Он смотрел на нее с улыбкой, позволяя изливать яд.
– Как мне повезло влюбиться в такого идиота? Ему важно мнение какой-то девки, а ведь она сделала нас жалкими марионетками. Как ты можешь унижаться перед ней?
– Она не виновата.
– Не виновата? Она прокляла эту землю, а меня превратила в жалкую душонку, не способную существовать вне тела!
– Нина, ты столько времени провела в единении с моим кольцом, но так ничего и не поняла. Ты не увидела в том ужасе, сотворенным моим звериным существом, простую истину. Олеся не та, кого стоит обвинять. Она лишь выплеснула эмоции, а ты, прекрасное создание, живешь в моем воображении. Ты сильна и независима. Я не хотел твоей смерти, поэтому держи мою руку и живи, как будто в этом и есть смысл. Вдохни глубже. Теперь ты свободна.
Его слова были полны бреда, но Нина, кажется, узнала их. Ее лицо исказилось шоком. Глаза прояснились, а из груди вырвался сдавленный голос.
– Так это…. Все это время….
– Да, Нина.
– Ты убил меня.
– Но и я спас тебя. Моя вина не сопоставима ни с чем, не заслуживаю твоего прощения.
– Зачем ты это сделал?
– Ты любила меня так чисто и искренне. Зверь внутри желал крови, а человек имел возможность спасти, что я и сделал.
– Я всю жизнь думала, что Олеся подвергла меня мукам. Но выходит, что…. Мне не нужна больше власть, не нужна месть. Мы все страдали целую вечность. Ты сказал, что я в твоем воображении? – она закрыла глаза и болезненно поморщилась. – Да, теперь понимаю. Сила кольца зависит от его обладателя. Ненависть не решит ничего, а любовь способна спасти мир. Не моя любовь, а ваша. Моей любви больше не существует, как и меня. Теперь я это понимаю. Прости меня, Олеся, я подумала не на того. Ты права, я и есть самая большая ошибка.
Бросив напоследок фразу, девушка развернулась и медленно пошла прочь. Никто не пытался ее остановить, все понимали, что теперь Нина нашла покой.
– Ты пытался спасти нас обеих, – Олеся больше не могла сдерживать эмоции. – Создать этот мир было единственным выходом, но ты не мог запереть нас здесь вместе, поэтому Нина вернулась в тот мир, а я осталась здесь. Знаешь, лучше бы мы обе погибли тогда.
– Олеся, ты не понимаешь. Я готов был принять эту боль, стать зверем ради возможности получить твое прощение.
– Мое прощение? – слезы градом стекали по бледному лицу. – Ты пришел сюда ради него?
– Моя душа страдала так долго в созданном мною мире, но я не мог ни подойти, ни даже увидеть тебя. А ты страдала также сильно, я не мог не чувствовать это.
– Тогда ты должен был почувствовать гораздо раньше, что душа моя очистилась от гнева.
И она опустилась на колени передо мной (ним). Глаза в глаза. Ладонь в ладонь. Как в былые времена, когда Всеволод впервые коснулся ее руки. Они были еще детьми, но полны чувств. Тогда это была слабая искорка, а сейчас она вспыхнула с яркостью кометы. Вселенная словно расступилась перед ними, и весь мир пал к ногам, когда девушка, едва не соприкасаясь лбом с ним, горячо прошептала.
– Я прощаю тебя, любимый. И ты прости меня за мою слабость.
– Ты самый сильный человечек, которого я только знал. Ну же, иди ко мне.
Когда их губы соприкоснулись, я перестал быть заложником собственного тела. Яркая вспышка на секунду лишила меня чувств, но потом я обнаружил себя на земле подле тебя, все также спящей крепким беспробудным сном. Прости, но я не мог броситься к тебе, ибо увидел их.
Два ярких образа, держащих друг друга так крепко, что только обоюдное согласие могло их разлучить. Всеволод, мой дальний родственник, и Олеся.
Я не мог узнать в этой очаровательной русой девушке с ровной кожей и белом платье Агнию. Это была Олеся, как и при жизни. Агния – это черное проклятое тело, тот невыносимый образ, который она вынуждена была принять, чтобы научиться существовать в этом кошмаре.
Теперь она стала собой, той, кого погубило желание, а огонь растрепал ее прекрасное тело.
Проклятие осталось напоминанием в моей голове, мир наполнился белой дымкой. Он ускользал из моих рук, и я ничего не мог с этим сделать.
– Спасибо, Дима. Мы сделали это, – услышал я шепот Всеволода, и они оба исчезли. Словно никого не было.
И тут резкая боль заставила меня вскрикнуть. Глаза невольно закрылись, а, когда я их открыл, все закончилось. Мы вернулись в реальный мир.
– Так все и было, – закончил Дима рассказ, пытаясь уловить перемену настроения Кристины, которая вжалась в кресло с такой силой, что были видны лишь глаза.
Девушка понимала, что правда может не соответствовать придуманным идеалам, но ощущение странности не покидало ее ни на секунду.
– И это все? – слабо протянула она.
– А что еще ты хочешь услышать?
– Как именно проклятие снялось? – Кристина чувствовала, как внутри закипает негодование. – И Всеволод…. Кто он такой? Знаю, ты скажешь, что он твой родственник, якобы, но этого слишком мало.
– Думаю, этих знаний будет достаточно, – прервал Дима поток вопросов. – Лично я получил все, что хотел. Я сумел вытащить тебя из этого кошмара. Живой и здоровой. Вспомни, как ты прибежала ко мне, в диком ужасе, как просила меня найти решение. Вот оно. Больше тебя не потревожит ничего, никто не посмеет использовать тебя в своих целях. Разве не этого ты хотела?
Кристине хотелось возмутиться, но лишь тихо пробурчала. Душа горела с такой силой, что едва не плавила тело от переизбытка эмоций. Молодой человек был прав, именно этого ей и хотелось. Вернуть свою жизнь назад, не бояться собственной тени, вновь радоваться солнечному свету, зная, что никто не заслонит его своим звериным существом. Она желала этого так сильно, что забыла совсем, какой может быть эта жизнь. То, что у девушки было сейчас, не соответствовало всем ожиданиям. Пресытившись приключениями, она поняла, что дальше жизнь станет скучной рутиной. Рита сумела поймать свою нить, но Кристина не могла больше видеть подле себя такого человека, как Паша. Ведь в душе пылала любовь. Дикая, но отвергнутая смертью. Мнимой смертью. И сейчас тот, кто обещал истинный свет, сидел перед ней без тени тех чувств, которые она так привыкла ощущать в глубине его души.
Кристина больше не могла чувствовать Диму, ведь их души давно разделены на двух совершенно обычных людей. Не лучше ли ей было вообще не знать правды, чем сейчас натыкаться на полное безразличие?