Вероятность успеха была не так уж велика, но рискнуть всё же стоило.
Анка спрашивал себя, не слишком ли дерзок его план. Может быть, он недооценил опасность? Но, немного подумав, он пришел к выводу, что определил степень риска верно. Это его удивило. До вылета он думал, что всё будет хорошо, совершенно безопасно, но теперь, перебирая собственные мысли, осознавал, что кризисная ситуация его не удивляет. Подсознательно он на самом деле чувствовал, что это возможно, но, чтобы добавить себе решимости, намеренно гнал от себя мысли об опасности. Полеты всегда были сопряжены с риском для жизни. Об этом он знал всегда.
«Ведь я именно поэтому здесь, так? При такой погоде никто не выживет без помощи».
Он бросил взгляд на мечущиеся в стороне песчаные вихри, и в его сердце зажглось мятежное чувство, а губы тронула улыбка. «Что ж, поборемся, если так. Я всё еще могу победить».
Он увидел грузовой шаттл – точно там, откуда был послан сигнал SOS. По всей видимости, земляне после вынужденной посадки с места не трогались. Анка догадывался: они верили, что Марс не даст им погибнуть. Что ж, отчасти они были правы, а сейчас, наверное, репетировали, что скажут – зачем угнали грузовой шаттл. Анка уменьшил тягу реактивных двигателей и сделал круг над грузовым кораблем. Он притормаживал постепенно – так, что на каждом витке его истребитель терял высоту. Одновременно он связался с грузовым шаттлом по радио и попросил землян приготовиться к посадке. Как только истребитель приблизился к поверхности земли, сопла повернулись в вертикальное положение, и машина Анки медленно совершила посадку рядом с шаттлом.
Анка выпустил эвакуационный закрытый трап из хвостовой части истребителя и управлял им до тех пор, пока дальний конец трубы не присоединился к люку шлюзовой камеры шаттла. Затем он отстегнулся, облачился в скафандр, взял крылья и открыл кокпит, после чего пристегнул крылья. Он присоединил мотор к лодыжкам и привязал один кусок кабеля длиной в несколько метров к своему поясу, а другой – к хвосту истребителя. Увидев землян около иллюминатора шаттла, он знаками показал, что им следует перейти через шлюзовую камеру в трубообразный трап, а по нему – внутрь истребителя. Земляне невероятно обрадовались и стали выполнять инструкции Анки. Вскоре они оба уже сидели внутри кабины самолета – один впереди, второй позади.
Анка опустился на колени на фюзеляже над кабиной и показал землянину, сидевшему в кресле пилота, какие нажать кнопки, чтобы запустить программу взлета. После нескольких попыток всё получилось. Землянин очень устал, но жестами попросил Анку показать, что делать дальше. Анка улыбнулся и посоветовал землянину расслабиться.
Истребитель взревел и взмыл в воздух. Двигатели работали на максимальной мощности. Вертикальный взлет был ключом к скорости и адаптабельности марсианских истребителей, но он был и их ахиллесовой пятой. Ради этой способности машина должна была быть очень легкой и небольшой, и, вследствие этого, экипаж состоял всего из двух пилотов, и на борт мог взять очень мало грузов.
Волнение Анки стало сильнее тревоги. Он опустился на корточки на хвосте истребителя, словно спринтер на старте перед забегом. Машина поднималась всё выше и начала набирать скорость, и Анка почувствовал, что крылья у него за спиной поймали ветер и тянут его вверх. Тогда он оттолкнулся от корпуса самолета руками и ногами. Несколько мгновений свободного падения – и он ощутил, что крылья его держат и поднимают в воздух.
Ощущение было знакомое. Он превратился в флаг, хлопающий на ветру, в воздушный змей – как в тот день, когда они летели за буровым катером вместе с Люинь. Скорость истребителя была установлена на уровне крейсерской – то есть вполовину меньше той, с которой он мчался сюда, но всё равно это было намного быстрее, чем летел корабль Рунге. Истребитель летел в режиме автопилота, он сам держал путь к летному полю. Этой способностью обладали все марсианские истребители, так что даже в случае гибели пилота машины, совсем как в древности кони рыцаря, везли домой тела погибших хозяев.
Анка ощущал родство с этими древними рыцарями. Мятущаяся песчаная буря почти догнала его, она была подобна орде варваров, чьи лица скрывала пелена пыли. Анка напрягал мышцы спины и шеи. Он старался так управлять углом наклона крыльев, чтобы не врезаться в песчаный фронт с налета. Крылья были прочными, но тонкими, и если ветер и песок порвут их, тогда ему не миновать беды. Стало темнеть, до захода солнца оставалось всего полчаса. При нынешней скорости последнюю часть полета они совершат в темноте. Анке не было страшно. Всё будет хорошо – лишь бы только поскорее добраться до города. Анка посмотрел в сторону горизонта. Солнце на закате светило уже не так ярко. Его слепящий диск стал темно-золотым. Вихри песка порой закрывали солнце целиком, и тогда было видно только туманное гало. На линии горизонта темное небо и золотистая поверхность Марса сливались между собой, и песок походил на волны, вновь и вновь налетающие на море неба. Песок толкал Анку, бросал то вверх, то вниз. Несколько ударов оказались настолько сильными, что его швырнуло от одного борта истребителя к другому, как тростинку на ветру – от черноты к золоту. Весь мир качался то туда, то сюда.
Анка летел вперед, и его охватывала гордость, порожденная одиночеством. Между небом и землей ничего не было, и только он сражался с песком. В одиночестве было что-то торжественное, и это дарило Анке ощущение мира и покоя.
Песок налетал волнами, а сам он инстинктивно то нырял, то выныривал, стараясь сохранять равновесие. Пришлось посвятить этому все физические и умственные силы. Выбора не было – нужно было доверять только себе. Ни поддержки, ни товарищей, ни спасателей – только он один. Без этой веры он мог погибнуть. Сейчас он был войском в единственном числе.
Боль вгрызалась в надежду и веру, но боль была одинока и необъяснима.
Анка верил в себя. Он никому об этом не говорил, но считал, что может себе доверять. Ему не нравились разговоры про спасение – спасение цивилизации, планеты, человечества. Нет, ни во что такое он не верил. Никакого спасения человечества не существовало. Нельзя было считать справедливостью случаи, когда кому-то давали погибнуть, чтобы спасти всех. Те, кто утверждал подобное, либо пытались обмануть других, либо накрепко обманули себя. Спасти можно было только конкретного человека. Вот и всё.
«Если нельзя спасти всех, какой смысл спасать кого-то одного?» – написал Достоевский в «Братьях Карамазовых». Но что ему ответил Камю? «Если нельзя спасти одного
