Какое-то время они сидели в молчании, погрузившись в тяжкие думы; даже Стефан притих, понимая, что дела здесь обсуждаются на уровне тысячей и тысячей жизней. А Джейми... он вдруг понял, что не чувствует ничего. Совсем. Грядет новая война? Пф, он даже рад – если на горизонте вновь появятся имперские знамена, он первым встанет под любое попавшееся знамя, чтобы достойно встретить заклятого врага. Пускай он и погибнет – но что сейчас его жизнь? Ни семьи, ни дома, ни любимой. Так, бессмыслица, жалкое существование от кружки с пойлом до ближайшей койки, на которой можно забыться коротким сном. Но вот Этьен встрепенулся и достал из-за пазухи футляр, о котором, наверное, вспомнил только сейчас.
– А еще Раймунд перед смертью дал мне это, – мальчик перетянулся через стол. – Он строго-настрого наказал мне передать его лично вам в руки. И никому боле.
Повертев продолговатую вещицу в руках, Гордиан протянул его Культонию – а когда тот одним движением вытащил кинжал, сбил печать и вернул клинок обратно в ножны, принц достал свернутый в трубочку пергамент, разгладил его и погрузился в чтение. Судя по всему, то, что было в нем написано, стало для визрийца весьма неожиданной, но приятной вестью. Через время брови его взмыли вверх, почти подперев челку, а на лице вновь заиграла самодовольная хитрая усмешка – он походил на кота, который обнаружил разбитый кувшин со сливками. Вновь скрутив бумагу в тугую трубку, он ударил ей по доспеху Культония и что-то шепнул ему на ухо; лысый визриец сначала ответил ему недоверчивым взглядом, но когда понял, что чтобы не сказал ему принц, он и не думает шутить, охнул и затараторил. Едва он закончил, как Гордиан кивнул – и не успел никто моргнуть и глазом, как Культоний уже выскочил за дверь, едва не уронив за собою стул.
– Там написано что-то важное? – полюбопытствовал Этьен.
– О, да, – протянул визриец, положил свиток на стол и одним щелчком отправил его прямо к мальчику. – Но, думаю, лучше тебе узнать это самому, чем услышать из чужих уст.
Переглянувшись с друзьями, Этьен уткнулся носом в пергамент – а вот на него известия повлияли совсем иначе. Он перечитал послание несколько раз, будто не веря своим глазам, потом тихо ойкнул, побледнел, а следом взглянул на Гордиана, точно спрашивая, нет ли здесь какой-то шутки. Но тот лишь звонко рассмеялся, хлопнул себя по ляжке? откинулся на стуле и закинул одну ногу прямо на стол.
– Я, конечно, понимаю, лезть в дела королей и принцев нам не по рылу, – не выдержал Стефан. – Но хоть намекните, чего там такого веселого написано – глядишь, вместе посмеемся.
– Почему бы и нет? – произнес Гордиан, покачивая сапогом. – Можно и не намекать, а сказать прямо, да, Этьен?
– Там сказано, что я... я... – Этьен громко сглотнул; выглядел он так, будто не знал, плакать ему или смеяться. – Я...
– ... сын покойного короля Лоренса II Фабио, а значит – единственный законный наследник фриданского престола, – закончил за него Гордиан.
Даже Джейми с удивлением присвистнул, а уж Стефан с Мелэйной и того были поражены до глубины души. Кто бы и мог подумать, что когда-нибудь они будут сидеть за одним столом хотя бы с одним – а сейчас с двумя! – членами королевской семьи, пускай одного из них Джейми с удовольствием пустил бы на гуляш. Жаль, что этого не видит Рочелл... при мысли о невесте он вновь будто оградился щитом от всего мира, ткнув сам себе пальцем прямо в незаживающую рану. Но вот прочие – пожалуй, кроме самого Этьена – восприняли эту весть весьма бурно.
– Теперь понятно, чего этот бурдюк со своими дружками так за тобой гонялся, – Стефан стукнул ладонью о стол. – Хотел, наверное, продать тебя кому подороже. Нет, ну вы подумайте – отливал бок о бок с будущим королем. Свихнуться можно!
– Возможно, ты прав, – рассеянно произнес Этьен. – Но кем тогда был Раймунд?
– Тем, кому покойный Лоренс доверил собственного сына, – ответил Гордиан, сдвинув берет на затылок. – А этого дорого стоит, уже поверь моим словам. Как бы то ни было, мы еще можем избежать войны, если представим тебя императору и сенату, дабы мы могли заключить официальное перемирие, так что завтра же утром нам придется отправиться в Визр.
– Вам, – сказал Джейми и, в ответ на недоуменные взгляды, пояснил. – Вам завтра утром придется отправить в Визр. Мы уходим. Сейчас.
Этьен взглянул на него почти умоляющим взглядом, который, однако, никак не подточил камень в груди Джейми. Он скорее отрежет себе руку, чем по собственной воле отправится прямо в сердце империи, вместе с теми, кто не так давно убивал его друзей. Кто сжег его деревню. Отнял у него Ро. Кто-нибудь, наверное, смог бы позабыть и такое, но не он. И не его меч. Стефан с Мелэйной обменялись долгими взглядами, и первый почесал затылок:
– Послушай, дружище, давай не будем так спешить...
– Пожалуй, оставлю вас наедине, – поднял ладони Гордиан и поднялся со стула. – Независимо от вашего решения, хозяин этой крепости не откажет вам в приюте хотя бы на ночь. Это я так, к слову.
Он выскользнул наружу, а среди них тотчас разгорелся жаркий спор: Стефан заманивал Джейми несметными дарами и визрийскими женщинами, Мелэйна указывала на то, что бросить мальчика совсем одного будет, по крайней мере, жестоко, а уж если он будущий король, то и опасно – причем не только для него, но и для всей страны – а Этьен попросту переводил взгляд то на одного, то на другого, изредка пытаясь поддакивать.
И если к первому Джейми остался равнодушен, то со словами девушки, хоть и скрепя сердце не мог не согласиться – но все же, в конце концов, поставил их перед выбором – или они покинут крепость втроем, или он уйдет один. Гнетущее молчание нарушали лишь крики снаружи да ржание коней – но вот Стефан тяжело вздохнул, видимо, жалея о том, что так и не познакомится с какой-нибудь симпатичной визрийкой и сказал, что куда Джейми, туда и он. Мелэйна тоже нехотя согласилась – кинув извиняющийся взгляд на Этьена – и тот, понурив голову, был вынужден признать поражение.
Все же Джейми кое в чем уступил, согласившись остаться до утра. Даже он не смог устоять перед соблазном помыться, поесть до отвала и отдохнуть на теплой постели, поэтому остаток дня они провели, приводя себя в порядок: оттираясь от грязи и пыли, что, казалось, успели уже въесться в их кожу, сменив одежду – те обноски, во которые они были одеты, постеснялись бы, наверное, напялить и нищие – да по очереди посетив цирюльника.
