25 октября на совещании в Санлисе четыре командующих силами союзников – Фош, Хейг, Петен и Першинг – обсуждали условия мира. Главной их целью было не позволить немцам возобновить бои в будущем, после заключения перемирия, возможно ранней весной. Чтобы предотвратить такое развитие событий, они настаивали на конфискации всей немецкой артиллерии и железнодорожных составов. Мнения разошлись по одному вопросу: готовы ли немцы принять такие условия? Хейг считал, что, несмотря на серьезные потери в последних сражениях, немцы еще не разбиты и, отступив, способны создать новую и эффективную линию обороны. Армии союзников, на взгляд Хейга, были «сильно измотаны». Его отзыв об американской армии обидел Першинга. Она «еще не организована, еще не сформирована, в значительной мере страдает от незнания современной войны». В следующем сражении «на нее не следует особенно рассчитывать».
Отмахнувшись от критики, Першинг указал, что, поскольку американские линии снабжения протянулись на 4800 километров через Атлантику, условия перемирия должны включать капитуляцию всех подводных лодок. Все согласились. Фош возразил Хейгу, считавшему, что немцы еще не разбиты, и отметил, что с 15 июля было захвачено 250 000 немецких солдат и 4000 орудий. Немецкая армия отступала по всему фронту. Она терпела поражение ежедневно в течение трех месяцев и была полностью разбита, как физически, так и морально.
Такого же мнения придерживалось высшее военное командование Германии, и все же в Спа Гинденбург и Людендорф, раздраженные настоятельным требованием Вильсона, чтобы Германия приняла условия перемирия, едва не решились на акт открытого неповиновения. Проигнорировав требование Вильсона, они подготовили циркулярное письмо, которое телеграммой отправили всем командующим группами армий, назвав условия перемирия невыгодными для Германии и неприемлемыми для армии и приказав «сражаться до конца». Требование Вильсона «для нас, солдат, всего лишь вызов, причина продолжать сопротивление всеми силами». Никакие жертвы союзников не позволят «прорвать германский фронт». После протеста одного из командующих армиями телеграмма была отозвана, однако один из армейских радистов, член Независимой социалистической партии, успел передать ее текст из Ковно, где он ее получил, в Берлин депутатам рейхстага от его партии.
24 октября началось еще одно наступление союзников, на Итальянском фронте. Ему предшествовал обстрел из 1400 орудий австрийских позиций вокруг Монте-Граппы. В новом наступлении помимо британских, французских, чехословацких и американских подразделений участвовала 51 итальянская дивизия.
На реке Пьяве британцы яростно сражались за остров Пападополи. Это были ветераны Западного фронта, с особым взглядом на ожесточенные бои. «В данном случае, – вспоминал один из армейских капелланов, преподобный Кросс, – новизна действия очень помогла ослабить напряжение. В окопной атаке во Франции было нечто отвратительное, нечеловеческое. Грязь, дощатые настилы, мертвые лошади, мимо которых мы шли, грохот и рев пушек – все это вместе оказывало жуткое воздействие, выдержать которое можно было, только если совсем не думать о том, что происходит. Теперь все иначе. Несколько месяцев горячие головы батальона рвались в бой. Пушки молчали, аллеи из деревьев сверкали роскошью осеннего наряда. В довершение всего элемент приключения, присутствовавший в переправе через реку, и тот факт, что мы сражались против врага, которого стали презирать, освободили людей от тяжкого груза в душе, который ощущали все год назад у Пасхендале».
«Солдатам не терпелось закончить войну, – писал Кросс, – нанести австрийцам сокрушительный удар, наказать за все преступления, которые они совершили после судьбоносного убийства в Сараеве, и, хотя все понимали, что предприятие это рискованное, игра стоила свеч» [268]. Остров Пападополи был захвачен, но сильный дождь и подъем воды в реке не позволили продолжить наступление. В тот же день в горах итальянцы отбили гору Асолоне, которую австрийцы захватили годом раньше, но затем снова оставили ее.
В Германии 25 октября газеты опубликовали отозванную телеграмму из Спа, призывавшую «сражаться до конца». Принц Максимилиан в ярости отправился к кайзеру и потребовал отставки Людендорфа, угрожая в противном случае отставкой правительства. Людендорф, в свою очередь, приехал в Берлин и на встрече с кайзером потребовал отвергнуть последнюю ноту Вильсона. Если народ поддержит сражающуюся армию, сказал он, «война может продолжаться еще несколько месяцев».
Людендорфа поддержал Гиндебург и, что еще важнее, начальник штаба флота адмирал Шеер. Новый военный министр, генерал Генрих Шёйх, тоже встал на его сторону. Но кайзер был возмущен, что Людендорф направил телеграмму непосредственно в войска, минуя его. «Превосходно! – с гневом и сарказмом воскликнул он. – Вынужден напомнить вам, что вы находитесь в присутствии вашего императора».
Осознав, что теперь продолжать войну невозможно или что ему не позволят этого сделать, Людендорф подал в отставку. Воюющая нация потеряла своего военного лидера. Однако Гинденбург, номинальный глава Генерального штаба, сохранил свой пост – кайзер отказался утвердить его заявление об отставке. Сам кайзер, Верховный главнокомандующий немецкой армией, тоже превратился в символическую фигуру: правительство принца Максимилиана продолжало искать условия перемирия, приемлемые для союзников. Преемник Людендорфа на посту генерал-квартирмейстера, генерал Грёнер, был реалистом, понимавшим, что Германия уже не способна вести войну.
На Турецком фронте арабские формирования под командованием шерифа Хусейна достигли пригородов Алеппо, самого северного арабского города Сирии. Армия Алленби также приближалась к Алеппо – кавалеристам не терпелось увенчать свой рейд через всю Сирию взятием города. Алеппо защищал Мустафа Кемаль. 25 октября арабское население города подняло восстание, полное решимости встретить союзников свободными людьми, и Кемаль приказал солдатам очистить улицы. Арабскими отрядами, которые ему противостояли, командовал бывший офицер турецкой армии Нури аль-Саид [269].
К ночи Кемаль понял, что не в состоянии удержать этот самый южный бастион Османской империи, и приказал войскам оставить город. Он знал, что дальнейшее наступление арабов или союзников приведет их на турецкую землю, и поэтому всего в 8 километрах севернее Алеппо развернулся – не только для того, чтобы дать отпор противнику, но и фактически обозначить будущую южную границу Турции. У города Харитан, где он принял бой, 3000 турецких и немецких солдат под его командованием остановили авангард армии Алленби и заставили отступить индийскую кавалерию, Джодхпурских и Майсурских улан.
На Итальянском фронте австрийцы все еще удерживали фронт в горах, сражаясь за каждую пядь земли. Первые признаки разложения появились 26 октября, когда три венгерские дивизии потребовали возвращения в Венгрию. Их требование было удовлетворено, и через двадцать четыре часа они оставили позиции. Турция, третья опора Центральных держав, тоже переживала нелегкие времена. 26 октября кавалерия Алленби вошла в Алеппо. Турки отступили к Анатолии. На Месопотамском фронте тысяча британских кавалеристов за два дня наступления преодолела 53 километра.
26 октября трое турецких представителей добрались до острова Мудрос в Эгейском море, чтобы начать мирные переговоры. С ними прибыл генерал Таунсенд, после падения Кута два с половиной года содержавшийся в плену в окрестностях Константинополя, которого турки попросили помочь добиться перемирия. Переговоры происходили на борту линкора «Агамемнон», тремя с половиной годами раньше входившего в состав британской эскадры, которая подвергла бомбардировке Дарданеллы. Как и на Западном фронте, мирные переговоры в Эгейском море не сопровождались прекращением боевых действий.
Через сорок восемь часов после прибытия турецких переговорщиков на Мудрос британские войска подошли к болгарскому порту Дедеагач в 16 километрах от турецкой границы, намереваясь вторгнуться в европейскую часть Турции. Британские войска также приближались к Андрианополю, бывшему турецкому городу, уступленному Болгарии в 1913 г.
На всех фронтах бои и переговоры велись одновременно. Особенно ожесточенными были сражения на Итальянском фронте. Во время одной из австрийских контратак в плен попали 600 итальянцев. 27 октября итальянским и британским войскам удалось форсировать реку Пьяве. Это был переломный момент битвы, в которой в плен попало 7000 австрийских солдат. Назревал бунт, две австрийские дивизии отказались контратаковать. Император понял, что ждать можно только отхода, отступления и бегства. «Мои люди не могут и не хотят продолжать войну, – телеграфировал он кайзеру в тот день, прибавив: – Я принял твердое решение просить сепаратного мира и немедленного перемирия».
