Теперь можно было идти.
— Что это с ним? — забеспокоился дежурный по коридору, человек.
— Умер, — коротко ответил Майлз.
— Как умер? — переполошился тот. — Матушки, да с меня голову снимут!
Морлоки из тюремной охраны отнеслись к делу равнодушно — их это не касалось. Под оханья дежурного Майлз дошел до лифта и спустился на три уровня вниз — человек указал дорогу в морг, а сам побежал связываться через инфосеть с начальником дворцовой охраны.
Майлз вышел из лифта на четвертом уровне и зашел на пост — с бесстрастным, спокойным лицом, будто так и надо.
— Убийца госпожи цукино-сёгун умер, — сказал он.
— О, дьявол! — начальник этого поста аж вскочил. — От чего он умер?
— Т-82 перестарался, — пожал свободным плечом морлок.
И в этот момент Суна застонал.
— Не стрелять! — крикнул начальник караула, Майлз ударил его ногой и этим ударом отшвырнул на одного из стрелков. Очередь ударила в потолок, тут же взвыла сирена тревоги — а до шахты сброса трупов было каких-то десять метров! Майлз кинулся вперед, напролом — и ударил второго стрелка когтями в горло, а тот одновременно нажал на спуск. Майлз выпал в ту самую дверь, к которой так стремился, его ноша покатилась по полу, а сам он, захлопнув дверь, навалился на нее всем телом, чувствуя, что слабеет.
— Хитокири-сама! — крикнул он. — Хитокири-сама!
Шатаясь, Дик поднялся на четвереньки и обалдело повел головой из стороны в сторону. Он окончательно перестал понимать, что происходит.
— Дальше по коридору, — прохрипел Майлз, показывая. — Трупосброс. Прыгайте туда. Быстрее, хитокири-сама. Я умираю, и недолго смогу держать две…
Пули, ударив сзади, разорвали ему грудь, но он все же не отвалился от двери, только сел на хвост. Сумасшедший Бог имперцев коснулся его лба пробитой ладонью — и боль исчезла.
— Сколько раз просили поставить современные двери, управляемые с пульта! — выкрикивал через минуту начальник тюрьмы в лицо Метцигеру.
— Как так вышло, что они остались втроем и могли свободно общаться?! — хрипел в ответ Метцигер.
— У меня не было приказа изолировать их друг от друга!
— А голова вам нужна зачем? Бритву на ней править? (начальник тюрьмы был лыс как коленка).
— А кто так воспитывает свою охрану?
Потный и красный после этого разговора Метцигер, выходя, обратил внимание на Дика, который валялся в углу.
— Этого — поставить во дворе, в «стоечку» под конвоем из пяти человек. Не морлоков. Человек. И… зашейте ему рот.
— Что? — икнул начальник тюрьмы.
— Зашейте ему рот! Иголкой и ниткой, степлером, чем угодно! Булавкой сколите — но чтобы он не мог тут совратить ни одного!
Метцигер вышел, а помощник начальника тюрьмы, посмотрев на измочаленного маленького сохэя, с ужасом спросил:
— Мы что и вправду это сделаем?
— Да пошел он туда-то и туда-то! Зачем нам еще одно лишнее мучительство? — начальник тюрьмы подумал и добавил:
— Заклеим.
* * *
Игры с кровавым исходом были не таким уж частым делом в Пещерах Диса — разве что по случаю вот таких вот важных похорон. Сами похороны, торжественный запуск ракеты с прахом, были делом избранных, кучки родственников и придворных — а простой народ искал зрелища попроще и подинамичнее. В двадцать восемь часов каменная чаша Арены была заполнена народом до краев. Из репродукторов доносились песни в исполнении Лорел. Кое-кто откровенно плакал, многие уже напились. На арену набросали стлько цветов, что она стала походить на клумбу.
Каждый клан и каждое частное лицо имели право выставить на эти игры столько рабов, сколько считали нужным. Сегодня игра обещала быть славной — девятнадцать боевых морлоков были заявлены на бой; четырнадцать — от разных кланов, пятеро — от анонимов, что сильно затрудняло работу тех, кто принимал ставки. Впрочем, по сравнению с великолепием похорон Бона это было так, поразмяться. На похоронах Бона девяносто морлоков рубились в три этапа.
Бо побаивался, что после того как спятил Гэппу, его снимут с боя, и тогда в казарме он не оберется позора. Но господин Метцигер проявил великодушие — и сейчас Бо собирался в полной мере осуществить свое преимущество конвоира.
Он помог Суне спуститься с тележки, под свист и ненавидящий рев толпы подвел его к вмурованному в пол алому шесту и, заведя ему локти за спину, просунул между их сгибами и столбом длинный прочный шест. Имперец даже не попытался сдержать стона. Его терпение достигло предела — по приказу Метцигера последние часы его продержали стоя, между силовыми полями, а сейчас руки его были немилосердно заломлены назад, а цепь врезалась в живот. Он не мог упасть, не мог выгнуться так, чтобы не касаться столба спиной, которая уже начала синеть и чернеть — и непроизвольные рывки туда-сюда казались жутким танцем под песню «Кто вечной жизни жаждет». Рот приговоренного был заклеен пленкой — правильно, нельзя позволить такому колдуну говорить.
Соперники вышли на поле и Бо оглядел их. Большинство — старики, а место перед жертвой, занятое Бо как конвоиром, было самым стратегически выгодным: тем, кто будет стоять прямо перед ним, придется отбиваться от тех, кто будет напирать сзади. Бо сможет разить в спину.
Тележку увезли. Музыка стихла. На возвышение взобрался распорядитель и ударил поющим жезлом о камень. Трибуны замолчали.
Распорядитель подождал, пока все займут положенные места, зачитал приговор Суне и взмахнул рукавом.
Резня началась, и в самый же первый миг один из морлоков, выставленных анонимами, безгербовых, повел себя странно, но разумно: прорвался через ряд противников и занял место возле Бо. Хитрый черт! Бо решил не убивать его пока — вдвоем они перекрывали больший сектор.
Каждый из морлоков имел флорд, но в ход шли и хвосты, и когти. В первые же пять секунд боя большинство получили порезы и рваные раны, а первая смерть наступила на двенадцатой секунде. Трибуны бесновались.
Краем глаза Бо успел заметить, что приговоренный сохэй выпрямился и позой теперь напоминал морлока, стоящего по стойке «смирно» — с кулаками у бедер, с развернутыми плечами. Казалось, он просто-таки хочет поймать открытой грудью лезвие!
Бо «зевнул» и пропустил удар в бедро. Было уже пять смертей, кровь залила арену и подтекала к ногам жертвы. Бо ударил флордом вроде бы налево и, обманув противника финтом, блокировав его лезвие — всадил когти левой руки противнику в печень. Одновременно кто-то ударил сзади и смахнул тому голову. Нечестно! Он был мой! Бо оказался лицом к лицу с тем, кто воспользовался плодами его риска, и показал ему, что чужие победы не впрок.
— Сзади! — крикнул тот, дерзкий, что занял позицию рядом. Бо ударил, не разворачиваясь — флорд вонзился в плоть, еще одно тело тяжко грохнулось о бетон.
Теперь мертвы были двенадцать, а семеро кружили возле жертвы.
— Начнем с крайних, — сказал этот бывалый морлок, и Бо доверился ему. Он убил своего крайнего — и тот серьезно сопротивлялся целых двадцать секунд! — но тут удача изменила. Кто-то из мертвых был не так мертв, как это казалось. Конвульсивное движение руки не было прицельным и произвольным — умирающий просто махнул лезвием по полу — и Бо с удивлением и ужасом понял, что ему не на что ступить правой ногой, а ступня его валяется метрах в полутора.
— Боги, — сказал он, и упал на колено, истекая кровью. Рука его уперлась в брошенный кем-то венок — и он успел почувстовать запах ген-модифицированных лилий. Кто-то из врагов заметил его безнадежное положение, подскочил, ударил — но Бо из последних сил вонзил флорд ему в живот.
Через две минуты его союзник разделался с последним противником. Кто-то сорвал неслабый куш, поставив на безвестного морлока — но больше всего денег огреб тот, кто заключил совершенно фантастическое пари: аноним номер четыре победит, но трофея — сердца — не возьмет.
Как ни странно, но оправдала себя именно эта ставка. Победитель был изранен, с ног до головы покрыт своей и чужой кровью. Подойдя к жертве, он одной рукой убрал лезвие флорда на длину вакидзаси, а другой — поддел когтем и сорвал с губ приговоренного клейкую ленту.
— Ты — человек, — проговорил осужденный, еле ворочая деревянным языком.
— Знаю, — сказал победитель; схватил его одной рукой за горло, а другой нанес удар под сердце и провел лезвием влево, ровно на ширину ладони.
Трофея взять он не успел. Раны сделали свое дело: колени морлока подломились и он упал.
Распорядитель подождал немножко — не поднимется ли победитель, не шевельнется ли жертва? Нет, ни единого движения на арене не было видно — только кровавая лужа расползалась. Осужденный наверняка был уже мертв и на ногах стоял только потому, что его поддерживал столб.
Распорядитель дал знак. В Пещерах Диса не возились с уборкой трупов, к арене просто был подведен канал от реки, снабжавшей город водой. По знаку распорядителя открылись ворота шлюза, вода заполнила арену. Подхватив цветы, она смешалась с кровью и сделалась красной, как воды Нила в день казни египетской, и когда она достигла колен осужденного, все ахнули: он поднял голову!
