагировать. Нет, я буду стараться изо всех сил эмоционально пережить то, что говорит Гуру Рулон и главное, сразу начну так действовать».
— И поэтому в Евангелии когда было сказано, Христос говорит: «Мой отец Бог, а ваш кто отец?» Они говорят: «Наш отец Авраам». А Христос говорит: «Ваш отец Дьявол, потому что вы сыны лжи, вы сотканы из лжи, и когда вы говорите ложь, говорите свое». И человек ничего не знает, кроме лжи. Почему? Потому что он всегда оправдывал себя, он никогда не пытался обвинить себя, смотреть на себя реально. И для того, чтобы мы реально видели себя, Мурзик разработал ряд фраз, которые вы сейчас повторяете: «Я, скотина, которая все время хочет оправдываться», «Одно из моих многочисленных «я», которое скоро исчезнет», «Я — результат стечения обстоятельств и вмонтированных в меня сумасбродных желаний», — хором вместе с Мудрецом стали повторять жрицы.
— И каждый должен осознанно повторять эти фразы. Но, если мы будем повторять их как попугаи, то они нам не помогут, мы должны осознавать: «Сейчас во мне говорит вот это одно только «я», которое вылезло в силу сложившихся обстоятельств, в силу того, что ударили кулаком по роже, а скоро оно может исчезнуть». У Сергея было «я», которое играло в индейцев. Когда он приехал к нам на дачу, мы говорим: «Ну, давай, поиграем в индейцев с тобой». А он говорит: «Ну, я уже совсем изменился, я другой человек». Он сказал нам, что это его «я», которое играло в индейцев, уже умерло, его уже нет. Он не понимает, что это игра. А человеку не плохо было бы знать, что все, что он делает — это игра, в которую он играет по стечению обстоятельств. И эти фразы нам могут здорово помочь, напоминать, чтобы мы не спали, чтобы мы не приписывали себе единого «я». Мы думаем: «У меня единое «я», я все могу, я все знаю». Но человек не может без страха, например, опоздать на работу, вовремя проснуться, не может без страха, без голода, без секса. Самое великое, что у людей есть — их амбиции, гордыня.
Но мы не должны быть автоматами, мы должны каждую вещь рассматривать с десяти сторон одновременно и осознавать себя хоть малость однажды с нескольких сторон. Потому что нужно несколько точек зрения. У нас даже два глаза, чтобы мы лучше видели, а точек зрения должно быть еще больше, чтобы глазы-ы-ы-ы нашего ума что-то видели, — снова стал придуриваться Гуру Рулон, коверкая слова и вращая глазами, как будто он искал глазы ума. — Без такой школы, без того, чтобы нам кто-то постоянно напоминал, мы ничего не можем. Если бы наш желудок нам не напоминал, что мы хотим есть, то мы бы сдохли с голоду, вот что было бы.
— Ха-ха-ха, — угорали веселые рулониты, только и успевая заглатывать в свои напоминающие о еде животы здоровые куски торта и мороженого.
— Человек не может помнить. Без голода он не может даже вспомнить, что хочет есть. И, не дай бог, если бы человек управлял своим инстинктивным центром, он бы забыл, как дышать и помер, потому что он ничего не помнит и всегда нуждается в том, чтобы кто-то ему напоминал через инстинктивный центр, через хороший подзатыльник, что же он должен делать, вот тогда он запомнит лучше. Почему? Потому что включится двигательный центр, инстинктивный, эмоциональный. Это будет более полное, более целостное переживание, будет работать сразу несколько центров. Старый Мазай разболтался в сарае. А теперь я пойду на заслуженных отдых, а вы продолжайте веселье, — сказал Гуру Рулон и, придуриваясь и дурачась под восторженные возгласы и аплодисменты учеников, направился к выходу, прихрамывая на одну ногу
Когда Мастер ушел, все внимание вновь переключилось на суперсоляриста Гуруна.
— А теперь, Гурун, настал миг твоего посвящения на тропу воина, дабы набравшись сил и храбрости, ты мог безжалостно расстаться с ложным образом себя, готов ли ты? — спросила его Аза.
— Г-г-г-о-о-тов, — заикаясь и еле слышно промямлил великорослый дурак.
Вся толпа рулонитов перешла в соседнюю комнату, где царил полумрак, горело несколько свечей, курились тибетские благовония, и играла знаменитая музыка Рулона «Смерть», которая в данный момент олицетворяла смерть ложной личности. Рулониты расселись замкнутым кругом. Гурун вышел в центр. Подошел Сантоша и плотным платком завязал ему глаза.
— Сейчас я буду вводить тебя в гипнотическое состояние сознания, а ты должен ярко представлять и имитировать все, что я буду говорить, — сказала чу-Чандра, выступавшая, как было запланировано по сценарию, гипнотизером.
— Ты — Великий Адепт, идущий путем просветления. Ты полон сил и решимости достичь высот освобождения от уз сансары и кармы, — начала чу-Чандра, — отрешившись от всей мирской суеты, ты покидаешь мир суи и отправляешься в поисках вечной страны Беловодья. Вот уже сорок дней без пищи и воды ты пробираешься по сугробам. Холодный пронизывающий ветер обжигает твое лицо, руки, сковывает твое тело, но духовный огонь, несмотря ни на что ведет тебя вперед и только вперед, — низким, устрашающим голосом говорила чу-Чандра. Все остальные начали подвывать под музыку, изображая, кто шакалов, кто вьюгу, кто отдаленные голоса людей. Гурун же пытался все глубже и глубже входить в состояние, изображая, как он сжимается от холода, как с трудом переставляет в сугробах уставшие ноги…
— И вот, ты начинаешь карабкаться по высокой горе, дабы добраться до заветной вершины. Сил уже почти нет, — с еще большей экспрессией буквально выкрикивала чу-Чандра, — но ты все равно идешь вверх, ты карабкаешься из последних сил.
Тут Гурун, упав на пол, стал ползать по нему, корябая пальцами, делая вид, что он лезет по снежной горе.
— И вот, наконец, еще один шаг и спасительная вершина достигнута, — торжественно произнесла чу-Чандра и придвинула к ногам Гуруна большой таз со снегом, но теперь уже натуральным. — Ступай, брат, — сказала она.
Гурун, шатаясь, поднялся на ноги и с помощью направляющих его с двух сторон Муди и Нарады босыми лапами залез в таз со снегом. Видимо такого прикола он не ожидал, потому как только снег обжег ему ноги, он содрогнулся всем телом и хотел тут же выпрыгнуть, но Муд с Нарадой не только его не пустили, но еще и надавили сверху на плечи, по щиколотку зарыв в сымпровизированном сугробе.
— И вот, стоя на вершине заветной горы, ты достиг освобождения, — продолжала тем временем чу-Чандра гонять образы, — ты находишься в Великом блаженстве.
Но по искривленной морде Гуруна трудно было разглядеть какое-либо блаженство, что создавало еще большее веселье.
«Ой, как холодно, — испытывал жуткий дискомфорт Гурун. — Господи, ну почему я такой ничтожный, ведь это просто игровая ситуация, а я не могу ее принять, а еще когда-то собирался по натуре лезть на Белуху. Да, легко воображать, что ты супермен, а тут просто не могу даже в снегу несколько минут постоять. Буду стараться хоть сейчас открыться Силе и стоически все переносить. Вон Миларепа как в снегу сидел и ничего, не умер, живого откопали в сугробах», — дав себе снова духовный настрой, Гурун стал пытаться войти в возвышенное состояние.
