Связной помчался. Он то падал, то бежал, петляя во все стороны и прячась за толстые ели. Он хитрил, чтобы уйти от смерти, наполнявшей лес свистом пуль, воем мин. Он бежал все быстрей и быстрей, и все же громкое «ура» соседей обогнало его.
— Ура! Ура! — неслось по лесу.
Грозный клич рос, ширился.
— Молодцы, связисты, хорошо работаете! — неслось по линии. — Сейчас возьмем деревню. Держитесь!
Эти слова передавались от телефонистов к бойцам и вселяли уверенность.
— Ребятушки, пошли! — Морозов поднялся и строго добавил: — Иванов, Семикин, Шустов, за мной!
В правой руке Морозов сжимал наган, в левой — палку, которой он отодвигал в сторону ветки.
— Перебежками, слушай мины, за мной! — крикнул он.
И все побежали. Белые силуэты замелькали меж деревьев.
Услышав приближающуюся мину, все упали в снег. Звягинцев упал на Морозова. Тот промолчал, укоризненно посмотрев на него. А когда Звягинцев вторично прикрыл собой командира, Морозов строго сказал:
— Не смей этого делать!
— Есть не делать этого! — с улыбкой ответил Звягинцев, зная, что он не выполнит этого приказа командира.
Снова все побежали.
— Эй! — окликнул Морозов и дотронулся палкой до снежной кочки под елью.
То, что казалось кочкой, зашевелилось, и мы увидели бородатого бойца, засыпанного снегом.
— Немецкие автоматчики, — показал он влево, где рвались разрывные пули.
— А ты им не кланяйся, вперед?
— Ур-ра! — раздавалось кругом.
Справа бежали бойцы соседней части, и едва ли не первым несся наш связной. И хотя было еще далеко, он метнул гранату прямо в дыру, под дом, откуда торчало дуло пулемета. Удар потряс дом и выворотил пулемет наружу. Связной завернул за угол дома и увидел наведенный на себя пистолет. Удар прикладом — и фашист опрокинут навзничь. Боец повернул пулемет и разрядил его в убегавших врагов. Выхватив из сумки еще одну гранату, он бросился через улицу к избе напротив. Что-то его толкнуло, ожгло, и он очутился на земле, но вскочил, и тут же его снова бросило наземь.
— Скорее, скорее! — звал он, протянув дважды раненную руку бежавшим навстречу.
Взрыв мины — и он падает снова, из перебитой ноги течет кровь…
— Я сам, теперь я сам себя перевяжу, — говорил он. — А вы бегите, бегите, добейте его, гада!
Он метался и кричал, а санитары, подхватив его, спешили укрыться за углом развороченного минами, изрешеченного пулями дома.
Трещали и рушились в огне избы. Ветер выметал из развороченного дома, в котором помещался немецкий штаб, бумаги, гнал их по улице.
— Еще одна деревня наша, — говорил Морозов бойцам, тащившим немецкие минометы. — И следующую с ходу возьмем!
— Возьмем! — раздались голоса и тут же смолкли — так потряс бойцов своей неожиданностью невесть откуда зазвучавший мирный штраусовский вальс.
Все обернулись: Тюрин стоял на коленях, поддерживая патефон, и лицо его расплылось в улыбке.
— Слушай команду! — закричал Морозов. — Деревня наша. Будем наступать дальше. Молодцы, ребята!
Из леса, описывая в темном небе красную полудугу, вылетел один снаряд, за ним второй, потом где-то впереди загрохотали разрывы. Сражение продолжалось.
Владимир Казаков
ЗА ЧАС ДО ВЫЛЕТА
После двухнедельного обмена опытом, деловых встреч и прощального банкета мы покидали Америку. Младший директор авиафирмы «Боинг» предоставил в наше распоряжение вместительный лимузин и конверт с билетами на трассу «Голубая лента», связывающую Соединенные Штаты с Европой.
Машина почти беззвучно скользила по мокрому асфальту, пожирая сотню километров, отделявшую нас от аэропорта. Тонко посвистывал ветер в полуоткрытых форточках; стеклоочистители, лениво покачиваясь, стирали водяную сыпь. Разговаривать не хотелось. Обволакивала приятная дремота, глаза, уставшие от ярких дорожных реклам, закрывались. Я сидел за спиной шофера, остановив безразличный взгляд на его упругом, подстриженном под скобку затылке, и мысли становились все более вялыми.
Шофер повернул голову, блеснул загорелой лысиной, обрамленной кружком жестких волос, и неожиданно сказал по-русски:
— Так я усну за рулем. Может, анекдотик?.. Впервые встречаю летчиков-молчунов!
— А вам часто приходится иметь с ними дело?
— Я же шофер фирмы, да и сам пилот.
— Вы пилот? А почему же крутите баранку?
— Чтобы водить самолет авиакомпании, нужно положить в ее сейфы кругленькую сумму, почти равную стоимости машины, на которой собираешься летать…
Это мы знали. Оберегая себя от убытков в случае аварии по вине пилотов, авиакомпании допускали за штурвал только состоятельных людей.
— Такой суммы у меня нет, — продолжал шофер, — да и моя прошлая карьера стоит закрытым шлагбаумом на пути в воздух.
Долго просить не пришлось, и он рассказал нам историю своей жизни. Сон прошел. Слушая, мы перенеслись в мир, где воспитывается человек, готовый пойти на любую мерзость, в мир, где звериные повадки ценятся превыше всего…
Давно промелькнула стальная арка аэровокзала, остановился автомобиль, а мы сидели в клубах едкого сигаретного дыма, дослушивая рассказ бывшего летчика ВВС США Рокуэлла Смита…
Контракт подписан
Рокуэлла разбудило радио. Густой баритон бодро рявкнул песенку «Наш Билли».[21] Это было необычное начало передачи для радиоцентра провинциального городка.
Быстро поднявшись, Рокуэлл выключил динамик и начал делать утреннюю гимнастику. Тренированное тело спортсмена быстро обрело бодрость, и, прервав упражнение, он двумя легкими прыжками оказался у письменного стола и взял с него лист плотной глянцевой бумаги. Левой рукой толкнул раму окна. Озорной ветерок перегнул лист, но Рокуэлл бережно его расправил и улыбнулся. Сияющие глаза в который раз перечитывали аттестат об окончании колледжа. С листом в руках он прошел к кровати, лег и закрыл глаза.
Неслышно открылась дверь комнаты, и через порог ступил черноволосый, почти квадратный парень с залепленной пластырем бровью. Черты лица его были правильны, но странно безжизненны. Маленькие, близко расположенные друг к другу глаза с черными большими зрачками ярко блестели, а между тем в них не было заметно теплоты. Без оттенков, только блестящий взгляд казался до предела напряженным и внимательным. Голос его звучал глухо и монотонно.
— Вставай, Рок! Сколько можно жить зажмурившись? А ну, вставай… вставай, ходячая формула!
Рокуэлл сел на кровати.
— Доброе утро, Джо!
— У тебя такой вид, будто во сне ты откопал клад или нашел работу.
