— Откуда ты знаешь, на что способен «Илья Муромец», а на что нет?
— Чувствую. Да разве ты сам не заметил, что это за корабль? Это…это настоящий оператор реальности, а не корабль. Он способен истребить все живое и неживое в радиусе десятка световых лет, вот если бы он еще умел делать это избирательно, тогда цены бы ему не было.
— Может быть, нам удастся его научить, так действовать… — неуверенно предположил Виктор.
— Об том тоже стоит поразмыслить, но для начала, я бы все же посоветовала тебе идти к отцу и просить его выйти из тени.
— Хорошо, — согласился Виктор, — пойдем, потолкуем с ним.
Федор Матвеевич с крайне задумчивым и усталым видом (он не спал уже пятые сутки) глухими шагами измерял просторы капитанского мостика. Он так ушел мыслями в себя, что не сразу заметил появление сына в рубке корабля, а когда все же обратил на того внимание, вяло ему кивнул, указав глазами на одно из кресел. В отличие от привычных Виктору капитанских рубок, в которых по кругу были расположены яйцевидные капсулы кокон-кресел, мостик «Ильи Муромца» ничего этого не имел. Круглый стол по средине, вокруг него совершенно обычные на первый взгляд кресла, мягкие, удобные, буквально зовущие присесть на них, гладкие стены, нежно светящийся потолок, довольно низкий по ощущению, ниспадавший к полу куполом.
Виктор присел, ощутив, как кресло моментально подстроилось под его тело и стало совершенно незаметным. По всему выходило, что Гагарин сейчас словно бы висел в воздухе, поддерживаемый неведомой силой.
— Что случилось, отец? — спросил он, видя, что Федора Матвеевича что-то гложет.
Гагарин-старший остановился, посмотрел сначала на сына, потом опустил взгляд на пол, медленно подошел к креслу на противоположном конце стола и тяжело рухнул на него. Впрочем, от этого креслу ничего не стало, оно было способно выдержать и не такие нагрузки.
— Вот именно, что ничего не происходит, — устало произнес он, поднося кулак ко рту, чтобы прикрыть зевоту, — и меня это очень настораживает. Чего они медлят? Изучают нас издали? Собирают силы на массированную атаку по всем направлениям?
Виктор подался вперед, облокотился на стол, спросил:
— Ты хорошо знаешь возможности паракрейсера?
— Достаточно, — непонимающим тоном ответил отец, — а что?
— «Илья Муромец» способен отслеживать зеркальную материю, и если да, то на каком расстоянии?
— Способен, но в том то все и дело, что зеркальников нет ни в системе, ни рядом с ней. Возможно, они умеют наблюдать за объектом, находясь при этом от него на очень большом расстоянии, что, сам понимаешь, нам и вовсе не выгодно.
Пора было сообщить отцу доводы Влады, а то неровен час, зеркальники начнут атаку, а контрразведка не будет иметь четкого плана действий.
— Отец, ты вообще задумывался над тем, как будет проходить их атака на Протею? Что будут делать защитные линии планеты, коих, сам знаешь, не много? Что будем делать мы?
— К чему ты клонишь? — насторожился Федор Матвеевич.
— К тому, что зеркальники развеют всю эту оборону на атомы, а потом то же самое сделают с планетой.
— Ты судишь об этом по одной атаке на Ро-Кха-Зам, наши крейсера…
— Наши крейсера без Абсолютного зеркала — ничто, — перебил его Виктор. — Все корабли в системе Протеи сейчас как на ладони. Атакуй — не хочу. Их перебьют в мгновение ока, и ни один из них не успеет включить защиту, понять, что происходит, и начать правильно маневрировать. Отец, я способен в некоторых ситуациях вычислять и мыслить со скоростью чуть ли не БКС, и я представляю, как будет мыслить интелектсистема каждого из этих звездолетов. Поверь, они ничего не смогут противопоставить внезапной атаке.
Федор Матвеевич изрядно призадумался. Потер лицо, помассировал веки. Видно было, что он находится на пределе человеческих сил.
— У тебя есть план? — спросил он, глядя на сына.
— Вообще-то нет, как такового. Я хотел поинтересоваться, не собираешься ли ты выйти из тени и предупредить местные планетарные силы обороны о возможном враге?
— Тем самым либо спугнуть его, либо подставиться самим под удар? Пойми. Мы — единственный козырь, который есть у людей против зеркальников, микронианцев и Бог знает кого еще, а выйти из тени — значит раньше времени засветиться.
— Хм, — ядовито ухмыльнулся Виктор, — и когда же наступит это самое время выйти из тени? Может быть, когда от местных сил не останется ничего? Может быть, когда враг методично примется за уничтожение Протеи, а заодно и всех человеческих колоний? Или, возможно, когда зеркальники, истребив внешнее, внутреннее кольцо планет, окажутся на орбите Марса, Венеры и Земли?
— Тихо, ни кипятись, — миролюбиво улыбнулся Гагарин-старший. — Ты понимаешь, что мы на войне? На самой страшной и непонятной войне, которую когда-либо знала человеческая история?
— Война везде одинакова, пап, не передергивай палку.
— Нет, сынок, далеко не везде. Есть войны захватнические, есть освободительные, и люди по одну и по другую сторону баррикад испытывают разные эмоции, идут на смерть с разными мыслями и чувствами…
— Но война воспитывает и из тех, и из других циников. Вот ты, например, я смотрю, уже очень давно работаешь на контрразведку, и при этом ежечасно, ежеминутно находясь дома, врешь матери, врешь мне, разыгрывая из себя порядочного инженера-конструктора.
— По-твоему, я непорядочный контрразведчик?
— Я этого не говорил. Я не знаю, каков из тебя контрразведчик, я говорю о человеке. Понимаешь? В любой ситуации, чем бы ты не занимался, нужно оставаться человеком…
— Вот именно по этому, — перебил Виктора отец, — я и вынужден был врать. Разыгрывать, как ты говоришь, из себя инженера. Ни тебе, ни ей не нужно было знать, что я занимаюсь чем-то опасным и подставляю по все опасное свою жизнь. Я не циник, как ты назвал меня, я всего лишь заботился о вашем душевном благополучии.
Виктор надулся, покраснел, от прилива эмоций.
— Мне ты мог бы рассказать, — буркнул он, уперев взгляд в одну точку по средине стола.
— И что бы это изменило? Ты начал бы дергаться, совершать лишние телодвижения, отвлекаться от своей работы и… вполне возможного, сейчас бы мы с тобой не обсуждали эти философские темы и планы по обороне Протеи. Кстати о планах, мы отвлеклись, ушли…эм…немного не в ту сторону.
Виктор вздохнул, постепенно успокаиваясь.
— Мое предложение ты слышал. Если ты думаешь подставить флот под удар зеркальников, то я пас. В таком действии я участвовать не намерен.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
